Черное Солнце - Ребекка Роанхорс

Они били его по спине, пытаясь очистить легкие от воды, но он был неподвижен, лицо было вялым и серым. Ксиала закрыла глаза. Она слишком долго находилась под водой. Он мертв.

Дрожа от холода, она сквозь стучащие зубы попросила одеяло. Она слишком устала, чтобы поднять голову, но все же заставила себя открыть глаза – посмотреть, где ее команда, куда делись эти нежные руки, но все, что она увидела, это Келло, стоящего в дюжине шагов от нее и не сводящего пронзительного взгляда.

– Келло, – прошептала она, – холодно.

Но ее первый помощник не пошевелился. Никто ей не помог.

Она попыталась заставить себя сесть. Попыталась поджать под себя ноги, но они не двигались. Почему она не может пошевелиться? Что-то ударилось о скамейки – тяжелое и мокрое, – и она мельком увидела чешую, черную и мерцающе переливающуюся под дождем. Она попыталсь понять, что это, но ничего не получалось.

Ей удалось приподняться на локтях. Команда, застыв, стояла вокруг нее, уставившись обвиняющим взглядом. Она почти чувствовала едкий и животный запах страха в воздухе. И боялись они ее.

У нее сжалось сердце. Глаза встретились с Келло.

– Тик! – сказал он. И прозвучало это как проклятье. Как мерзость.

Что-то сильно ударило ее по затылку, и мир погрузился во тьму, чернее, чем глубины моря.

Глава 21

Море Полумесяца

325 год Солнца

(11 дней до Конвергенции)

Здесь есть мальчик, сын Щита одной из матрон. Я не буду называть его по имени, но я знаю, что он подлый и обижает маленьких детей, когда рядом нет взрослых, которые могут это увидеть. Тана однажды сказал мне, что этот мальчик издевался над воронами. Сегодня он упал со скалы и умер. Мама сказала родителям мальчика, что это случайность, но Акел шепнул мне, что видел, как вороны столкнули мальчишку с карниза. Я подозреваю, что это не было случайностью, а лишь вороньим правосудием.

Из наблюдений за воронами Саайив тринадцать лет

Ксиала проснулась, когда вокруг все еще было темно, и вытянулась на полу. Судя по мягкому покачиванию волн, она все еще была на корабле.

Мягкое покачивание волн. Что означало, шторм закончился. Что означало, они выжили.

Распахнув глаза, она скривилась от боли в голове и огляделась по сторонам. Она находилась в помещении. Вот почему было так темно.

Свет проникал через стены из брусьев и камышовую крышу, значит, уже рассвело. Мысли приходили медленно, но Ксиала догадалась, что она находится в помещении, которое привыкла считать комнатой Серапио.

Серапио. Он был тут. Сидел так близко, что протяни она руку – и могла бы дотронуться до края его мантии. Юноша, склонив голову, прижался спиною к стене. Казалось, он спит, но в теле чувствовалось какое-то не подходящее для отдыха напряжение, руки были прижаты к бокам, а само тело, пока она смотрела, дергалось в мелких конвульсиях. Если бы ее спросили, она бы сказала, что Серапио снился кошмар.

На шее у него висел кожаный мешочек – за шнурок, стягивающий узкое отверстие, зацепились крошечные брызги светящегося порошка, больше похожего на разбитый вздребеги свет.

Лицо юноши было освещено косым лучом дневного света. Рот слегка приоткрыт, челюсть отвисла, а на глазах не было повязки. С того места, где расположилась Ксиала, казалось, что Серапио просто прикрыл глаза, чтобы поспать. Ресницы легли на высокие скулы, гладкая кожа, полные губы, мягкие локоны волос, спадающих на плечи.

Наверно, я все-таки влюбляюсь в хорошеньких, подумала она.

На миг она задумалась, не разбудить ли ей его. Все выглядело так, словно ему некомфортно, но она не знала, обрадуется ли он ее вмешательству. И вообще, почему она в его комнате?

Она попыталась вспомнить, что произошло во время шторма. Она вспомнила Луба и Бейта за бортом. И Луба мертвого, с посеревшим лицом, с глазами, уставившимися в никуда. И лицо Келло, с отвращением, явственно проглядывающим в изгибе губ, в прищуренных глазах. И запах страха. И… Рыбью чешую. Черную и переливчатую. Красивую. Но явно неподходящую.

Она покачала головой, пытаясь разобраться в мешанине воспоминаний, но у нее лишь сильнее заболела голова. Она провела рукой по затылку, уверенная, что обнаружит шишку под копной пропитанных солью волос.

Ксиала заставила себя подняться, ноги дрожали так, будто она плыла весь день и забыла, как ходить. Комната была мала – она даже не представляла насколько.

Она подошла к двери, стараясь не разбудить Серапио, и потянула за веревку. Та не сдвинулась с места. Она дернула еще раз, сильнее. Ничего. И на нее вновь нахлынуло воспоминание о тюремной камере в Кухаране и о полдюжине других тюремных камер до этого.

«Я заключенная, – внезапно подумала она. – Они заперли меня здесь».

Она не знала, что именно произошло на палубе во время бури, что заставило команду запереть ее, но в душе у нее возникло то же чувство, что и когда она проснулалсь после пьяной ночной отключки.

«Я трезва! – захотелось крикнуть ей. – И что бы ни случилось, все уже закончилось. Выпустите меня!»

– Выпустите меня! – громко закричала она, стуча кулаком по двери. В голове вспыхнули новые воспоминания. Другая тюрьма, на ее родном острове – мать плачет снаружи, тетя проклинает ее имя. В груди поднялась паника, и Ксиала хватала ртом воздух, пытаясь отдышаться, борясь со слезами.

Снаружи раздался голос кого-то из членов экипажа, и она снова закричала, но заговоривший удалился прочь, а не приблизился.

– Я ваш долбаный капитан! – выкрикнула она.

– Им это известно.

Она обернулась, чтобы увидеть, что Серапио с настороженным выражением лица повернулся к ней.

– Что?

– Я сказал…

– Я знаю, что ты сказал. Я имела в виду почему? Почему я здесь?

Она подавила тревогу, грозящую захлестнуть ее с головой, и повернулась, чтобы вновь постучать в дверь, и на этот раз вглядываясь в щели между тонкими деревянными планками. Желудок сжался.

– Почему там ящики, блокирующие дверь?

– Чтобы удержать тебя внутри.

– Но почему? Почему им понадобилось блокировать дверь? Я же не… – Головная боль снова усилилась, и Ксиала попыталсь стряхнуть ее, вытащить воспоминания, которые по-прежнему проносились в голове какими-то вспышками. Ей захотелось закричать: Я же не убила никого! Но, по правде говоря, она не была в этом уверена.

– Луб не выжил, – сказал Серапио.

Она сглотнула, какая-то часть ее гнева и замешательства сменилась печалью.

– Я знаю, я… Я пыталась.

– Бейт обвиняет тебя. Говорит, ты перерезала веревку, что связывала их, и, если бы ты этого не сделала, они бы оба выбрались на поверхность.

Нотки печали сменились недоверием.

– Луб тащил его вниз, размахивая руками в гребаной панике. Если бы я не перерезала веревку, Бейт тоже бы умер.

Серапио мгновение помолчал, прежде чем ответить:

– В этом есть смысл, но Бейт думает иначе. Другие тоже.

– Другие? Откуда они знают? Откуда ты это знаешь?

– Я слышу их.

Это заставило ее замолчать, даже как-то успокоило, и она прижалась ухом к стене, чтобы