На веки вечные - Александр Звягинцев

Глава X

Истинные германцы

Советский обвинитель Лев Смирнов показал судьям и залу большую книгу в кожаном переплете, напоминавшую своими объемами средневековые инкунабулы.

– Перед вами отчет генерал-майора Штрумпфа своему начальству об успешной ликвидации варшавского гетто. Тут только имена умерщвленных. Ваша честь, – обратился он к председателю суда, – прошу вас приобщить эту книгу к вещественным доказательствам. А теперь я хочу привести цитаты из дневника генерал-губернатор Польши Ганса Франка, находящегося на скамье подсудимых. Вот что он пишет… «То, что мы приговорили миллионы евреев умирать с голоду, должно рассматриваться лишь мимоходом… С Польшей нам надо вести себя как с колонией. Все поляки станут просто рабами Великого германского рейха…»

Франк, сидящий на скамье подсудимых сгорбился и напрягся.

– Именно Франк отдал приказ «со всей жестокостью и безжалостностью ликвидировать варшавское гетто», – продолжил Смирнов. – Описывая начальству выполнение этого приказа, генерал Штрумпф пишет: «Я решил уничтожить всю территорию, где скрывались евреи, путем огня, поджигая каждое здание и не выпуская из него жителей». Эсэсовцы и приданная им в помощь военная полиция и саперы заколачивали выходные двери, забивали нижние окна и поджигали здание. Тех, кто пытался выбраться из огня, убивали. В отчете говорится: «Солдаты неуклонно выполняли свой долг и пристреливали их, прекращая агонию и избавляя их от ненужных мук». Тех, кому удавалось все-таки уползти и скрыться в руинах, разыскивали с собаками… Тех, кто искал спасения в канализации, выкуривали газовыми шашками…

«В один только день, – свидетельствует Штрумпф, – мы вскрыли 183 канализационных люка и бросили туда шашки. Евреи, думая, что это смертельный газ, пытались спасаться наружу. Большое количество евреев, которое, к сожалению, точно не поддается учету, было истреблено также путем взрыва канализационной системы. Саперы показали себя при этом мужественными людьми и мастерами своего дела»…

Прошу обратить внимание суда на следующее признание… «Чем больше усиливалось сопротивление, тем более жестокими и беспощадными становились люди СС, полиции и вооруженных сил… Они выполняли свой долг в духе тесного сотрудничества и показывали при этом образцы высокого солдатского духа… Работали без устали с утра до поздней ночи. Солдаты и офицеры, полиция, в особенности те из них, кто побывал на фронте, также доблестно и прекрасно проявили при этом свой германский дух». Вот он – идеал гражданина нацистского государства. Вот образец того, как все те, кто сидит сегодня на скамье подсудимых, воспитывали «истинных германцев»…

Смирнов отложил книгу в сторону, прокашлялся и продолжил:

– Представляя суду доказательства по разделу «Преступления против мирного населения», хочу предъявить следующий предмет…

Он повернулся к столу, стоявшему рядом с трибуной. Стол был накрыт белой простыней. Обвинитель откинул простыню, и в зале наступила мертвая тишина.

На столе, под стеклянным колпаком, на изящной мраморной подставке стояла человеческая голова с темными, длинными, аккуратно зачесанными назад волосами. Но размером она была всего лишь с большой кулак…

– Такого рода чудовищные «сувениры» изготовляли нацистские изуверы в концентрационных лагерях, по специально разработанным там после чудовищных экспериментов технологиям. Начальник лагеря дарил «изделия» в качестве сувениров своим высокопоставленным посетителям.

На гостевом балконе истошно вскрикнула женщина. У молодого американского солдата в очках, стоявшего за подсудимыми, закатились глаза и подкосились ноги. Сослуживцы быстро вывели его из зала.

Все подсудимые сидели как каменные. Вдруг кто-то из них истерически то ли закашлял, то ли захохотал.

Когда смотришь на скамью подсудимых, невольно возникает сравнение с открытым вольером зоологического сада, куда из темных клеток выпускают на дневной свет диких зверей. Они теперь безопасны, можно без страха изучать их ужимки, но мороз проходит по коже, если подумать о возможной встрече с этими опасными хищниками, когда они были на свободе и, оскалив зубы, выходили на добычу.

Глава XI

Я жил в другом мире

Ливший с утра мелкий бесконечный дождь, походивший на туман, прекратился, и выглянувшее солнце залило пустынный пригород Нюрнберга ослепительным светом.

Ребров остановил машину у скромного особнячка, казавшегося под солнцем декорацией на театральной сцене.

– Вот и приехали, – повернулся он к Ирине, сидевшей рядом. – Кажется, здесь.

Они выбрались из машины и какое-то время просто стояли, пораженные тишиной, покоем и отсутствием страшных черных развалин, к которым так привыкли глаза в центре Нюрнберга.

– Как тихо и красиво, – вздохнула Ирина. – Как будто нет никакого трибунала, никаких нацистов, лагерей… Ничего.

Ребров подошел к калитке, позвонил. Через несколько томительных минут из дома вышел высокий худой мужчина в просторной вязаной кофте с длинными седыми волосами. Когда он, тяжело передвигая ноги, подошел к калитке, стало видно, что он уже совсем старик. Но горбоносое лицо с изрезанными морщинами щеками было значительно и по-своему красиво, словно на рисунке Дюрера.

– Чем обязан? – церемонно спросил он. В глазах его было знакомое беспокойство, с каким большинство немцев смотрело на своих победителей.

– Господин Гланц? – подчеркнуто вежливо осведомился Ребров.

– Совершенно точно.

– Мы – журналисты, аккредитованные на процессе.

– Американцы? – спросил Гланц, внимательно оглядев Реброва и задержав взгляд на Ирине.

– Нет. Мы из Франции.

– Вот как. Из Франции… А чем я могу быть вам интересен, господа?

– Господин Гланц, многие люди считают Адольфа Гитлера вашим учеником и последователем…

Гланц покачал головой. Было непонятно, соглашается он или протестует.

– Нам бы хотелось узнать ваше мнение о том, что произошло с немцами и Германией?

– Давно уже никого не интересовало мое мнение о немцах и Германии, – словно разговаривая сам с собой, пробормотал Гланц. – А зачем это вам?

– Нам кажется, сейчас очень важно разобраться во всем, что произошло с Германией и немцами. И возможно ли повторение?

– Ну, если вам угодно… Хотя, как вы понимаете, этот разговор не доставит мне удовольствия. Но вы – победители сегодня…

Старик открыл калитку и пригласил Реброва и Ирину в дом.

Он провел их в типичный кабинет книжного человека – массивный письменный стол у окна, прикрытого тяжелыми шторами, стены плотно увешаны старинными картинами и оружием. Гланц сел в кресло с высокой прямой спинкой, Ирина и Денис устроились на громоздком и неудобном диване.

– Простите, мне нечем вас угостить, – развел руками старик. – Итак, с чего начнем?

– Видимо, с вашего знакомства с Адольфом Гитлером, – предложил Ребров, раскрыв блокнот.

– Ну, конечно… Но он не был тогда тем Гитлером, которого сегодня знает весь мир. Он был совсем молод, придавлен бедностью, даже нищетой, но его очень интересовала история, вернее, мир древних германцев, их верований, законов…

– Простите, а почему он пришел именно к вам? – спросила Ирина.

Гланц посмотрел на нее с укоризненной улыбкой.

– Потому что это был мой мир. Я был один из тех, кто его увидел в своих мечтах. Увидел, а потом рассказал о нем другим немцам.

– А с чего началось ваше увлечение древними германцами? – решил уточнить Ребров.

– С неприятия того пошлого и грязного мира, который окружал меня. Еще в детские годы я страстно интересовался средневековым прошлым Европы и религиозными рыцарскими орденами. Это был прекрасный мир сказочных героев, совершенных и неотразимых в своем величии. Я с головой ушел в их историю, легенды, предания… Увлечение было настолько сильным, что я даже решил принять послушание в аббатстве недалеко от Вены, хотя семья была категорически против. Я стал братом Георгом. Белый камень церковных залов с готическими сводами, белые плиты надгробий, строгий романский стиль, белые сутаны братьев, уединенный монастырский сад, мозаика цветных стекол и могилы двенадцатого века герцогов Баденбергов… Я словно вернулся в те времена, я почувствовал себя приобщенным к священной элите германской древности. Я стал писать о том, что чувствую и переживаю. Самая первая из моих опубликованных работ – размышления об изображении на могильном камне, извлеченном из-под монастырских плит. На камне был изображен воин, поражающий неизвестное мерзкое животное…

– Это весьма распространенный сюжет того времени, – пожал плечами Ребров. – Рыцарь, поражающий змея или дракона.

– Да, но я вдруг ясно увидел в этой сцене истину – аллегорическое изображение вечной борьбы между силами добра и зла, которой нет конца. К тому времени я уже был готов это увидеть. Меня особенно увлекла бестиальная интерпретация зла на этом древнем камне.