Категории
Самые читаемые книги
ЧитаемОнлайн » Проза » Советская классическая проза » Высокая макуша - Алексей Корнеев

Высокая макуша - Алексей Корнеев

Читать онлайн Высокая макуша - Алексей Корнеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 71
Перейти на страницу:

22 января. Теперь и в нашу деревню приходит почта, разносит ее тетя Дуня Родионова — Дуняша, как зовут ее все. Получили письма от некоторых фронтовиков. Пишут, что воюют, стараются изгнать фашистов с нашей земли.

27 января. Сегодня поднялся задолго до рассвета, развел в теплой воде последние крошки чернильного порошка, положил в старый Шуркин портфель (мой променяли на хлеб) четыре учебника, которые сохранились от огаревского пожога, да последнюю тетрадку. С тем и отправился в Никольскую семилетнюю школу, за три километра. Из шестиклассников нашей деревни я один оказался, но это меня не остановит. Хоть и впроголодь живем, а буду стараться из последних сил. Боюсь только за старые валенки, которые чуть-чуть живы, в любую минуту могут развалиться. Поэтому буду ходить через Зоринку, где дорога покороче.

Едва стало рассветать, как я поравнялся с зоринской канавой, глянул в сторону засыпанного снегом немца — совсем уже не видно его под сугробом — и быстро-быстро, словно догнать он меня собирался, побежал по узкой тропинке. После Зоринки — знакомые три дома, отколотые от Ушакова, чуть дальше через лощину — начальная школа, в которой я учился два года назад. Я глянул на горку, куда, бывало, поднимались мы в свою школу, и сердце сжалось от воспоминаний. Как хорошо было до войны ходить вот сюда, радоваться да забавляться с одноклассниками. А теперь уж не до забав, и школьникам приходится трудно, как взрослым. Да и школа стоит пустая, без окон и без дверей — везде после немцев разорение. Теперь, я слышал, не здесь будет начальная школа, а в какой-то деревенской избе.

Я прошел Ушаково, Чадаево, и глазам моим предстало белое здание на Измайловской горе — школа, в которой предстоит мне теперь учиться. Как хорошо, что уцелела она после немцев. И с радостью, с волнением, будто на праздник спешил, ускорил я шаг.

Но, оказавшись в тесном коридоре, я разочаровался: насколько мала эта школа против той, подмосковной, в которой прошел мой пятый класс!

— Ученье — тоже работа, — говорили нам учителя. — Наши отцы и старшие братья бьют фашистов, а вы должны радовать их хорошими, отличными отметками.

Для меня все учителя и ученики незнакомы, и я сидел, глядя на них во все глаза, соизмеряя их друг с другом и с теми, к которым когда-то привык. Лидия Александровна, Варвара Павловна, Евдокия Ивановна… Я старался запомнить новые имена, но с первого раза это не давалось. Странным казалось, что все были закутаны по-зимнему, даже учителя. Окна сплошь заворошены инеем, печка холодная, и мы сидели, дули на руки, на пузырьки и непроливайки, в которых замерзали чернила. А тут еще со станции доносились удары, будто молотом огромным колотили на речке лед, и стекла в рамах дребезжали, позванивали. Учителя нас успокаивали, говорили, что это не бомбежка, а наши обучаются, готовясь к наступлению…

По пути из школы я заметил в чадаевском овраге, в стороне от дороги, темное пятно. Покопал носком валенка, вижу — небольшой железный чемоданчик. Однако оказался он таким тяжелым, что еле поднял я его. Нехитрая, но крепкая защелка поддалась не сразу. Наконец оттолкнул я ее и остолбенел: в чемоданчике уложены тесно, рядком друг к другу, маленькие мины. Видно, немцы растеряли, когда бросили свой обоз. Я оттащил находку к речке, осторожно выложил мины в снег, на кромку льда, чтобы оказались они весною в воде, а в чемоданчик положил учебники: вот и портфель у меня!

31 января. Сегодня в школе раздали по три тетради. Уроков пока немного — три, а то и два за смену. Это потому, что в классах холодно, замерзают руки и ноги. Да еще не хватает учителей. Однако на дом задают больше, чем полагается: надо же наверстывать потерянное время, больше трех месяцев не учились из-за фашистов!

20 февраля. До войны мы не знали, что такое «грыб», как называют попросту в народе простудную болезнь. Но вот прошли по нашим местам немцы, и понесло эту заразу (вспомнишь, как они сопли от холода распускали — наверно, и правда пошла от них такая болезнь). От деревни к деревне, от дома к дому переходит она, косит чуть не всех подряд. И нас не обошла. Сначала заболел отчим: вернулся со станции, с поденки, а утром не поднялся. Так и пролежал неделю. А потом и мать слегла, и я за ней следом. Две недели отлежал, только очухался немного. Но больше всех досталось матери. Болезнь скрутила ее так, что она теряла рассудок, выскакивала ночью на мороз, прямо с постели, и все порывалась куда-то бежать. Нам приходилось из-за нее не спать, смотреть за ней да привязывать рогач к двери, чтобы не открыла. К тому же не ест она почти ничего, похудела до неузнаваемости.

23 февраля. Сегодня неожиданно приехал из Москвы дядя Герася, вечером явился к нам проведать. Сказал, что отпустили в честь Дня Красной Армии. В шинели пришел и в шапке военной с красной звездочкой, усы отпустил — еле узнали его. Только голос все тот же грудной, басовитый. Служит он в Москве шофером на машине, и завтра опять уезжает. Дал нам по белому сухарику на каждого и с тем распростился. А про Горку ничего нового: как написал тот еще в августе со Смоленского направления, так ни слуху ни духу.

Наших деревенских, Горкиных одногодков, призвали в армию три дня назад. Это потому, что оккупация задержала. Павла Антипова (в деревне прозвали его Паном) зачислили, как самого рослого, в артиллерию, Ваську Антипова (сына Тимофея Семеновича), Сергея Родионова и Митьку Черникова — кого в связисты, кого в пулеметчики. Поплакали, конечно, родные на проводах: что им, по восемнадцать только, а идут не в гости на праздник, может, на верную смерть. Но и воевать тоже надо, Родину защищать.

27 февраля. Наконец-то долгожданное письмо от крестной! Конвертик маленький-маленький, в ладошку (на всем сейчас экономия). Адрес все тот же: Павлово-Посадский район, Электропередача, ул. Пушкина, 2.

— Мам, послушай, что крестная-то пишет! — обрадовался я, раскрывая конверт аккуратно, чтобы не надорвать.

Мать даже просияла, несмотря на болезнь, подсела к столу, и Шурка к ней поближе.

— «Здравствуйте, дорогие родные! — начал я громко, стараясь не торопиться. — Добрый день, утро, вечер, любое время!

Шлем мы вам всем пламенный родной привет и самые наилучшие пожелания в вашей новой деревенской жизни. Мы так обрадовались, что вы остались живы после такого ужаса, что нет слов, чтобы выразить все и передать на бумаге. Ведь последнее от вас письмо мы получили 31 июля, и вот уже полгода не было от вас ни одной весточки. Высылали вам и заказные, и доплатные — все без ответа. Не знали мы, живы вы или погибли под бомбежкой или под фашистской оккупацией. Мало ли что может случиться в наше смертельно опасное время.

В общем, теперь мы чувствуем себя счастливыми оттого, что смерть миновала вас и нас. А к нам фашисты даже не дошли — это еще лучше.

Живем мы на том же месте, только по-другому: я работаю теперь не в книжном магазине, а на торфоразработках — так диктует военная обстановка. И Нюру, мою сестрицу, с фабрики из Павлово-Посада направили в Храпуново — на погрузку торфа. Продукты получаем по карточкам. Мне 600 граммов хлеба на день, а на месяц — 500 граммов сахару, 400 граммов масла, полтора кило крупы. Ваш дедушка, а мой папаша получает, как иждивенец, еще меньше: 400 граммов хлеба, 300 — сахару и так далее. Питание на новой моей работе требуется усиленное, а его не хватает. Был у нас с осени купленный картофель, весь поели. А на рынке все дорого: картошка 12–15 рублей кило, свинина — 140 рублей. Да и то не всегда бывает. Вот немного потеплеет, и пойдем менять по деревням свое добришко-барахлишко. А сейчас у нас, как нарочно, сильные морозы — до 43 градусов.

Вот и все, что я могу вам написать. Рассказать, конечно, если бы вы были рядом, можно больше.

Мы рады, что вы живете все вместе, пережили немецкий гнет, остальное покажет будущее.

Пишите нам почаще, не забывайте. Мы можем выручать друг друга в такое тяжкое время».

Я кончил, мать завздыхала, и наплыла на нее задумчивость, печальная туманность.

— Ладно, девк, переживем как-нибудь, — успокоила ее тетя Маша, которая тоже слушала. — Выздоравливай вот поскорее, а горевать нам некогда.

Вне себя от радости, что живы наши родные, я тотчас же принялся писать ответ: как пережили оккупацию, как попали в деревню и как живем — трудно, зато без немцев, среди своих.

1 марта. Матери стало немного лучше, но ходить как следует не может, временами заговаривается. А тут еще хлеб кончился, не знаем, у кого занять. Хорошо, что люди нам помогают — и родные и даже чужие. Тетя Оля Барская живет на краю Арсеньева, и то, когда лежала мать без памяти, а у нас в деревне коровы не доились, приносила для маленького Коли по банке молока. А сейчас тетя Аксинья Кузнецова дает иной раз по целой махотке. Тетя Варя капусты нам давала, а Барановы то хлеба, то картошки. Шурка, моя сестра, каждый день к ним ходит, нянчит ребят и обедает там. Рассказывала, как молочный кисель им варила — и самой-то охота попробовать, и совестно перед маленькими.

1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 71
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Высокая макуша - Алексей Корнеев торрент бесплатно.
Комментарии
КОММЕНТАРИИ 👉
Комментарии
Татьяна
Татьяна 21.11.2024 - 19:18
Одним словом, Марк Твен!
Без носенко Сергей Михайлович
Без носенко Сергей Михайлович 25.10.2024 - 16:41
Я помню брата моего деда- Без носенко Григория Корнеевича, дядьку Фёдора т тётю Фаню. И много слышал от деда про Загранное, Танцы, Савгу...