Расправа над СССР – предумышленное убийство - Андрей Буровский

В своем эссе Григорий Померанц выражает эту мысль предельно ясно: «Дедушки пьют, потому что не построили хрустальный дворец. Родители пьют, потому что не разрушили хрустальный дворец. Внуки пьют, потому что им на все наплевать» [113] .

Под «хрустальным дворцом», судя по всему, имеется в виду коммунизм.

Не может быть ничего дальше от реальности. Такую судьбу имеют только те семьи, которые с 1920-х были убежденными «строителями светлого будущего», то есть от силы всего 2–3% населения. Абсолютное большинство живших в СССР не имели дедушек, жаждавших «построить хрустальный дворец». Число потомков, жаждавших «разрушить хрустальный дворец», если и больше – не намного.

Подавляющее большинство советских людей были не столько советскими, сколько подсоветскими. Коммунистическая идеология была стране навязана, а под ней и вне нее с самого начала шла своего рода «теневая духовная жизнь». В том числе и в сознании членов КПСС. И даже членов ЦК КПСС.

К тому же пафос построения коммунизма выдыхался быстро и фатально. На протяжении жизни всех послевоенных поколений шла только деградация идей, под которые создавался Союз.

Уже к середине 1970-х коммунизм напоминал проткнутую автомобильную шину или баню, из которой вышел пар. Ни построения коммунизма к 1980-му, обещанного Хрущевым, ни реализации других лозунгов и программ никто особенно не ждал. Да и построение коммунизма воспринималось в лучшем случае с юмором. В духе злобноватого анекдота:

– Наши дети будут жить при коммунизме!

– Хе-хе-хе!!! Там им и надо, волосатикам!

На фасадах зданий в СССР красовалось «Наша цель – коммунизм!» и «Да здравствует КПСС!». Воспринималось это примерно так же, как в наше время воспринимается «Пей кока-колу!» или «Выгодный вклад: 17% годовых!».

Всю свою жизнь мы наблюдали, как навязанная нам общая идеология, официозная идеология СССР, трещит по всем швам. Пионеров водили к Вечному огню, шли слеты под горн и барабан с воплями «Будь готов!». Сегодня масса бывших пионеров рассказывает, какое отвращение испытывали они к официозу уже октябрятами, когда им на грудь прикалывали значки с Лениным.

Позвольте старому, заслуженному белогвардейцу заверить – что-то много развелось таких борцов с колыбели. Я не припомню таких. Мы были послушные мальчики и девочки, мы исполняли, что нам говорили. Нам и в голову не приходило ни с чем и ни с кем бороться. Да и зачем? Мы исполняли обряд и шли заниматься своими делами.

А становясь взрослыми, мы хотели в первую очередь заниматься чем-то интересным. У многих из нас была полная возможность получить «интересные» профессии. А если и не было, мы уходили в разнообразнейшие «клубы по интересам». Не от идеологии, а уходили «к себе», в свою собственную взрослую жизнь. Частная жизнь для большинства из нас все больше становилась важнее общественной.

Брежнев и верхушка ЦК отказаться от коммунистической идеологии не были готовы – в этом их и беда, и вина, и ошибка, и преступление – все вместе. Но страна жила не по идеологии. Она жила после идеологии.

Идеологии черных коммунистов

После того как в конце 1960-х установился принцип «несменяемости», чиновники из номенклатуры сидели на своих постах и по 15, и по 20 лет… Поэтому иногда «перестройку» называют «революцией вторых секретарей»: «вечно вторые» секретари отчаялись иначе сделаться первыми…

В этом есть резон, но ведь вторые секретари не больше первых намеревались развалить СССР. При этом и те и другие могли иметь весьма различные политические убеждения.

Наивно видеть КПСС монолитным идеологическим единством. В верхушке КПСС насчитывали по крайней мере четыре «внутренних партии»: брежневистов, сталинистов, либералов и националистов.

Брежневисты считали, что все в порядке, и никаких перемен вообще не хотели.

Сталинисты хотели вернуться ко временам, когда «был порядок», а за опоздание на работу давали от 5 до 10 лет.

Националисты хотели изменить идеологию правящей партии, но, как правило, вовсе не собирались изменять самого принципа партократии. Среди них были сторонники самых разных идей – от евразийства до православного фундаментализма. Фактически это были потенциальные представители разных партий, объединенных по одному, хотя и очень важному, принципу.

К тому же в каждой республике националисты были свои. Не отменяя командно-административной системы, они хотели своего, местного, национального социализма: киргизского, грузинского или русского. Какие нешуточные страсти кипели, показывает хотя бы судьба Петра Ефимовича Шелеста…

Невозможно назвать плохим коммунистом человека, который инициировал ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году… Но, оставаясь коммунистом, Шелест был еще и украинским националистом.

На должности первого секретаря ЦК КПУ он инициировал создание Историко-культурного заповедника на Хортице, Музея народной архитектуры и быта Украины в Пирогово, дворца культуры «Україна»; при нем писалась многотомная «История городов и сел Украинской ССР», Шелест критиковал Е.А. Евтушенко, обвинял его в еврейском национализме; кажется, он и правда считал Евтушенко евреем. Он лично защищал писателей Николая Виграновского и Ивана Драча, обвиненных в национализме.

При нем книга И. Дзюбы «Интернационализм или русификация?» была размножена небольшим тиражом и роздана крупным партийным функционерам, типа секретарей обкомов. Тогда же вышли в официальной печати рассказы, позже признанные «вредными» и «националистическими»: «Тени забытых предков» Сергея Параджанова, «Ночь накануне Ивана Купалы» Ильенко. Все это, конечно, только интеллигентская болтовня на границе разрешенного и запрещенного, но важно – Шелест это поддерживал.

И пострадал: 19 мая 1972 года Шелест был снят с должности, переведен в Москву, председателем Совмина СССР. Вроде бы чуть не повышение? Но в апреле 1973-го он написал заявление об освобождении от работы в связи с уходом на пенсию.

Несменяемость кадров не коснулась Шелеста: он был выведен из Политбюро ЦК КПСС и ЦК КПСС, и доживал как персональный пенсионер союзного значения. При том, что оставался вполне работоспособен.

Кстати, на Украину ему ездить запрещалось! П.Е. Шелест приветствовал провозглашение независимости Украины в 1991-м, но приехать не мог. Впервые смог приехать в Киев в 1993 году, много выступал, его приветствовали овациями…

Националистические идеи становились все более популярны, и не только в кругах номенклатуры. Не случайно многие члены ЦК прикармливали писателей-«деревенщиков», а во многих республиках при крушении СССР пришли к власти именно местные националисты. В Грузии – писатель-«деревенщик» Гамсахурдиа, в Эстонии – тоже свой писатель-«деревенщик» – Лутс. Это примерно то же самое, как если бы в России президентом в 1991 году стал Астафьев, а премьер-министром – Распутин.

Либералы хотели сломать административно-хозяйственную систему… Хотя чем ее заменить, представляли себе очень слабо. Непоследовательные они были необычайно. Многие были фактически никакими не либералами, а троцкистами, бухаринцами или социал-демократами и хотели не создания либеральной системы, «как на Западе», а некоторой либерализации уже существующей системы… Причем мнения о том, как именно и в какой степени ее надо либерализовать, у них тоже были очень разные.

Эти «партии в партии» долгое время, все годы «застоя», существовали разве что в кружках, на сборищах лично знакомых людей, единомышленников.

У меня очень мало веры в современные разговоры о том, что такой-то с самого начала ненавидел советскую власть и только мечтал изменить советский политический строй. Такие истории рассказывал о самом себе член ЦК Александр Николаевич Яковлев: «Давным-давно, более 40 лет назад, я понял, что марксизм-ленинизм – это не наука, а публицистика – людоедская и самоедская. Поскольку я жил и работал в высших «орбитах» режима, в том числе и на самой высшей – в Политбюро ЦК КПСС при Горбачеве, – я хорошо представлял, что все эти теории и планы – бред, а главное, на чем держался режим, – это номенклатурный аппарат, кадры, люди, деятели. Деятели были разные: толковые, глупые, просто дураки. Но все были циники. Все до одного, и я – в том числе. Прилюдно молились лжекумирам, ритуал был святостью, истинные убеждения держали при себе.

После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды «идей» позднего Ленина. <…> Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» – по революционаризму вообще. <…>

……..

Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. <…> Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика – механизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма – сработала» [114] .