Счастливый час в «Каса Дракула» - Марта Акоста

В общем, я как была дурой, так и осталась ею: до Освальда мне было далеко как до небес.

Глава двадцать третья

Мексиканская пересмешница

Я вынесла пишущую машинку на улицу и принялась работать. Дейзи лежала у моих ног, а я наслаждалась тем, что могла сидеть в садике и наблюдать, как Петуния, невероятно забавно кудахча, клюет и роет землю.

Эдна, то и дело останавливаясь у моего стола, выдавала бесценные советы типа: «Надеюсь, вы исправляете ошибки» или «Вы капнули холодным чаем на блузку».

Тем вечером Гэбриел улетел по делам в Вашингтон. Он забрал мои подделки и пообещал:

— Я привезу тебе что-нибудь очень красивое и редкое, Мил. Что-нибудь такое, что тебя порадует.

— Я буду скучать по тебе, солнце мое.

— Иногда я очень волнуюсь за тебя, Милагро, но потом мне приходит на ум, что ты гораздо находчивей, чем считают окружающие.

Он крепко обнял меня и поцеловал, а потом, пританцовывая и напевая «Я останусь в живых»' [67], чем страшно рассмешил меня, вышел из комнаты.

Эрни спас олененка, маму которого сбил грузовик. Сначала это показалось мне ужасно трогательным, но потом я узнала, зачем он взял животное к себе. Той ночью, попивая кровь Бемби, я поймала на себе взгляд Эрни, и мне показалось, что в его глазах мелькнуло разочарование. Но всего лишь мелькнуло, через секунду снова спрятавшись за улыбкой рубахи-парня.

Мы с Уинни вышли из конюшни последними.

— Сегодня мягкая погода, можно поплавать, — сказала она.

— Отличная идея.

В раздевалке возле бассейна мы обнаружили несколько совмещенных купальников. Я надела синий с розовой морской звездой, а Уинни — желтый в оборках и с маргаритками.

На стене висела панель с кнопками. Уинни нажала одну из них с надписью «крыша», и потолок раздвинулся, открывая вид на усыпанное звездами небо. Затем Уинни выбрала и включила звуковое сопровождение — музыку к какому-то фильму. Отдав предпочтение сентиментальным струнным партиям и мелодраматичному завыванию, она повела себя почти как обычная девушка.

Уинни сразу же нырнула в бассейн, а я, прежде чем прыгнуть туда, некоторое время мочила ноги. Немного побарахтавшись, я поняла, что водичка просто блеск. Пока Уинни нарезала круги по периметру бассейна, я развлекалась стоянием на руках под водой и прочими кувырканиями.

Потом, ухватившись за автокамеру, я лениво болтала ногами, наслаждаясь вечерним ветерком, небом с мерцающими звездами и остатками тепла, появившегося в моем теле после того, как я выпила свежей крови, Вскоре Уинни закончила нарезать круги и подплыла к надувному матрасу.

— Знаешь, Милагро, — сказала она, — я рада что ты здесь.

Я засияла как медный таз.

— Спасибо, Уинни. А я рада, что познакомилась с тобой, Эдной и Сэмом.

Плеск воды, в которой мы болтали ногами, был единственным звуком в тихой ночи.

— Он чудесный человек, — спокойно проговорила Уинни.

— Сэм? Чудесный? Да сказать это — значит ничего не сказать! Сэм красивый, умный, ответственный и всегда говорит правильные вещи. — До того как я начала говорить, я сама понятия не имела, насколько уважаю Сэма. — Как это у некоторых людей получается все время говорить правильные вещи? Уму непостижимо! Я поражаюсь.

Уинни рассмеялась.

— Это и правда поразительно. Ну хорошо, он не просто чудесный, а гораздо больше, и все время говорит правильные вещи.

— В этом смысле вы с ним похожи.

Перевернувшись в воде, Уинни спросила как ни в чем не бывало:

— А что ты думаешь об Освальде?

— Он хороший, — осторожно ответила я и, когда Уинни рассмеялась, добавила: — Вы с ним очень разные.

— Это правда, — согласилась она. — Но в самом важном отношении мы идеально подходим друг другу.

Она наверняка имела в виду, что у них потрясающий секс. На меня напала страшная зависть — я ведь так старалась быть серьезной и правильной! А ей и стараться незачем. Уинни серьезная и правильная по натуре, а еще она может, отключив свои умные мозги, до потери пульса кувыркаться. С Освальдом.

Когда я снова заговорила, в моем голосе слышалась теплота, порожденная привязанностью, которую я и впрямь испытывала к плещущейся по соседству нимфе.

— Уинни, а когда же свадьба?

Когда она назвала день, до которого оставался всего месяц, меня точно током тряхануло — так, наверное, чувствует себя малыш, сунувший обычную вилку в электрическую розетку.

— Но ведь не было никаких приготовлений! И мне никто ничего не сказал.

Неужели наше espiritu de los cocteles было всего лишь бессмысленной иллюзией, возникшей под действием джина?

— Мы все время переносим дату то вперед, то назад, — пояснила Уинни. — Освальд хотел дождаться, пока здесь все утрясется, но кто знает, когда это случится! Я хочу детей… — Она покорно вздохнула. — Всеми приготовлениями занимается моя мама. Мы должны пожениться в Праге.

Понятия не имею, почему я так расстроилась.

— И где вы будете жить, когда поженитесь?

— Здесь, конечно.

— А тебе не кажется, что у Освальда тесновато?

— О, в коттедже мы будем жить только до тех пор, пока здесь все не уляжется. Это одна из причин, почему мы решили подождать. Когда Эдна и Сэм уедут, мы переберемся в дом.

Возможно, это всего лишь загородная резиденция Сэма.

— То есть Сэм живет здесь не все время?

Уинни прекратила болтать ногами и повернулась ко мне.

— Обычно он вообще здесь не живет, — сказала она и затем сообщила, что у Сэма есть собственный дом в городе.

— Значит, это ранчо… — Я запнулась.

— Оно принадлежит Освальду.

Мне стало ясно, что я вообще ничего не знаю.

Сэм ожидал нас возле дома с фонариком в руке.

— Сегодня полнолуние, — уныло заметил он. Раньше Сэм никогда не говорил таким мрачным тоном. Увидев выражение моего лица, он рассмеялся: — Нет, не стоит бояться оборотней. Их не существует.

— Но существуют документальные свидетельства того, что… — начала было Уинни.

— На сегодня медицинских лекций вполне достаточно, дорогой доктор. Я просто хотел спросить, не желают ли дамы отправиться со мной на прогулку.

Я была ужасно расстроена из-за своего неведения по поводу стольких вещей, а потому сказала, что хочу спать. Я понадеялась, что преданная своему делу врач и угрюмый адвокат отвлекутся от серьезных бесед и найдут какую-нибудь тему, которая увлечет их обоих.

На следующий день я пребывала в такой тоске, что меня не радовали ни новые всходы в садике, ни листочки, распустившиеся на кустах, ни почки на однолетних растениях.

Когда госпожа Грант вышла на улицу, я заныла: