Дураков нет - Ричард Руссо

что больше не будет. Сам Клайв-младший жил в роскошном таунхаусе в коттеджном поселке, граничившем с новым загородным клубом Шуйлер-Спрингс. Он перебрался туда прошлым летом и вскоре после переезда зазвал мисс Берил в гости. Тот же самый подрядчик, сообщил ей Клайв-младший, как раз начинает строить на другом конце города поселок для пожилых. Мать и сын пообедали в патио, Клайв-младший показал ей брошюру, объяснил преимущества проживания в таком поселке, а гольфисты с простиравшейся неподалеку четырнадцатой площадки, промахиваясь, лупили мячами о стену их дома – казалось, будто в стену бьют пули. Один мяч даже залетел в огороженный двор, где они сидели, и с раздраженным грохотом несколько раз отскочил от забора.

– Мы здесь словно в осаде, – заметила мисс Берил, когда Клайв-младший наклонился и поднял подкатившийся к его ногам мяч с нарисованной на нем улыбающейся рожицей.

Выражение лица у Клайва-младшего было как в детстве, когда его фотографировали с подарком, полученным на день рождения или на Рождество. Предполагалось, что это снимок мальчика в счастливую минуту, но на лице у Клайва-младшего чаще читалась досада, словно он уже выявил недостатки подарка и причины, по которым тот не способен выполнять указанное на коробке.

Загорелся зеленый, и мисс Берил проехала перекресток, гадая, что именно Клайв-младший задумал на этот раз и связано ли это с ее отъездом из дома. Размышления ее прервал вопрос миссис Грубер: “Разве это не он, дорогая?” – и мисс Берил заметила, что костлявый палец подруги указывает на единственное здание в Олбани, которое та узнавала, – мотель “Нортвудс”, куда они направлялись и который уже проехали.

* * *

– Ну вот, – печально произнесла миссис Грубер, глядя, как удаляется мотель “Нортвудс”, точно ошибка подруги была слишком серьезна и исправить ее невозможно. – Как думаешь, мы можем развернуться?

Вообще-то нет – по крайней мере, ближайшие четверть мили. Посередине улицы, по которой они ехали, располагался островок безопасности, ускользнувший от внимания миссис Грубер. Мотель скрылся из виду, и миссис Грубер громко вздохнула. Через несколько кварталов они остановились на светофоре, и миссис Грубер заметила альтернативу.

– Там может быть мило, – сказала она. – Выглядит определенно мило.

– Это банк, – ответила мисс Берил, хотя вынуждена была признать: если бы не вывеска “Банк”, здание больше походило бы на ресторан.

Миссис Грубер снова вздохнула.

Мисс Берил свернула, описала петлю по пустой банковской парковке и направилась туда, откуда они приехали; ее маневр озадачил миссис Грубер, но когда вновь замаячил мотель “Нортвудс”, теперь уже на противоположной стороне улицы, она удивилась и приободрилась.

– Сюда! – указала миссис Грубер и принялась объяснять подруге, как заехать на парковку. Когда та сбросила скорость, включила поворотник и начала парковаться, миссис Грубер вновь принялась ею руководить. – Сюда! – повторила она.

Жизнь понемногу налаживалась. Жизнь всегда ухитряется наладиться, даже если кажется, что все пропало, размышляла миссис Грубер. Этот урок она выносила снова и снова – и прямо на переднем сиденье “форда” дала себе клятву впредь смотреть на вещи оптимистичнее.

В мотеле “Нортвудс”, особенно по праздникам и воскресеньям, устраивали обеды для пожилых. Столовая была просторная, без порогов и лестниц, между столами, накрытыми белыми скатертями, можно было свободно проехать на инвалидной коляске. Юные официантки в тирольских нарядах все как одна были рослые, крепкие и вполне могли сопроводить старичка или старушку к столам с салатами и супами, когда приходило время выбрать блюдо. Девушки знали по опыту: чем немощнее клиент, тем больше любит самообслуживание. Чем сильнее посетители “Нортвудса” страдали от артрита и межпозвоночных грыж, чем хуже удерживали равновесие, чем слабее было их зрение и аппетит, тем активнее они стремились к длинным столам, уставленным тарелками с морковью и сельдереем, зерненым творогом, яблочным пюре, сырными кубиками на зубочистках в разноцветных фестончиках из целлофана и всякой экзотикой: был тут и салат из фасоли и нута, и макаронный салат с овощами, и прочие блюда, нуждавшиеся в объяснении. Из-за этих объяснений у столов с закусками выстраивалась очередь, и к тому моменту, когда выбор был сделан, она змеилась уже на ползала.

Так обстояли дела, когда мисс Берил и миссис Грубер усадили за стол, слишком большой для двоих, в самом центре столовой. Мисс Берил никак не могла успокоиться из-за того, что проехала мимо мотеля, и слишком злилась на спутницу, чтобы всерьез раздумывать о еде. Миссис Грубер не терпелось занять очередь, пока та не стала длиннее. Но мисс Берил воспротивилась и заказала “Манхэттен”.

– Длиннее она не станет, – пояснила она. – В ней и так стоят все, кроме нас с тобой.

– Как скажешь, дорогая, – ответила миссис Грубер, уступавшая подруге, пусть неохотно, почти во всех житейских делах. – Как называется тот коктейль с виски, который я всегда беру?

– “Олд фэшн”, – напомнила ей мисс Берил.

Миссис Грубер заказала “Олд фэшн”.

Меню было специальное, праздничное, на тонком прозрачном листе бумаги с зубчатыми краями, миссис Грубер изучала его, точно Розеттский камень. Можно было взять запеченную индейку, глазированный свиной окорок или жаркое из говядины с овощами. Миссис Грубер, шевеля губами, читала описания и расплылась в улыбке, когда приняла решение, которое мисс Берил могла предсказать с самого начала.

– Я буду индейку, – объявила миссис Грубер чересчур громко, и сидевшие рядом оглянулись на нее. – Индейка – то, что надо, – добавила миссис Грубер и на всякий случай перечитала меню. – Тут написано, она сочная.

Миссис Грубер любила кухню мотеля “Нортвудс” ровно за то, за что мисс Берил терпеть ее не могла: здесь все пережаривали и переваривали. Овощи можно было опознать только по цвету – точнее, по блеклому оттенку, – по форме и консистенции они превращались в пюре. Мясо тоже теряло привычный облик, от жара и пара едва не распадалось на части, миссис Грубер всякий раз замечала, что его можно отделять вилкой.

– Неправильно называть индейку “сочной”, – указала мисс Берил.

Миссис Грубер отложила меню.

– Что? – спросила она.

Мисс Берил повторила замечание.

– Вечно ты придираешься к словам, когда не в духе, – ответила миссис Грубер, не преминув заметить нелюбезность подруги. – “Сочный” – абсолютно нормальное слово. Очень милое. И образное.

Мисс Берил согласилась с тем, что слово “сочный” действительно образное, но подумала, что представление об этих образах у них с миссис Грубер явно не совпадает. Верно одно: мисс Берил действительно придиралась к словам, когда ее что-то тревожило. Пожалуй, она правда не в духе. И дело не только в звонке Клайва-младшего и подозрениях насчет миссис Грубер. Смутное раздражение не оставляло ее после утренней беседы с Салли и его неожиданного признания, что он действительно растратил жизнь впустую. Мисс Берил всегда восхищала в Салли