Красотки кабаре - Олег Суворов

Самое серьезное испытание, которое может ждать врача, – это проведение операции, спасающей жизнь близкого ему человека. Самое большое испытание для сыщика – это расследование дела о смерти хорошо знакомого и симпатичного ему человека.

Именно такая мысль пришла в голову комиссару Вондрачеку, когда он увидел труп Сергея Николаевича Вульфа. В том, что его русский знакомый мертв, сомневаться не приходилось: достаточно было взглянуть в застывшие глаза, сохранявшие какое-то странное выражение – нечто вроде смеси ужаса, изумления и… усмешки.

Стараясь оставаться незамеченным, Вондрачек продолжал следить за англичанином, поэтому он видел, как Сильверстоун направился в тот отсек парохода, где находилась каюта Вульфа. Выждав какое-то время, комиссар решил узнать, о чем идет разговор между двумя столь разными собеседниками. Снедаемый любопытством и похожий на большого старого кота, Вондрачек осторожно подкрался к двери каюты Вульфа. За ней было тихо. Комиссар постучал – никто не ответил, и тогда он нажал ручку дверцы.

Сергей Николаевич, полностью одетый, лежал на своей койке, устремив застывший взгляд в потолок. В каюте царил полумрак, а воздух был пропитан ароматным дымом хорошей сигары. Вондрачек бегло осмотрел место нового убийства – а в том, что это было именно убийство, он ни секунды не сомневался, – после чего глубоко вздохнул, еще раз взглянул на своего русского знакомого и отправился звать капитана.

Через десять минут он вернулся в каюту Вульфа, сопровождаемый капитаном Гильбо и судовым врачом – невысоким медлительным бельгийцем с трудной фламандской фамилией, запомнить которую комиссару оказалось не под силу.

Увидев мертвого пассажира, капитан глухо выругался, а судовой врач немедленно приступил к осмотру тела.

– У вас есть подозрения на убийство? – Капитан Гильбо обращался к Вондрачеку, который внимательно наблюдал за действиями врача.

– Больше, чем подозрения, – мрачно отозвался комиссар. – Я сам видел убийцу, который вошел в этот номер около часа назад. Они с покойным были знакомы еще с четырнадцатого года, и разговор у них, судя по количеству сигарного пепла, был долгим.

– Политика?

– А что сейчас обходится без политики?

– И кто же этот человек?

– Мне не известно, под каким именем он зарегистрирован в списках пассажиров вашего парохода, но я знаю, что он занимает одноместную каюту первого класса под номером двадцать восемь. В свое время этот человек звался лордом Льюисом Сильверстоуном.

– А, англичанин! – И капитан отпустил какое-то короткое ругательство, которое Вондрачек, не слишком хорошо знавший французский язык, просто не понял. – Но за что он мог задушить этого русского?

– Простите, капитан, – вмешался судовой врач. – Но почему вы так уверенно говорите об удушении? Здесь более уместно предположить сердечный приступ.

– Ерунда! – сердито буркнул Вондрачек. – Какой приступ? Вы что – не видите этих синяков на шее покойного?

– Они могли быть оставлены слишком тугим воротничком манишки, – возразил врач. – После того как в результате приступа этот господин упал на постель и потерял сознание, воротничок мог вдавиться в его шею и оставить эти следы.

– А вы не думаете, что господина Вульфа сначала начали душить, и именно это стало причиной приступа, повлекшего за собой смерть? – упорствовал комиссар.

– Такой вариант не исключен, – согласился врач, – однако окончательный ответ о подлинной причине смерти можно будет дать только после вскрытия.

После этого заявления оба спорящих вопросительно посмотрели на капитана Гильбо.

– Следовательно, он мог умереть и своей смертью? – резюмировал тот.

– Да нет же, капитан, – горячился раздосадованный Вондрачек, – уверяю вас, что это классическое убийство. Ну посудите сами – один человек приходит в гости к другому, какое-то время они беседуют, а затем гость незаметно исчезает, оставив на кровати труп хозяина. Если у вашего собеседника в разгар беседы начинается сердечный приступ, то вы, наверное, поспешите за врачом, не так ли? В данном случае этого не было сделано, а потому самым вероятным остается мое предположение: господин Сильверстоун начал душить господина Вульфа, после чего у последнего начался сердечный приступ.

– Вполне вероятно, – согласился было врач, но тут же привел новое возражение: – Однако когда один человек душит другого, то последний, естественно, будет сопротивляться. В результате этого неизбежно останутся следы борьбы. Мы же видим, что покойный лежит в свободной позе, и ничто не говорит о совершенном над ним физическом насилии.

– Для того чтобы создать впечатление естественной смерти, убийца вполне мог замести следы, – хмуро заметил Вондрачек. – Например, придать трупу естественную позу и ликвидировать следы борьбы.

– Так что вы, черт подери, предлагаете? – утомившись от всех этих препирательств, неожиданно рявкнул Гильбо.

– Немедленно арестовать того человека, на которого я вам укажу, – то есть господина Сильверстоуна. По прибытии в Мексику вы сдадите его мексиканским властям.

– Но, комиссар, ведь у нас пока нет явных доказательств, одни только подозрения…

– Главным доказательством является то, что двадцать шесть лет назад я расследовал дело об убийстве этим же господином одной венгерской танцовщицы и ее импресарио!

Комиссар Вондрачек помнил об особых отношениях, связывавших Сергея Николаевича Вульфа и фрау Эмилию Лукач, а потому счел своим долгом лично известить ее о случившемся несчастье. В каюте фрау Лукач и ее дочери не оказалось, и тогда комиссар решил подняться на верхнюю прогулочную палубу.

Интуиция не подвела Вондрачека – действительно, неподалеку от фальшборта он увидел две стройные женские фигуры в строгих твидовых костюмах. Однако, уже направляясь к ним, комиссар вдруг сделал одно неприятное открытие. Неподалеку от женщин, небрежно опершись спиной о перила, стоял какой-то невзрачный человек в легком сером пальто с поднятым воротником. На первый взгляд ни в облике, ни в позе этого пассажира не было абсолютно ничего подозрительного – он просто стоял, но именно это-то и зацепило внимание Вондрачека.

Обычный человек не может так умело просто стоять – он будет курить, прогуливаться, любоваться морским пейзажем, перемигиваться с женщинами, насвистывать, зевать, чесаться – короче, что-то делать. И только хорошо тренированный тайный агент обладает таким навыком просто стоять – ничего не делая и при этом не привлекая внимания.

Именно при виде этого невзрачного субъекта комиссара Вондрачека, который прежде столь уверенно убеждал капитана Гильбо арестовать англичанина, что в конце концов добился своего, впервые охватили сомнения. А не поторопился ли он с арестом Сильверстоуна? Что, если тот ведет гораздо более сложную и тонкую игру и на борту «Бретани» у него есть помощники? Не лучше ли было продолжать наблюдение? Вондрачек вздохнул: черт бы подрал эту проклятую политику, когда аресту обыкновенного убийцы могут помешать так называемые «высшие соображения»!

Спиной ощущая на себе взгляд субъекта в сером пальто, Вондрачек приблизился к обеим дамам и, слегка поклонившись, учтиво приподнял котелок.

– Добрый день, – приветливо отозвалась Эмилия, улыбаясь комиссару. – Вот, Берта, позволь представить тебе еще одного знакомого из моей минувшей молодости – комиссара венской полиции господина Вондрачека.

– Бывшего комиссара, фрау Лукач. Кстати, вы напрасно считаете свою молодость минувшей. Она не только продолжается, но, на мой взгляд, никогда и не кончится.

– Благодарю вас.

– Мне очень приятно, – заявила Берта, оглядывая комиссара веселыми глазами, и вдруг добавила: – Знаете, а вы похожи на Эркюля Пуаро!

– Не имею чести знать этого господина.

– Как, неужели вы не читали романов знаменитой английской писательницы Агаты Кристи?

– Увы, фрейлейн, нет.

– А разве сыщики не любят читать друг о друге? – не унималась Берта.

– Настоящие сыщики предпочитают читать или писать протоколы, – со вздохом признался Вондрачек. – А детективы – это всего лишь одно из развлечений скучающей публики.

– А разве… – снова начала было Берта, но тут мать, понявшая по лицу Вондрачека, что он подошел не просто так, одернула расшалившуюся дочь.

– Помолчи, детка. Комиссар хочет мне что-то сказать, а ты не даешь ему рта раскрыть. Ведь я права? Вы хотели мне что-то сказать или о чем-то спросить?

– Увы, фрау Лукач. Боюсь, что мое известие причинит вам боль.

– Говорите! – напряженно блеснув глазами, тут же потребовала Эмилия, мгновенно перестав улыбаться.

– Полчаса назад господин Вульф был найден в своей каюте мертвым.

Эмилия, даже не вскрикнув, мгновенно отвернулась в сторону моря и тут же опустила голову. Она не проронила ни одного звука, но комиссар не сомневался в том, что женщина пытается скрыть слезы.