Другая сторона Эвереста - Мэтт Дикинсон

— Сними площадку, — прокричал я, — и убедись, что видно дерьмо и разодранные палатки. — Хорошо.

С наступлением темноты я стал искать фонарь в своем рюкзаке. Первая и вторая попытки оказались безуспешными. Тогда мне пришлось выложить все содержимое рюкзака на пол палатки. Безрезультатно. Я изменил положение и обшарил спальник, обыскал все углы палатки, всю разбросанную одежду, и Ал тоже проверил свою сторону палатки. Фонарика нигде не было.

Я был абсолютно уверен, что сегодня утром положил фонарь в рюкзак. Я отчетливо помнил, как проверил две запасные лампочки и батарейки, которые были приклеены скотчем к фонарику. Но теперь все это исчезло.

Серьезность этой потери была гораздо большей, чем невозможность посветить ночью в палатке. Она полностью исключала моё восхождение на вершину. Пять или шесть часов восхождения должны проходить в темноте.

Я обыскивал рюкзак снова и снова с нарастающим чувством отчаяния. Я проклинал себя за эту ошибку. Здесь негде было взять запасной фонарь, попытка же одолжить его в другой экспедиции означала просто поставить их в аналогичное положение. Как мог я быть столь беззаботным?

— Может быть, ты выронил его на одной из остановок, когда снимал фильм? — голос Ала звучал сочувственно, но я знал, что он всегда прав. Моя глупость могла также сорвать и его восхождение.

Я перебирал в памяти весь день. Была только одна остановка, на скалах, когда я залезал глубоко в рюкзак за батарейками. Может быть, тогда и выпал фонарь?

Наступило время шестичасовой связи. Я попросил узнать у Саймона, не нашли ли они фонарь в палатке на седле. Ал связался по рации.

Пока он разговаривал с Саймоном, я обдумывал суровую реальность. Даже если они найдут фонарь, он не попадет ко мне, пока команда Б не поднимется сюда на следующий день. Поскольку я не смогу идти в темноте в лагерь 6, а в лагере 5 будет слишком мало места, мне придется идти вниз. Меня трясло от непереносимой жалости к себе. Потерять все из-за одной маленькой оплошности. Я ненавидел себя за свою небрежность. Но где же фонарь?

К моменту связи команда Б благополучно поднялась на седло и теперь отдыхала. Саймон обрадовался, услыхав, что лагерь 5 в хорошем состоянии, и сказал, что в палатке, оставленной мной накануне, фонаря не обнаружили.

Ал выключил рацию.

— Он должен быть здесь.

Я начал очередную стадию поисков, ощупывая каждую отдельную вещь, и затем методично, насколько я мог это сделать в судорожном состоянии, разбирал кучу. Ничего.

Вдруг обнаружив складку на стенке палатки, я просунул под неё руку и вытащил фонарь. Невероятно, как я не нашел его раньше. Оставалось только предположить, что мой мозг все ещё работает в пол-силы.

— Всё, конец панике, — Ал поставил кипятить следующую порцию волы.

— Слава Богу, — я вздохнул с облегчением.

У меня снова появились шансы взойти на вершину.

Мы снова связались с Саймоном, чтобы сообщить ему, что фонарь найден. Остаток вечера мы провели за чаем и горячим шоколадом. К 21–00 мы были готовы ко сну. Спать в маске было тяжело. Русское оборудование было неудобным, ремешки крепления постоянно врезались в какую-либо часть лица. Выпускная система была тоже неэффективной — маленькие лужицы ледяной жидкости периодически собирались внутри выпускного клапана. Мы вертелись с боку на бок в поисках более удобной позы, и это приводило к попаданию в горло отвратительной слюны.

Но как бы трудно не было спать в маске, спать без неё было гораздо хуже. Я провел бессонную ночь, просыпаясь всякий раз, чтобы поправить маску, когда она начинала съезжать, и проверить поступает ли кислород.

Ветер тоже не способствовал сну, иногда затихая до шепота, он вдруг налетал с невероятным треском.

В 5-00 я услышал, что шерпы зашевелились, собирая снег для утреннего чая. В 6-00 мы зажгли нашу газовую горелку. С первыми лучами Ал высунул голову из палатки проверить погоду.

— Ну, как?

— Так себе. Облачно.

— Встаем?

— Ветер. Посмотрим, как пойдет.

Мы собирались медленно и методично, проверяя каждую вещь перед тем, как уложить её в рюкзак. Удивительно, какой беспорядок можно устроить в двухместной палатке. Я специально проверил на месте ли фонарь. Затем наученный горьким опытом, проверил его снова.

Ал осмотрел палатку.

Мы приладили баллоны к рюкзакам и вышли в лагерь 6, поддерживая себя первое время кислородом.

Первым препятствием на нашем пути оказался крутой снежник, расположенный прямо за площадкой. Даже с кислородом этот подъём требовал большого напряжения сил в столь раннее время. Надо было идти на передних зубьях кошек и забивать ледоруб глубоко в снег, для устойчивости.

Отдышавшись наверху снежника, я посмотрел на индикатор кислорода, чтобы проверить работает ли он. Я не был уверен, поступает ли воздух вообще, но индикатор показывал, что устройство работает.

Я думал, что с кислородной поддержкой восхождение будет проходить как на уровне моря, но это было ошибкой. Кислород несомненно помогал, по после каждого резкого движения следовали головокружение и одышка.

Было очень полезно втянуться в определенный ритм, поэтому мешал ветер. Первые тридцать минут с момента выхода из палатки мы преодолевали такой ураганный ветер, с каким ещё не приходилось встречаться на горе. Северный гребень с его длинными понижениями к Восточному Ронгбуку, сужаясь, становился местами совершенно незащищенным от ветра, и нам приходилось все чаще останавливаться, чтобы нас не сдуло. Порывы ветра были ужасны и впечатляющи. Пару раз меня физически сбивало с ног, я падал на колени, обеими руками вцепляясь в камни, которые попадались под руки.

После часа такой битвы возникли первые сомнения. Как долго мы продержимся в этих условиях? Меня одолел болезненный страх, что Ал решит, что ветер слишком силён, и прекратит восхождение. Каждый раз, останавливаясь протереть очки или немного отдохнуть, он вглядывался на запад, откуда дул ветер, оценивая обстановку. Там было множество разрозненных облаков, что не предвещало шторма. Мы лезли вверх.

Я был так увлечён процессом принятия вертикального положения, что не заметил спускающегося альпиниста, пока не столкнулся с ним нос к носу. Это был Джон, лидер норвежской экспедиции. Он спускался вниз после бедственного пребывания в лагере 6. Он шёл с трудом, держась за грудь, лицо его перекашивало от боли при каждом кашле.

— Что с тобой? — спросил его Ал.

— Горло. Я прокашлял всю ночь и думаю, что сломал ребро. Пока он говорил, сильный кашель раздирал его, сгибая пополам.