Упади семь раз - Лия Лин

– Потому что он прекрасен в постели, – голос Надьки стал ленивым и томным. – Настоящий самец. Только поэтому. А этого и достаточно.

Я разрезала арбуз. Он был невероятно красный, как на картинах мексиканской художницы Фриды. Выточив на зернистой мякоти ножичком «Viva la vida!» (да здравствует жизнь!), отрезала ломтик с надписью и съела.

– Девчонки, как хорошо! Хотя бы один спокойный день за столько времени… Я вот сегодня не думаю об опасностях. Мне кажется, мы далеко от них. Ну в день-то рождения можно обойтись без камней в спину?

Только я это сказала, как в спину мне ударил маленький камешек… Фу-у-ух. Оказалось – брошенный детьми. Но страх тут же подкатил к сердцу. Нет, всё-таки права Анька, все мы постоянно в напряжении. И пока тянется эта запутанная история с трупами, никто из нас не успокоится и не почувствует себя в безопасности.

15

Милосердие торжествует над судом.

– У меня традиция: осенью ходить в Летний сад пошуршать листьями, – сказала Наталья Васильевна по телефону. – Давайте вместе погуляем? Погода великолепная.

– Конечно! – согласилась я.

Мы встретились у входа и сразу узнали друг друга.

– Лия? – спросила она.

– Да, – растерянно улыбнулась я.

Жена Мультивенко выглядела так молодо, что я изумилась. Сколько же ей лет, если Стасу было тридцать восемь? Издалека она казалась совсем юной: тонкая талия, девчоночья стрижка. Но морщинки вокруг глаз всё-таки выдавали возраст. Кстати, говорят, что добрые люди дольше не старятся. Вот уж точно про эту женщину. С ней было удивительно легко.

Я ехала, переживая, как мы будем общаться. А всё Аделаида Ильинична – не успокоилась бабка Ада, пока не поговорила с женой Мультивенко.

Тревоги оказались напрасными. Напряжение сразу ушло, как только мы побрели по аллее…

Летний сад находился на реконструкции, и туда не пускали посетителей. Но на супругу губернатора (и на меня заодно) запрет не распространялся. Охранники провели нас за ворота, а сами остались дожидаться у входа.

– Я сказала, что приехала осмотреть ход реконструкции. Лия, здесь нам никто не помешает поговорить наедине. И в безопасности.

Листья шуршали под ногами. Наталья Васильевна с удовольствием зарывала в них туфельки и улыбалась.

– Мы часто в Летнем саду гуляли, когда Стасик был маленький. Я потому мужа и попросила, чтобы всё здесь привели в порядок. Знаешь, в молодости хочется, чтоб дети поскорее повзрослели, а потом так не хватает прогулок с маленьким, доверчивым человечком, который держит тебя за руку и задаёт глупые вопросы. Но тебе-то, наверное, скучать не приходится?

– Да, точно, – рассмеялась я. – Хотя держать их за ручку уже не получится, но вопросов задают предостаточно, не всегда и найдёшь ответы.

– Давай посидим на скамеечке?

Мы сели, и мама Стаса достала из сумочки фотографии белобрысого мальчишки в беретике и матроске.

– Это Стасик в садике. Он был такой беленький, пухлый, и нянечка называла его «пшеничный» ребенок. Нет, даже не так – «пашаничный». Она была малограмотная женщина. Но очень любила его. А вот это Стас пошёл в школу…

На фотке – коротко стриженный мальчишечка с озорным взглядом и огромным букетом гладиолусов, как у всех первоклассников. Мой Аврашка тоже стоял с таким. А для Али я всегда покупала простенькие хризантемы, потому что на линейке он неизменно дрался ими и до учительницы доносил полуоборванный веник.

– Иногда я думаю: какое же счастье – растить ребёнка. Мы ворчим на трудности, недосыпание, тревоги. И только потом, когда дети взрослеют, понимаем, как не хватает нам этих забот.

Наталья Васильевна замолчала. Повисла пауза.

– Лия, я всё знаю. Мне Саша рассказал. И Аделаида Ильинична звонила. Знаешь, после смерти сына в моей жизни такая пустота, что и не передать… – Наташа достала платок и вытерла слёзы. – Муж всегда был увлечен работой, а я жила Стасом. Может, я не строгая мать и баловала свыше меры, но ведь он у меня был единственный. И даже взрослый всё равно оставался для меня ребёнком. В нём была вся моя жизнь. И вот теперь… Я просыпаюсь, думаю о нём, еду на кладбище, возвращаюсь домой. И снова всё о нём… И мысли, и воспоминания. Не дай бог никому такого. Пережить своего ребёнка – это страшно.

Я не могла себе представить подобного ужаса. И очень жалела Наталью Васильевну. Через её рассказ Стас стал мне неожиданно роднее. Как будто мне не хватало фотографий, где он маленький, где он – школьник. Ведь мой малыш будет похожим на него. Я всегда знала, что мужчина, от которого женщина родила ребёнка, никогда не сможет стать ей чужим. Даже если они не вместе или расстались. Через детей невидимые нити связывают родителей. До самой смерти. А может, и после неё.

– Лия, я очень хочу, чтобы родился ребёнок Стаса. И буду помогать тебе всем, чем смогу. Когда я узнала про внука, для меня снова зажглась надежда, понимаешь? Родная кровинка, какое счастье, что она есть. Что ты есть.

Наташа взяла меня за руку. И я впервые почувствовала, что кто-то, кроме меня, ждёт этого ребёнка. И очень хочет его.

– Спасибо вам!

– Давай на ты? Лия, я так мечтаю нянчить твоего малыша. Малыша Стаса. Вот, веришь ли, я как узнала о твоей беременности, сразу поняла, что это дар божий. И для меня тоже. В квартире Стаса после его смерти на столе нашли открытую книгу с записью на форзаце… Там сын про тебя написал…

Я поражённо уставилась на Наталью:

– «Книга перемен»?

– Она самая. Стас нарисовал профиль. Смешно так, по-детски. Но теперь я понимаю, что твой. Очень похоже. И подписал: «Ли-я?». Именно так: с большой буквы, через дефис, с вопросительным знаком. А ниже «Unelma Asu!» с восклицательным знаком в конце.

Я с трудом сглотнула. Наташа, с печальной улыбкой посмотрев на меня, сказала:

– По-фински это значит «живая мечта»…

У меня навернулись слёзы. Я, стиснув зубы, отчаянно запрещала себе разрыдаться. Повисла долгая пауза.

Мы встали и побрели по аллеям. Я рассказывала матери Стаса про своих детей, она захотела с ними познакомиться. Расспрашивала меня о здоровье, о проблемах, обо всём. Предложила телефон своего врача для наблюдения за беременностью.

Я не привыкла к такой заботе, мне и в обычной женской консультации было нормально. Мы с Джулькой, как две дворняжки, не требовали многого от жизни.

Ярко раскрашенные клёны, пожелтевшие липы и вязы. И мраморные изваяния. Самый старый сад Петербурга. Почти ровесник города.

Вспомнился он мне заснеженным, морозным. И как долго мы с Мечиком целовались и обнимались за статуей, плотно укрытой на зиму досками. Мы спрятались за ней, потому что она была самая крупная в Летнем саду… А весной, когда статуи открыли, прибежали посмотреть, что же скрывалось под громоздкой зимней обшивкой, – оказалось, это знаменитая мраморная композиция «Амур и Психея». Психея с лампадой склонилась над лежащим Амуром, чтобы осветить и рассмотреть прекрасное лицо бога. История о человеческой душе, стремящейся слиться с любовью…

Жена губернатора вдруг порывисто взяла меня за руку:

– Лия, дорогая, я не должна была тебе этого говорить, но теперь понимаю, что обязана. Остерегайся мужчин в своем окружении. Один из них очень опасен. Ты считаешь его другом, но он может навредить тебе. Старайся быть осторожной, береги себя.

– Но кто это? Кто? – Едва спросив, я вдруг сразу поняла, о ком речь.

– Не имею права назвать имени и так сказала слишком много. Но я вижу твою беззащитность, и мне хочется уберечь тебя. И внука. Я буду молиться за вас.

– Думаю, я уже в курсе насчёт мужчины. Мы были с подругами на допросе. И догадались, кто он. – Я с неприязнью помянула про себя Храма нехорошими словами.

– Надо же… – удивлённо посмотрела на меня Наташа. – А Саша приказал ничего не рассказывать.

– Вы не волнуйтесь, нас будут охранять. То есть будут присматривать. Я хоть немного теперь за детей успокоилась.

– Ну и хорошо, – с облегчением вздохнула жена Мультивенко. – Ты не сердись на Сашу, что не поверил тебе. Мужчины, они стараются всё логикой проверять, А мы, женщины, интуицией. Я к тебе сразу расположилась, как только увидела.

– И я сразу! – я по-детски радовалась теплу и пониманию. – А приходите к нам домой в гости вместе с Александром Владимировичем?

– Придём. Непременно придём.

Мы остановились с Наташей у статуи сивиллы Либики, в руке она держала свиток с надписью: «REGNABIT DEUS IN MISERICORDIA».

Насколько я смогла понять, это означало – «Господь воцарится в милосердии».

16

Умереть – внезапно перестать грешить.

В начале октября, чтобы окончательно освоиться с новым компьютером, позвала сына поставить нужные программы. За пару часов он загрузил мне с дисков основную начинку. До этого мне приходилось пользоваться обычным текстовым редактором для набора переводов.