Венеция. Прекрасный город - Питер Акройд

На этих фундаментах из окаменевшего дерева и выросла Венеция. Каким-то образом ей удается и сопротивляться природе, и использовать ее. Опорные сваи из могучих стволов дуба, вяза и лиственницы должны постоянно находиться под водой; при попадании на воздух они начали бы гнить. Вода, напротив, делает их невероятно крепкими и практически вечными. Такие сваи способны выдерживать огромный вес. К примеру, колокольня на площади Святого Марка весит около четырнадцати тысяч четырехсот тонн, однако ее поддерживают все те же деревянные сваи. Мост Риальто опирается на двенадцать тысяч свай из мореного вяза. Фундаментом собора Санта-Мария делла Салюте служат миллион сто пятьдесят шесть тысяч шестьсот пятьдесят семь свай из дуба и лиственницы, причем вес самого здания придает им дополнительную устойчивость. Впрочем, о полной жесткости подобных опор не может быть и речи – в водах лагуны это просто невозможно. Сваи обладают незначительной подвижностью, но устойчивости не теряют и не обрушиваются. Многие из них простояли более тысячи лет.

До нас дошла песня, которую еще в 1069 году пели рабочие, забивавшие сваи. Ее вариант был записан неким англичанином в XIX веке:

Махни-ка сильнее!Ну-ка вверх!Махни посильнее!Выше давай!

Основные строительные материалы в Венеции – дерево и кирпич; камень используется в основном для отделки. На уровне воды выкладывается фундамент из истрийского камня, который непроницаем для влаги. Рёскин описывал этот камень, который добывается на материке  (в самой Венеции, разумеется, нет своих карьеров), как «гладкие, блестящие, точно морская вода, каменные пластины, которые звенят под ударами молота, будто бронзовые колокола». На каменном фундаменте возводятся стены из кирпича, покрытого штукатуркой, так что церковь или дом тоже начинают блестеть. Отсутствие массивных каменных стен также придает строениям ни с чем не сравнимую легкость, воздушность. Благодаря этому Венеция производит впечатление плавучего города.

В Галерее Академии картина Тициана «Введение во храм Девы Марии»  (1534–1538) висит на стене, которая когда-то была частью холла albergo (благородного братства); на переднем плане картины изображена величественная лестница, по которой поднимается юная Дева. Стороннему наблюдателю может показаться, будто лестница покидает рамки холста и продолжается в реальном мире, так как слева от полотна расположена башенная лестница самого albergo, которая, в свою очередь, словно вторгается в художественное пространство картины. Кроме того, среди людей, окружающих Богородицу, видны узнаваемые персонажи – это члены того самого братства. Для венецианской живописи вообще характерно включать в сюжет местные приметы и подробности. Так, задняя стена во «Введении…» сложена из белых и розовых кирпичей, расположенных ромбом, что является прозрачной отсылкой к фасаду Дворца дожей.

Когда в конце XV века Карпаччо в цикле картин о Святой Урсуле понадобилось написать Кёльн, он просто изобразил Арсенал, расположенный в районе Кастелло. Тинторетто регулярно использовал площадь Святого Марка в качестве декорации для библейских чудес. Дома бедняков и магазины на его полотнах срисованы с венецианских интерьеров. Тинторетто поместил своего современника Аретино в толпу людей, наблюдающих за распятием  (1565). Изображенный на картине Веронезе «Чудо Святого Пантелеймона»  (1587) старик, держащий на руках чудесным образом исцеленного младенца, на самом деле – приходской священник церкви Сан-Панталон, который когда-то заказал живописцу эту работу. И снова следует заметить, что это вовсе не попытка прославить конкретного человека; напротив, оказываясь среди удостоившихся божественной благодати людей, он тем самым свидетельствует о благословении, лежащем и на самом городе.

Когда Тициан изображал упомянутый в Евангелии от Луки чудесный лов рыбы, он позаботился о том, чтобы рыбаки стояли в позах, характерных для венецианских гондольеров. Считается, что на всех картинах, написанных на новозаветные сюжеты, Тинторетто заставлял апостолов жестикулировать так, как венецианские лодочники. На картине «Патриарх Градо исцеляет одержимого у моста Риальто»  (1494) Карпаччо во всех подробностях изобразил и деревянный мост, и вывеску таверны «Осетр», и дома по обеим сторонам Большого канала, и членов братства, официальным художником которого он был, благодаря чему полотно со всеми его кирпичными стенами, балконами и дымоходами становится настоящим гимном поэтике городского пейзажа. Венецианские живописцы чаще, чем какие-либо другие художники мира, изображали на своих картинах родной город. И никогда прежде ни один город и люди, его населяющие, не оказывали столь сильного влияния на художественную традицию.

Глава 23

Просвещение и язык

Ренессанс пришел в Венецию сравнительно поздно. Возрождение гуманистической литературы и классического образования проникало в город медленно, спастически, и это было вполне объяснимо: венецианская почва вряд ли была благоприятной для этого процесса. Граждане Венеции никогда не отличались стремлением к знаниям или к образованию ради образования. Отвлеченные исследования были чужды им в той же степени, что и абстрактное теоретизирование. Еще в 1404 году итальянский гуманист Джованни Конверсино, проживавший на материке, писал, обращаясь к венецианцам: «Даже если бы вы вдруг захотели стать учеными, у вас ничего бы не вышло; все, чем вы владеете, вы добыли с помощью тяжелой работы, таланта и умения рисковать». Действительно, сама необходимость постоянной борьбы за существование неизбежно отодвигает абстрактные принципы на второй план. Кроме того, не исключено, что Венеция не участвовала в итальянском Возрождении по той простой причине, что никогда не принадлежала к континентальной Италии, на земле которой расцветали классическое искусство и литература. Можно даже сказать, что литература никогда не была частью фундамента, на который опирался город.

Молодые аристократы вполне ожидаемо получали подготовку в области практики государственного управления. И если они обучались греческому – языку, ставшему одной из основ нового гуманизма, – то только для того, чтобы управлять греческими колониями Венеции. Чем же занимались просвещенные вожди города? Кодификацией законов и составлением государственных документов. Гуманизм в целом был поставлен на службу администрированию; признанные авторитеты в области образования были также лидерами Сената или Большого совета, чьей главной заботой было создание политических механизмов, способных поддерживать сложившуюся в городе политическую систему. В эту городскую элиту входили в основном судьи-магистраты, дипломатические посланники и даже дожи. В конце XV – начале XVI столетия шли горячие споры относительно взаимоисключающих требований активного и созерцательного подхода к жизни в христианской истории. Венецианцы были сторонниками активной жизненной позиции. Для них Божественное провидение было вопросом чисто политическим.

Если венецианцы и создавали какие-то тексты, то они были посвящены конкретным проблемам и обстоятельствам; теоретический контекст, если его можно так назвать, был посвящен исключительно прославлению венецианского государства. Единственная история, которая их по-настоящему занимала, была историей их города. Не появлялось книг, которые подвергали бы сомнению установившуюся политическую или экономическую традицию, ни в одном сочинении не воспевались индивидуальные поиски красоты и гармонии и ни одна строка не пылала чистым пламенем философии чувственного познания. В этой области преобладали строгость, суровость, сдержанность. И если во Флоренции движение неоплатонизма имело немало приверженцев, чье страстное увлечение этим учением граничило с религиозным фанатизмом, то в Венеции интерес к Платону объяснялся лишь формальным уважением к авторитету классика. В городе были, разумеется, коллекционеры, собиравшие монеты, рукописи и иные древности, но ими владела скорее страсть собирательства, а не желание узнавать. По сути, это были торговцы, а не исследователи.

Когда знаменитый ученый, кардинал Виссарион, приехал в Венецию, красота города произвела на него столь сильное впечатление, что он оставил в дар венецианскому государству собрание редких книг и рукописей. Ящики с бесценными фолиантами сложили во Дворце дожей, откуда часть из них была украдена или продана. Остатки коллекции собирали пыль еще в течение восьми десятков лет. Кардинал Виссарион завещал свои книги городу за четыре года до смерти  (умер в 1472 году), но библиотеку для их хранения построили только в 1550-х. Петрарка, которого часто называют отцом гуманизма, в 1374 году оставил государству часть своего собрания книг. В 1635 году его рукописи были найдены сваленными в кучу в комнатке над главным входом в базилику Святого Марка. Часть рукописей пострадала от времени и сырости.