Писатель в газете - Гилберт Кийт Честертон

НИМБ ХОЗЯЕВАМ

…Работодатели начинают пользоваться не только властью, но и славой. За последнее время я встречал в нескольких журналах, причем журналах высокого класса, статьи нового типа. Литераторов нанимают для восхваления крупных бизнесменов, как некогда для восхвалений королей. Они не только отыскивают политические причины, оправдывающие коммерческие махинации — это уже проделывают довольно давно, — но они еще и находят моральные оправдания самим махинаторам. Они так воспевают хладнокровные умы и золотые сердца капиталистов, как до сих пор в Англии воспевали только таких романтических героев, как Гарибальди или Гордон. В одном великолепном журнале господин Т. П. О'Коннор, который, когда хочет, может писать как настоящий писатель, на нескольких страницах витиевато воспевает сэра Джозефа Лайонза — владельца сети кафе… К статье прилагается большой портрет этого подозрительного вида лавочника, отчего светский талант, о котором идет речь, кажется особенно поразительным. Другой литератор, должно быть знающий, что творит, поместил в газете хвалебный гимн г–ну Селфриджу. Нет сомнений, мода эта распространяется, и искусство словесности, доведенное до совершенства и отточенное Рескином и Мередитом, станет еще более утонченным, живописуя сложную душу Харрода или сравнивая бесхитростный стоицизм Маршалла с праведным очарованием Снелгроува.

Восхвалять можно любого человека, и вполне заслуженно. Если только он стоит на двух ногах, значит, он уже куда способнее коровы. Если богатый человек сумел продержаться на двух ногах достаточно долго, то это называют самообладанием. Если же у него только одна нога, то это (отчасти справедливо) называют самопожертвованием.

Я мог бы сказать несколько добрых (и правдивых) слов о любом человеке, с которым когда–либо встречался. Вот почему я уверен, что если поискать, то и у меня нашлись бы добрые слова в адрес Лайонза или Селфриджа. Но я не стану этого делать. Для меня первый попавшийся почтальон или извозчик обладает таким же хладнокровным умом и золотым сердцем, как и эти злополучные удачливые господа… Я негодую, когда поэты превращаются в придворных поэтов некоронованных и никогда не водивших нас в сражения королей.

НЕДЕЛОВОЙ БИЗНЕС

Сказки, которые нам рассказывали, в отличие от истории, которой нас учили, не всегда врут. Правда, частично такие сказки, как «Кот в сапогах» или «Джек и бобовый стебель» [161], могут показаться иному реалисту неправдоподобными и, так сказать, не совсем обычными, но в них содержатся весьма здравые и практичные истины. Например, можно заметить, что и в той и другой сказке, если я правильно помню, великан–людоед не только великан и людоед, но еще и волшебник. К тому же во всех этих популярных сказаниях король, если он злой король, то, как правило, еще и колдун. В этом и состоит их величайшее правдоподобие. Плохое правительство, как, впрочем, и хорошее, — дело тонкое. Даже тиран никогда не правит, опираясь на голую силу, чаще всего он использует для этого сказки. То же относится и к современному тирану — его величеству работодателю.

Вид миллионера редко бывает обворожительным, но все–таки в способности к ворожбе ему не отказать. Как следует из восторженных статей в журналах, миллионер — личность обворожительная. Как, впрочем, и змея. По крайней мере она завораживает кроликов. Вот и миллионер так же действует на кроликоподобных леди и джентльменов. Он действительно излучает колдовские чары, вроде тех, что некогда обращали принцев и принцесс в соколов и волов. Он взаправду превратил людей в послушных овечек, подобно Цирцее, превращавшей их в свиней.

Главной из сказок, с помощью которой миллионер добивается славы и романтического ореола, служит некая созданная им мифическая взаимосвязь между представлением о бизнесе и представлением о практичности. Масса кроликоподобных леди и джентльменов вопреки собственному опыту считают, что коль скоро в магазине полно разного рода дверей, множество душных и антисанитарных подвальных помещений, а персонала, возвещающего «Сюда, мадам» и «Чем могу услужить, сэр», больше, чем требуется для комплектования экипажа военного корабля, то это означает, что товары здесь хороши. Короче, они полагают, что крупный бизнес обязательно деловой. Но это не гак. Любая домашняя хозяйка в порыве откровенности, а иначе говоря, в плохом настроении, скажет вам это. Но домашние хозяйки тоже люди, а потому они непоследовательны и непросты и далеко не всегда придерживаются правды или пребывают в дурном расположении духа. Они тоже находятся в плену идолопоклонства перед огромным и сложным нечто и думают, что сложный механизм непременно работает как часы. Но сложность устройства не гарантирует точности ни часового механизма, ни чего–либо другого. Часам, как и человеческой голове, свойственно ошибаться, и часы могут остановиться так же неожиданно, как и сердце человека.

И вот эта странная поэзия плутократии торжествует над людьми вопреки их здравому смыслу. Вы пишете в один из крупнейших лондонских универмагов и просите, скажем, зонтик от дождя. Месяц, а то и два спустя вы получаете замысловатого вида посылку, содержащую сломанный зонтик от солнца. Вы в восторге. Вам доставляет удовольствие мысль о том, какое бесчисленное множество помощников заведующего и служащих объединили свои усилия, дабы сломать этот зонтик. Вы наслаждаетесь воспоминанием обо всех этих бесконечных помещениях и отделах и гадаете, в каком именно был сломан этот зонтик от солнца, который вы и не думали заказывать.

Или вам понадобился игрушечный слон для рождественского подарка малышу. Через неделю или около того после кануна крещения вы наконец получаете удовольствие, вскрыв три слоя картона, пять слоев упаковочной бумаги, пятнадцать слоев тонкой оберточной бумаги и обнаружив… осколки искусственного крокодила. Вы широко улыбаетесь. Вы чувствуете, что душа ваша обогатилась представлением о такой крупномасштабной некомпетентности. Вы еще больше восхищаетесь колоссальным и вездесущим умом промышленного дельца, который среди массы наиважнейших прочих дел все–таки не забыл о своем долге: сокрушить самую маленькую игрушку для самого маленького из малышей. Или, предположим, вы попросили его прислать вам пару половиков, плетенных из волокон кокосового ореха, и предположим, что (через необходимое для осмысления этого заказа время) он должным образом отсылает вам пять проволочных сеток. Тут вам доставит удовольствие размышление над таинством, которое иные невежды именуют ошибкой. Вас утешает мысль о масштабе бизнеса и о том, какое невероятное число людей потребовалось для совершения такой ошибки. Вот и вся сказка о больших магазинах, которой пичкают нас купленные бизнесом литература и живопись, мало чем отличающиеся (как говорилось в предыдущей статье) от обыкновенной рекламы. Это даже не сказка, а просто вздор. Современные крупные торговые предприятия исключительно некомпетентны. А став всемогущими, они сделаются еще более некомпетентными. В этом весь секрет монополий. Только добившись всемогущества, они смогут скрыть свою некомпетентность. Когда гигантский магазин занимает целиком одну, а то и обе стороны улицы, это делается для того, чтобы люди не смогли купить, что им нужно, и были вынуждены купить то, что им не нужно. Я уже говорил, что быстро надвигающееся царство капиталистов погубит искусство и литературу. Теперь я утверждаю, что в человеческом смысле этого слова оно погубит и торговлю.

Я не пропущу рождества, даже несмотря на то, что, когда пишешь для революционной газеты [162], апеллируешь к людям, не разделяющим твоих религиозных убеждений, и при этом не касаешься этих убеждений. Я знавал человека, который обращался в огромный богатый магазин с просьбой прислать барельеф с изображением Вифлеема. Барельеф прибыл разбитым. Это хорошая иллюстрация к тому, на что способны современные бизнесмены.

ХЛЫСТОМ ПО РАБОЧИМ

Скажи я, что двести лет спустя бакалейщик получит право и возьмет за правило бить своих подручных палкой или что продавщиц можно будет сечь так же просто, как сегодня их можно штрафовать, мое замечание сочтут весьма необдуманным. Возможно, так оно и есть. Пророчества не отличаются надежностью, особенно если не исключать из их числа откровенно иррациональные, мистические и сверхъестественные. Но по отношению ко всем прочим пророчествам, которые раздаются сегодня, мое предсказание наиболее правдоподобно. Короче, мне кажется, что бакалейщик с палкой куда более вероятный персонаж нашего будущего, чем супермен, самурай, образцовый хозяин или безупречный чиновник–фабианец… И для нас самих было бы лучше увидеть все то уродство, которое несут изменения, происходящие в нашем обществе. На каждом историческом этапе начало конца имело видимость реформ. Когда горел Рим, Нерон не только играл на скрипке [163], но, возможно, даже больше думал о скрипке, чем о пожаре… И если задаться вопросом, что же все–таки дадут все наши социальные реформы, города–сады, образцовые хозяева, страховые компании, биржи, арбитражные суды и тому подобное, то я отвечу вполне серьезно: хлыст рабочим.