Алпамыш - Фазил Юлдаш

Тут Кайкубат, к девушкам обращаясь, возопил так:

— Если я вам лгу, пусть кровью обольюсь!Каждый ваш удар, — скажу — не ошибусь, —Точно скорпиона иль змеи укусТолько палочка Тавки-аим, клянусь,Кажется приятней масла мне на вкус.Знай, что я в тебя влюблен, Тавка-аим!Я ведь за тебя вношу большой калым!Если суждено мне мужем быть твоим,Палкой, Ай-Тавка, не мучила б меня,А поцеловала б лучше ты меня!..

Рассердились девушки еще больше, снова стали поколачивать Кайкубата палками, но Ай-Тавка остановила их:

— Хватит с него пока! Привяжите его к этому дереву, — потом подумаем, что делать с ним.

Привязали девушки Кайкубата к дереву, а сами вместе с Тавкой прилегли в саду отдохнуть. Очень утомились они, бегая на солнце за Кайку-батом, — как только прилегли, так и уснули. А Тавка-аим не спала. Встала — направилась к своему пленнику. Девушки все-таки не на шутку Кайкубата избили, — все тело его ныло теперь. Увидал он, что шахская дочь опять к нему направляется, — испугался, подумал:

«Ну, если она снова колотить меня станет, — непременно убьет. Уж лучше скажу ей всю правду, — что будет, то будет!»

Подошла к нему шахская дочь — спрашивает:

— Ну, кто чангавуз сделал? Скажешь, нет ли?

— Скажу, скажу, — отвечает Кайкубат, — сделал его Алпамыш, узбекский пленник, сидящий в зиндане.

— Чем столько палок отведать, не лучше ли тебе было сразу признаться? — сказала Ай-Тавка.

Отвечает ей Кайкубат:

— Ус покручу — ты не понимаешь, бровью поведу, глазом подмигну, — мол, в укромном местечке надо мне поговорить с тобой наедине, — ты тоже не понимаешь. Что ты за девушка, Ай-Тавка, если не знаешь такого языка?

Рассмеялась Ай-Тавка и говорит:

— Слыхала я, что у отца моего, шаха, есть какой-то узник по имени Алпамыш. Только спрашивать о нем отец мой строго запрещает, имени его даже не позволяет произносить. Правда ли, что Алпамыш этот и на людей не похож, а какое-то чудовище с виду, вроде беркута? Другие, впрочем, говорят, что красавец он необыкновенный, батыр прославленный.

— Что правда, то правда, — отвечает Кайкубат. — Если бы ты увидала его, сразу бы он тебе понравился.

Говорит Кайкубату Ай-Тавка:

— Если не хочешь сам в зиндане очутиться, то веди меня сейчас же к этому Алпамышу: давно уже мечтаю повидать его, какой он есть, этот витязь узбекский.

— Хоп! — отвечает Кайкубат. — Однако так ты меня с девушками своими избила, что пешком не дойду я, — путь туда далекий. Если дашь коня оседланного, поеду, — не дашь, с места не встану.

Загорелось Тавке с Алпамышем повидаться. Пошла она на конюшню отцовскую, дала конюху золотую монету, оседлал он ей двух коней хороших. Привела она коней к тому дереву, к которому Кайкубат привязан был, освободила его и говорит:

— Если кто по дороге остановит, — говори, что в стадо к тебе направляюсь я — козлика своего проведать. Только смотри — не болтай дорогой лишнего: мне-то простится, а ты непременно в зиндан попадешь, а то — и головы лишишься.

Едут они. Кайкубат доволен, радуется: и наказания избег, и с шахской дочерью рядом на шахском коне верхом едет, ни на малого, ни на большого не глядя! Думает он:

«Если она послушалась меня, — ясно, что сердце ее ко мне склонно, — хочет она, видимо, подальше от девушек своих наедине со мною побыть!..»

Счастлив Кайкубат. А Тавка в это время такое слово говорит:

— Уж давно, едва о нем прослышала,Стала тосковать по Алпамышу я.Необыкновенный витязь, говорят!Не сочти за шутку то, что я скажу, —Кажется, заглазно я его люблю.Много тайных мук из-за него терплю!Что за человек, пойду-ка погляжу.Если о здоровьи у него спрошу,Этим я его ничуть не оскорблю.Может быть, ему я службу сослужу…Что-то слишком долго мы к нему идем, —Правильным ли ты меня ведешь путем?Близко подойдем — стань в сторону потом, —Разговор такой нельзя вести втроем.

Услыхал Кайкубат слова шахской дочери, приревновал ее к Алпамышу — и так сказал:

— Э, красавица, тебя мне очень жаль:Стоит ехать ли тебе в такую даль?Лишнюю зачем на сердце брать печаль?На твою любовь ответит он едва ль.Все равно ему не сможешь ты помочь, —Тот зиндан глубок и темен, словно ночь.Если Тайча-хан узнает, твой отец,И тебе ведь снимет голову он прочь.Знай, Тавка-аим, что ты — моя мечта!Красотой ты вся, как роза, налита,Сна меня твоя лишила красота.Этой страстью весь измучен, иссушен,Я не только сна, я разума лишен!..

Тем временем подъезжают они к зиндану. Тавка-аим в зиндан заглядывает — действительно глубок зиндан, — темно в нем, как ночью. Смотрит Ай-Тавка в темную глубину зиндана — и зиндан, красотой ее озаренный, становится светлым. Видит шахская дочь сокола-Алпамыша на дне ямы — и, о здоровьи справившись, такое слово ему говорит:

— Узник! Ай-Тавка, дочь шаха, пред тобой. Быть готова я всю жизнь твоей рабой.

Если мне твоей спасительницей стать,Кем ты станешь сам красавице такой?Знай: мои богатства трудно сосчитать,Шелковым тюрбаном мне дано блистать,Красотой, как солнцу ясному, сиять.Молодой и стройный тополь мне подстать…Если бы судьба для счастья моегоМне бы на тебя хотела указатьИ твоей служанкой стала б я, то кемТы, кто здесь в зиндане обречен страдать,Сам хотел бы стать красавице такой?О тебе давно я думаю с тоской.Сердцу моему вернешь ли ты покой?Ты сидишь на дне зиндана столько лет, —Униженья хуже для батыра нет.Дай же кольцекудрой Ай-Тавке ответ:Если бы ты был освобожден Тавкой,Кем бы стать хотел красавице такой?

Алпамыш, выслушав слова Ай-Тавки, так ей ответил:

— Шахской дочери ли слышу я слова?У меня от них кружится голова.Знаю, о красе твоей шумит молва.Цель твоя, хотел бы знать я, какова?Сладкая моя душа попала в ад,Я томлюсь в зиндане уж семь лет подряд…Твой наряд зелено-синий так хорош!Твой привет мне на чужбине так хорош!По какой, скажи, причине ты пришла?Я перед твоим народом виноват, —Сечу задал я — не сечу — киямат!Но отец твой, шах, виновнее стократ.Соколом парил я, но сломал крыла.Я тебе готов ответить, шаха дочь:В сватовстве-свойстве я быть с тобой непрочь.Из страны своей я соколом взлетел, —У тебя в стране в зиндан глубокий сел!Если хочешь мне, красавица, помочь,Свояком твоим считаться б я хотел…

Выслушав эти слова, оскорбленная шахская дочь повернула было в обратный путь — и так Кайкубату сказала:

— Кайкубат! Алпамыша, невежу этого, тебе уступаю. Я к нему пришла не свойства-сватовства искать: братьев-дядьев, свояков-зятьев и прочей родни всякой у меня и без него хватает. Если он сердца моего не понял, пусть сидит в зиндане своем!..

Очень обиделась Ай-Тавка.

Смекнул Кайкубат, что не наруку ему обида ее. Подошел он к зиндану — так сказал Алпамышу:

— Сват! Сказать ей: «мужем твоим согласен стать», не лучше ли было бы?

Алпамыш ему:

— Сказать можно было, да подумал я, что слово такое на сердце тебе падет, — огорчать не хотел тебя.

Говорит Кайкубат:

— Если совесть твоя чиста передо мною, скажи так. Пусть освободит тебя, а там — видно будет. Если в зиндане останешься, без тебя как я получу ее?

— Позови ее обратно, — говорит Алпамыш.

Догнал Кайкубат Ай-Тавку, — сказал:

— Вернуться тебя Алпамыш просит, — не поняла ты его, — мужем твоим стать он согласен.

Возвратилась Тавка-аим и такие слова Алпамышу сказала;

— В день печальный причитают: ой, дад-дад!Возвратил меня с дороги Кайкубат.В этой яме ты при жизни ввергнут в ад!Мной освобожденный, кем ты станешь мне?В благоденствии живет мой край родной, —Ты со мною здесь попал бы в рай земной,Сладкие с тобой беседы б я вела,Чтила бы тебя, как бога, идол мой!Мной освобожденный, кем ты станешь мне?

Отвечает ей Алпамыш:

— Коль в саду мы шахском будем жить вдвоем, —Весело, любя друг друга, заживем.Если в мой родной Конграт со мной пойдешь,Спутника и мужа ты во мне найдешь!..

Песнь третья