Дракула (с иллюстрациями) - Брэм Стокер

Ван Хелзинк методически продолжал свою работу.

Он поднес свечу совсем близко к могильной надписи и убедился в том, что перед нами могила Люси. Затем снова порылся в саквояже и вынул оттуда отвертку.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я.

— Открыть гроб. Сейчас я докажу тебе, что я прав.

И он начал отвинчивать винты, снял крышку, и мы увидели цинковую обивку гроба. Это зрелище было мне не по силам. Это было такое же оскорбление покойной, как если бы, когда она еще была жива, ее раздели во сне! Я невольно схватил его за руку, желая остановить. Он же только сказал:

— Ты сам увидишь!

И снова порывшись в саквояже, вынул оттуда маленькую пилу. Сильным ударом руки он пробил отверткой дыру в цинке, достаточно большую, чтобы в нее мог пройти конец пилы. Я невольно отступил назад, ожидая обычного тошнотворного запаха от пролежавшего целую неделю тела. Но профессор даже не приостановился; он пропилил пару футов вдоль края гроба, затем обогнул его и перешел на другую сторону. Схватив освободившийся конец, отогнул крышку к концу гроба и, держа свечку в открытом отверстии, предложил мне подойти и посмотреть.

Я подошел и взглянул… Гроб был пуст! Меня это поразило и страшно ошеломило, но Ван Хелзинк даже не дрогнул.

— Ну что, теперь ты доволен, мой друг? — спросил он.

Страшное упорство заговорило во мне, и я ответил:

— Я вижу, что тела Люси нет в гробу, но это доказывает только одну вещь.

— Какую же именно, Джон?

— Что его там нет.

— Недурная логика. Но как ты думаешь, почему ею здесь нет?

— Может быть, это дело вора, — сказал я. — Может быть, кто-нибудь из гробовщиков украл его!

Я чувствовал, что говорил глупость, и все-таки больше ничего не мог придумать. Профессор вздохнул.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Тебе нужны еще доказательства? Пойдем со мною!

Он опустил крышку на место, собрал все свои вещи, положил их обратно в саквояж, потушил свечу и также положил ее туда. Мы открыли дверь и вышли. Он запер дверь на ключ. Затем передал его мне и сказал:

— Оставь ключ у себя, тогда ты будешь спокойнее.

Я засмеялся, но сознаюсь, что то был не очень умный смех, и хотел вернуть ему ключ.

— Ключ тут не важен, — сказал я. — Может быть еще дубликат, и кроме того, такой замок ничего не стоит открыть.

Он ничего не возразил и положил ключ в карман. Затем сказал, чтобы я сторожил у одного конца кладбища, а он будет сторожить у другого. Я занял свое место за тисовым деревом и видел, как его темная фигура удалилась и скрылась за памятниками и деревьями.

Это было скучное ожидание! Сейчас же после того, как я занял свое место, я услышал, как часы пробили двенадцать; время тянулось медленно: пробило и час, и два. Я продрог, стал нервничать и был зол на профессора за то, что он потащил меня в такое странствование, и на себя за то, что пошел. Мне было слишком холодно и слишком хотелось спать, чтобы быть внимательным наблюдателем, но в то же время я не был достаточно сонным для того, чтобы изменить своей надежде; так что в общем мне было скучно и неприятно.

Вдруг, повернувшись случайно, я увидел какую-то белую фигуру, двигавшуюся между тисовыми деревьями в конце кладбища, далеко за могилами; одновременно со стороны профессора с земли поднялась черная масса и двинулась ей навстречу. Тогда пошел и я; но мне пришлось обходить памятники и огороженные плиты, и я несколько раз падал, спотыкаясь о могилы. Небо было покрыто тучами, и где-то вдали запел петух. Невдалеке, за рядами можжевельников, которыми была обсажена дорога к церкви, по направлению к склепу двигалась какая-то мутная фигура. Могила была скрыта за деревьями, и я не мог видеть, куда девалась фигура. Я услышал шум там, где я сперва увидел белую фигуру, и когда подошел туда, то нашел профессора, державшего на руках какого-то худенького ребенка. Увидев меня, он протянул его мне и сказал:

— Теперь ты доволен?

— Нет, — ответил я.

— Разве ты не видишь ребенка?

— Да, вижу, но кто же принес его сюда? Он ранен? — спросил я.

— Посмотрим, — сказал профессор и направился к выходу кладбища, неся спящего ребенка на руках.

Подойдя к куче деревьев, мы зажгли спичку и осмотрели ребенка. На нем не оказалось ни царапины, ни пореза.

— Не был ли я прав? — спросил я торжествующим тоном.

— Мы пришли как раз вовремя, — сказал профессор задумчиво.

Нам нужно было решить теперь, что делать с ребенком. Если мы отнесем его в полицию, нам нужно будет давать отчет в наших ночных похождениях; во всяком случае, нам придется объяснить, как мы его нашли. Наконец, мы решили отнести его на Гит и, если заметим какого-нибудь полисмена, спрятать ребенка так, чтобы тот его непременно нашел, а самим отправиться домой как можно скорее. Все прошло благополучно. У самого Хэмпстон Гита мы услышали тяжелые шаги полисмена и положили ребенка у самой дороги. Полисмен посветил вокруг себя фонарем и нашел его. Мы услышали, как он вскрикнул от удивления, и ушли. К счастью, мы вскоре встретили кэб и поехали в город.

Не могу заснуть, потому записываю. Но все-таки нужно будет поспать, так как Ван Хелзинк зайдет за мною в полдень. Он настаивает на том, чтобы я с ним опять отправился в экспедицию.

27 сентября.

Нам представился случай сделать новую попытку только после четырех часов. Кончились чьи-то похороны, которые тянулись с полудня, и последние провожатые удалились с кладбища. Спрятавшись за группой деревьев, мы видели, как могильщик закрыл ворота за последним из них. Мы знали, что до самого утра нас никто больше не потревожит, но профессор сказал, что нам понадобится самое большее два часа. Снова я почувствовал весь ужас действительности, более фантастической чем сказка; я ясно понимал ту опасность перед законом, которой мы подвергали себя своей осквернительной работой. Кроме того, мне казалось, что все это бесполезно. Возмутительно было уже то, что мы открыли цинковый гроб, чтобы убедиться в том, что женщина, умершая неделю тому назад, действительно была мертва, теперь же было верхом безумия снова открывать могилу, раз уж мы собственными глазами убедились, что она пуста. Меня коробило при одной мысли об этом. На Ван Хелзинка никакие увещевания не подействовали бы, у него своя манера. Он взял ключ, открыл склеп и снова любезно дал мне пройти вперед. На этот раз место не казалось уже таким ужасным, но впечатление, которое оно производило при свете солнца, было все же отвратительно. Ван Хелзинк подошел к гробу Люси, и я последовал за ним. Он наклонился и снова отвернул свинцовую крышку — и удивление и негодование наполнили мою душу.

В гробу лежала Люси точь-в-точь такая же, какой мы видели ее накануне похорон. Она, казалось, была еще прекраснее, чем обыкновенно, и мне никак не верилось, что она умерла. Губы ее были пунцового цвета, даже более яркого чем раньше, а на щеках играл нежный румянец.