Жернова истории - часть 1 - Андрей Колганов

Ответ я получил в том же номере "Правды", читая сообщения о сессии ВЦИК. Опаньки! Иосиф Виссарионович у нас стал председателем Совнаркома.

Это, конечно, не почти всесильный генсек, имеющий в руках послушный Секретариат, но тоже кое-что. Немного зная Сталина, надо надеяться, что он сможет распорядиться этим постом должным образом. Хотя трудновато ему придется, на первых-то порах. Не позавидуешь. Наркомами так не покомандуешь, как секретарями ЦК. Да и вникать придется не в одну лишь аппаратную механику и политические расклады, а в бездну и прорву конкретных хозяйственных вопросов.

Ну, а Рыкова куда дели? Замом Сталина. Так, Каменев остался председателем СТО (но эта, некогда очень важная должность все больше и больше превращается в декоративную). По наркоматам… А не помню я, кто каким тогда заведовал! Те, про кого помню – все на месте. Куйбышев – нарком РКИ и одновременно председатель ЦКК. Цюрупа – председатель Госплана. А, вот и первое отличие! Нарком по военным и морским делам – Фрунзе, а не Троцкий. Но дальше – снова все на своих местах. Рыков – председатель ВСНХ. Рудзутак – глава НКПС. Красин – наркомат внешней торговли, Чичерин – НКИД….

Кстати, что же с Троцким? Смотри-ка, практически как в моей реальности! Член коллегии ВСНХ. И до кучи – всякие комитеты: концессионный, научно-технический, энергетический, да еще и совещание по качеству. Ну-ну. Знаем мы, чем борьба за качество обычно кончается…

В начале июня, шестого числа, после работы, иду, как уже пристрастился делать каждую пятницу, в динамовский тир на Лубянке. Иду, размышляя, что занятия стрельбой "просто так" — бессмысленны, если я не собираюсь выступать в соревнованиях… или обзаводиться собственным оружием. Но вот только обещание Лиды подобрать что-нибудь компактное пока так и осталось обещанием. И – на тебе! — у самого входа как раз и встречаюсь с Лидой Лагутиной.

Поздоровавшись, вместе спускаемся в подвал. За стрельбой особо не поболтаешь, но даже после тренировки, когда я провожал ее по Неглинке, а затем по бульварам домой, она была неожиданно молчалива. Мы перешли Тверскую, и Лида вдруг повернула в сторону противоположную дому, направившись к скамейкам, огибавшим плавной дугой памятник Пушкину. Народу на бульваре в этот час было немало, но свободные места нашлись, и, повинуясь ее молчаливому приглашению, присаживаюсь рядом с ней.

Какое-то время она не произносила ни слова, и у меня была возможность обежать взглядом вокруг.

Дальше по бульвару, в невидимой для нас из-за деревьев и кустов небольшой эстраде, имевшей характерную форму "раковины" духовой оркестр энергично наяривает что-то из вальсов Штрауса, а потом переходит на "Дунайские волны". Рядом с нами на скамейках, и поодаль, на своеобразных тяжелых металлических стульях, расположились весьма разнообразные типажи. Оказалось, что уже и в это время в ходу цветные надувные шарики, с которыми носятся дети. Мимо степенно прогуливаются девушки в довольно длинных юбках, но я обращаю внимание на то, что мода начала уже их стремительно укорачивать, во всяком случае, по сравнению с прошлым годом. Можно разглядеть светлые нитяные чулки, на некоторых – белые (тоже писк моды, наверное?). А вот туфельки на большинстве простенькие, парусиновые.

В толпе бросаются в глаза красные косынки – это в основном девчонки из рабочей молодежи, хотя не у всех из них цвет косынок – красный. Проходят по аллеям франтоватые матросы в бескозырках и форменках, в черных клешах на широких ремнях с латунными пряжками. А вот прошли два молодых парня в гимнастерках, буденовках с голубыми звездами, на нарукавных суконных клапанах – по три кубаря. Похоже, недавно закончили какие-то командирские курсы, но какие – этого по цвету петлиц и клапанов определить не могу (уж больно запутанная сейчас система этих знаков различия).

Где-то неподалеку выпекают вафли, и ноздри время от времени улавливают запах вафельного теста. Однако гораздо сильнее в нос шибает махоркой – многие гуляющие и рассевшиеся на лавочках попыхивают самокрутками или дешевыми папиросами. Правда, в запах махорки нет-нет, да и врывается аромат душистого английского табака "Кепстен", появившегося в продаже в прошлом году. Но его может себе позволить только состоятельная публика. Аллеи бульвара и пространство у скамеек обильно засыпано шелухой: такое впечатление, что семечки лузгают едва ли не все поголовно.

Честно говоря, это окружение из махорки и шелухи от семечек меня малость напрягает, и приходится перехватывать инициативу:

— Слушай, Лида, если уж ты собралась со мной поговорить, давай это сделаем где-нибудь в другом месте, не под запах махорки и треск семечек!

Девушка не настроена спорить. Она кивает, и интересуется, не без некоторой ехидцы:

— Что, пойдем, посетим какое-нибудь нэпмановское заведение? Других поблизости нет.

— Да наплевать, что оно нэпмановское. Главное, чтобы стулья были удобные, — не слишком остроумно пытаюсь пошутить я. — Так что, давай, веди. Где тут ближайшее?

Мы поднимаемся с лавочки, и Лида ведет меня через бульвар. Мы пересекаем трамвайную линию, и топаем по булыжной мостовой прямо к кинотеатру "Великий немой". Красочная реклама кинотеатра завлекает посетителей поглазеть на приключения улыбающегося белозубой улыбкой Дуга Фербенкса и великолепной Мэри Пикфорд, золотистые кудряшки которой свели с ума не одного подростка (и не только подростка…).

Однако не кинотеатр является нашей целью. Мы сворачиваем, пересекаем Тверскую, минуем красивый трехэтажный дом в стиле "модерн", где располагается редакция газеты "Труд" (а через несколько лет у него под боком должно начаться строительство большого полиграфического комбината "Известий"). Теперь я и сам вижу зеркальные двустворчатые двери заведения, открывшегося, судя по всему, совсем недавно.

Заходим внутрь. Боже! Лепнина с позолотой, штукатурка под мрамор, картины сомнительного достоинства в пышных золоченых рамах, пальмы в кадках… В глубине зала – возвышенная эстрада, где кучка музыкантов энергично выводит мелодию танго, и под эту мелодию что-то выпевает нарочито томным голосом певица не первой молодости, но с довольно пышным бюстом, в длинном бархатном платье с угрожающего размера декольте.

Ну, прямо родным повеяло! Типичная сценка из какого-нибудь советского кинофильма 50-х – 70-х годов, где действие разворачивается в эпоху НЭПа!

Да-а-а… Не лучше ли было остаться на бульваре? Но отступать поздно – сам все это затеял. Но… в зале не видно свободных столиков. Свободные места есть, однако мне не хотелось бы беседовать, когда за столиком сидит еще кто-то посторонний. Пока я замешкался в некоторой растерянности, двери за нашей спиной хлопнули, послышались энергичные шаги и рядом с нами появился высокий, стройный человек, с нахальными глазами и тщательно причесанными пышными волосами. Новенький костюм из светло-бежевого коверкота сидел на нем, как влитой. Ненавязчивый аромат какого-то дорогого одеколона (по запаху я их не очень-то различаю, но что это не дешевка, понять можно было сразу) весьма органично дополнял картину.

— Вы что встали, молодые люди?

Хм, молодые? Если он и старше меня, то на год-два, не больше. Но говорит, чертяка, таким убедительным голосом, с такими чарующими интонациями, что невольно поддаешься его обаянию.

— Места для себя с девушкой найти не можете? — продолжал незнакомец. — Так сейчас мы это исправим! Пойдемте за мной! — и он повелительно тронул меня за локоть, увлекая за собой. В этот момент я обратил внимание на его красивые, ухоженные, длинные, как у музыканта, пальцы.

Он уверенно провел нас по залу, где над столиками витал дымок папирос, в отдаленный уголок, где, несколько в стороне, стоял не накрытый и никем не занятый столик. Незнакомец, опередив меня ловким маневром, отодвинул стул, предлагая Лиде сесть, и тут же поманил пальцем официанта.

— Так, любезный, — вежливым, но строгим тоном произнес он, — накройте-ка нам столик, и сообразите легкий такой ужин на троих. Ну там, икорка, балычок, жульен из дичи… Рябчик у вас сегодня свежий? — и дождавшись утвердительного отклика официанта – "Конечно, как иначе-с!" — продолжил:

— Значит, рябчик, медальончики из телятины, осетринка паровая… Ну, и французское марочное… Шато-Марго, я полагаю. И Мускатель к рыбке. Да, и фрукты для дамы. Ступай! Мухой!

После этого ресторанного монолога он повернулся к нам, и слегка наклонив голову, доверительным тоном промолвил:

— Простите, не представился. Тарпеев, Сергей Николаевич, ответственный работник Моссовета по финансовой части.

Ага. Знаем мы это – "по финансовой части". Небось, фининспектором работает. То-то перед ним официант чуть ли не прогибался.

Дальнейшая его речь все больше утверждала меня в этом предположении. Выпив несколько рюмок, он разоткровенничался (или хотел казаться откровенным):