"Слово о полку Игореве" - Григорий Гуковский

В целом ряде своих произведений, – в баснях, сатирах, комедиях, статьях, – он резко нападает на чрезмерную эксплуатацию крепостных крестьян, на мучительство в отношении к ним. Он мечтает о государстве, в котором:

Со крестьян там кожи не сдирают,

Деревень на карты там не ставят,

За морем людьми не торгуют.

(«Хор ко превратному свету».)

Он возмущен дворянчиком-мотом, который страдает от долгов.

А етова не воспомянет,

Что пахарь изливая пот,

Трудится и тягло ему на карты тянет.

(«Ось и Бык».)

В тех же замечаниях на «Наказ», в которых Сумароков заявил себя крепостником, он тем не менее писал: «Продавать людей как скотину не должно». Здесь же он проводил свою идею разницы между рабом и вассалом-крепостным: «Между крепостным и невольником разность: один привязан к земле, а другой к помещику». В статье. «О домостроительстве» Сумароков писал: «Польза государственная или паче общественная – умножение изобилия всем, а не единому; почему ж называть тех жадных помещиков экономами, которые или на свое великолепие или на заточение злата и серебра в сундуки сдирают со крестьян своих кожу и коих мануфактуры и прочие вымыслы крестьян отягощают и все время у них на себя отьемлют, учиняя их невинными каторжниками, кормя и поя как водовозных лошадей, противу права морального и политического, единственно ради своего измышленного изобилия, раздражая божество и человечество...

...Помещик, обогащающийся непомерными трудами своих подданных, суетно возносится почтенным именем Домостроителя, и должен он назван быть Доморазорителем. Такой изверг природы, невежа и во естественной истории и во всех науках, тварь безграмотная, не почитающий ни божества, ни человечества, каявшийся по привычке и по той же привычке возвращающийся на свои злодеяния, заставляющий поститься крестьян своих, разрушающий блаженство вверенных ему людей, стократно вреднее разбойника отечеству; увеселяюся ли я тогда, имея доброе сердце и чистую совесть, когда мне такой изверг показывает сады свои, оранжереи, лошадей, скотину, птиц, рыбные ловли, рукоделия и прочее? Но я с такими Домостроителями не схожуся и пищи, орошенныя слезами, не вкушаю. Много оставит он детям своим; но и у крестьян его есть дети. В таком обеде пища – мясо человеческое, а питие – слезы и кровь их. Пускай он то сам со своими чадами кушает».

Сумароковская концепция смягченного крепостного права, но не рабства, как идеала, – теснейшим образом связана с его концепцией обязанностей дворянина, основной для всей его литературно-публицистической деятельности. Главная задача всего творчества Сумарокова – просвещение, воспитание дворянства как правительствующего сословия.

«Этот родовитый воспитанник сухопутного корпуса был, по-своему, очень требователен по отношению к дворянству», – пишет Плеханов*. В своих сатирических нападках на «недостойных» дворян Сумароков был необычайно резок. Но беда его была в том, что фактически почти весь класс помещиков оказывался таким «недостойным». Ведь это были помещики-рабовладельцы, а не идеальные руководители, заинтересованные в своем положении и приносящие свои силы и свое достояние на алтарь отечества. В результате сатира Сумарокова на злонравных дворян оказывалась сатирой на крепостничество. В этом отношении программным произведением Сумарокова была его «Сатира о благородстве», т.е. о дворянстве; он писал здесь

Сию сатиру вам, дворяне, приношу!

Ко членам первым я отечества пишу;

Дворяне без меня свой долг довольно знают,

Но многие одно дворянство вспоминают,

Не помня, что от баб рожденным и от дам,

Без исключения всем праотец Адам.

На то ль дворяне мы, чтоб люди работали,

А мы бы их труды по знатности глотали?

Какое барина различье с мужиком?

И тот и тот земли одушевленный ком;

И если не ясней ум барский мужикова,

Так я различия не вижу никакова.

Мужик и пьет и ест, родился и умрет;

Господский также сын, хотя и слаще жрет.

И благородие свое нередко славит,

Что целый полк людей на карту он поставит.

Ах, должно ли людьми скотине обладать?

Не жалко ль? Может бык людей быку продать,

А во учении имеем мы дороги,

По коим посклизнуть не могут наши ноги...

* Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. Ч. III. Гл. V.

Кровными врагами Сумарокова были в первую очередь «грабители», русские царские чиновники, бюрократы, «подьячие», по терминологии Сумарокова. Наверху всей лестницы российской бюрократии находился царь. Политическая практика русской монархии XVIII века, ее структура вызывают порицание Сумарокова, так же как социальная практика русских помещиков. Конечно, Сумароков совершенно чужд республиканских идей. Но он не может согласиться с деспотизмом русских царей, с произволом, с развращением и продажностью правительственного аппарата, с бюрократическим и полицейским характером его. Он хочет ограничения власти монарха, введения его в некоторые законные рамки. Он усвоил учение о государстве Монтескье, который вообще оказал огромное влияние на политическое мышление дворянских либералов XVIII столетия вплоть до Фонвизина. В своем классическом труде «О духе законов» (1748) Монтескье установил различение трех видов государства: республика, монархия и деспотия. Республика управляется народом, и принципом государственного управления в ней, предпосылкой ее бытия является добродетель граждан. Монархия управляется государем, власть которого ограничена законом, для него обязательным. Принцип монархии – честь, и опора ее – аристократия. Деспотия управляется неограниченным государем, повинующимся только своей прихоти. Принцип власти деспотии – страх. Монтескье блестяще, смело и ярко нападает на деспотию, ненавистную ему; республику он ставит очень высоко; но ближайшим образцом, как достижимую программу для своего отечества, он предлагает монархию, образец которой он видит в конституционном, в значительной мере уже буржуазно-демократическом строе современной ему

Англии.

Сумароков – также «монаршист»; он считает, что монарх должен быть подчинен законам чести, воплощенным в государственных законах, что он должен управлять во имя государства и силами дворянства и что дворянство должно своими правами гарантировать сохранность «свободы» и независимость законов. Он говорит: «Монархическое правление, я не говорю деспотическое, есть лучшее» («Некоторые статьи о добродетели»). Без всякого сомнения, русское государство своего времени Сумароков считал деспотией и считал своим долгом поэта и дворянского идеолога бороться за создание в России «монархии», сословной, дворянской, но обеспечивающей свободу инициативы дворянина и обеспеченной организацией дворянской общественности.

Исходя из своего либерального идеала сословной конституционной монархии, Сумароков со свойственной ему запальчивостью и дерзостью напал на те социальные явления и социальные силы, которые он расценивал отрицательно. Последовательная, резкая, озлобленная борьба с реакционными силами государства проходит красной нитью через все его творчество, начиная от трагедий и кончая злободневными статейками. Сумароков не прочь был предложить полное искоренение подьячих, в которых он видел плевелы общества. Именно бюрократизм виноват и в том, что к власти лезут люди из «низов», – так считает Сумароков. В своих баснях, очерках, сатирах он обрушивается на выскочек, на плебеев, пробравшихся к власти.

Рядом с «подьячими» стоят в сознании и творчестве Сумарокова торгаши – откупщики. Система организованного грабежа казны и народа, оформившаяся, например, в практике продажи государственных монополий частным лицам, особенно нагло развивалась в последние годы елизаветинского царствования. Именно на эти годы падает целый ряд произведений Сумарокова об откупщиках. Между тем откупщики были сильными людьми: наиболее крупным из них был сам П.И. Шувалов, едва ли не руководивший всеми правительственными делами в последние годы царствования Елизаветы Петровны. И вот Сумароков резко нападает на откупщиков, которые готовы взять на откуп «Неву и Петербургски все текущие к ней реки» или даже – после своей смерти – вечную муку грешников в аду; так же как в отношении подьячих, Сумароков считает, что «Юпитеру» давно пора «бросати гром» на откупщиков.

Нападая на представителей власти, бюрократов и спекулянтов, Сумароков вел одновременно борьбу и с «двором», т.е. с самим правительством. Так было и при Елизавете, и при Екатерине II.

В своей политической концепции Сумароков использовал и Монтескье, и физиократов, и, конечно, много других социально-политических теоретиков Запада, например немецких либеральных государствоведов – Юсти или барона Бильфельда. В своем философском мировоззрении он так же опирался на достижения западной мысли, как и другие его современники. Если мы просмотрим статьи Сумарокова, в которых идет речь о философии, то мы увидим, что он разбирается во взглядах, в деятельности Локка, Декарта, Лейбница, Спинозы, Бейля, Эпикура, Вольтера, Руссо, Гоббса. Конечно, Локка Сумароков читал во французском или немецком переводе, но он черпал все же сведения о нем и об английских мыслителях вообще из первых рук. Немецкая же умственная жизнь была издавна столь же близка и, во всяком случае, столь же известна русским дворянским начетчикам, как и французская.