Внесите тела - Хилари Мантел

– Джейн Рочфорд любит разносить злые вести, но не эту.

Не мужу. Она не посмеет сказать королю, что старый друг и верная жена обсуждали, как будут утешать друг друга после его смерти.

Это измена. Возможно. Думать о смерти короля. Закон признает: путь от мечты до замысла, от замысла до деяния недолог. Мы называем это «помышлением»: мысль производит на свет деяние, деяние рождается безобразным и недоношенным.

Мэри Шелтон не сознает, чему стала свидетельницей. Она решила, что наблюдает ссору любовников, еще один эпизод в долгой истории ее сердечных неудач.

– Теперь я сомневаюсь, – произносит она вяло, – что Гарри Норрис на мне женится или станет и дальше притворяться, будто впрямь собирался. Спроси вы меня неделю назад, не благоволит ли к нему королева, я ответила бы «нет», но теперь, когда я смотрю на них, мне становятся понятны слова, взгляды и, кто знает, возможно, не только взгляды? Я… я думаю… не знаю, что и думать.

– Хотите, я женюсь на вас, Мэри? – спрашивает он.

Она нехотя смеется:

– Нет, господин секретарь. Вы вечно обещаете жениться то на одной, то на другой, но всем известно, что вы мните себя великим призом.

– А, вот мы и вернулись в Пэрис-гарден. – Он пожимает плечами, улыбается, но ему уже не терпится отделаться от Мэри Шелтон. – Запомните: никому ни слова. Теперь вам и остальным фрейлинам следует подумать о том, как себя защитить.

Мэри не сдается:

– Я не хотела ничего плохого. Если королю расскажут, он ведь разберется? Может быть, решит, что все это пустые слова? Я не поручусь, что знаю наверняка. Да и кому ведомо, что между ними было? Я не присягну, что знаю…

Присягнешь и скоро, думает он.

– Понимаете, ведь Анна – моя кузина. – Мэри замолкает. – Я ей многим обязана, она столько для меня сделала…

Например, подтолкнула в королевские объятия, когда сама была на сносях, усмехается он про себя: нельзя отпускать Генриха из семьи.

– Что ее ждет? – Мэри смотрит ему прямо в глаза. – Он бросит ее? Так все говорят, но Анна не верит.

– Ей не следует быть такой самонадеянной.

– Она говорит: я знаю, как вернуть его. Сами видите, до сих пор у нее получалось. Но как бы ни сложилось с Гарри Норрисом, я все равно от нее уйду. Анна, не моргнув глазом, отнимет его у меня, если уже не отняла. Негоже благородной женщине позволять так с собой обращаться. Леди Рочфорд тоже не останется. Джейн Сеймур убрали, потому что… не моего это ума дело. А леди Вустер на лето уедет в поместье, ей скоро рожать.

Он наблюдает, как бегают ее глаза, прикидывая, просчитывая. Больше всего Мэри заботит, чтобы покои королевы не опустели.

– Ничего, в Англии хватит благородных девиц. Она начнет все сначала, да, все сначала. Леди Лайл пришлет своих дочерей из Кале, от первого брака. Они пригожие девицы, и, если их обучить, из них выйдут хорошие фрейлины.

Похоже, Анна Болейн и впрямь их околдовала: мужчин, женщин. Они не видят того, что происходит вокруг, не слышат того, что говорят. Они погрязли в собственной тупости.

– Напишите Хонор Лайл, – велит ему Мэри с превосходной самонадеянностью. – Если вы пристроите ее дочерей ко двору, она вечно будет у вас в долгу.

– А как же вы? Что станется с вами?

– За меня не беспокойтесь.

Мэри не умеет долго отчаиваться. Именно это привлекает к ней поклонников. Придут новые времена, новые мужчины, новые порядки. Она вскакивает, чмокает его в щеку.

Вечер субботы.

Воскресенье.

– Где ж вы были утром? – Леди Рочфорд распирает от нетерпения. – На это стоило посмотреть! Король и Анна стояли у большого окна, и весь двор глазел на них снизу. Король знает о ссоре с Норрисом, да что там, теперь о ней знает вся Англия! Видели бы вы короля – весь пунцовый. А она стояла, прижав к груди руки, вот так… – Леди Рочфорд показывает. – Словно Эсфирь на большой королевской шпалере.

Он видит перед собой картину: шерстяные придворные вьются вокруг расстроенной госпожи. Одна из служанок как ни в чем не бывало спешит в царицыны покои с лютней в руках, прочие шепчутся по углам: женщины задрали лица, мужчины склонили головы. Напрасно он ищет себя между разряженных придворных в пышных шляпах. Вероятно, он где-то в другом месте, что-то распутывает: обрывки нитей, упрямые узелки.

– Эсфирь, – поизносит он. – Понятно.

– Анна послала за принцессой, – продолжает леди Рочфорд, – вырвала ее из рук кормилицы и подняла вверх, словно отвечая королю: «Муж мой, неужели ты сомневаешься, что она твоя?»

– Вы можете только предполагать, каков был его вопрос. Вряд ли вы разобрали слова.

Он слышит собственный голос и удивляется его холоду.

– Там, где я стояла, было не слышно. Но все равно ей несдобровать!

– И вы не бросились ее утешать? Разве она не ваша госпожа?

– Нет, я побежала искать вас.

Леди Рочфорд берет себя в руки и говорит очень серьезно:

– Мы, ее фрейлины, желаем себя обелить. Мы думаем, королева не честна, и боимся, что нас обвинят в попустительстве.

– Летом, не прошлым, два года назад, вы сказали мне, что королева одержима мыслью о ребенке и боится, что король не способен подарить ей дитя. Сказали, что он не удовлетворяет ее. Вы готовы повторить свои слова?

– Странно, что тогда вы за мной не записали.

– Разговор был длинным, и, при всем уважении, миледи, вы изъяснялись намеками. Мне нужно знать, что вы скажете, когда вас приведут к присяге.

– А кого будут судить?

– Именно это я надеюсь выяснить. С вашей помощью.

Он слушает себя словно со стороны. С вашей помощью. Вас никто не обвиняет. За исключением его величества.

– Про Норриса и Уэстона вы знаете, – говорит она. – Они сами признались в любви к ней. Так вот, они не единственные.

– Возможно, прочие лишь проявляли галантность?

– Шныряя вокруг по ночам? С лодки на лодку. В калитку при свете факелов, подкупая привратников. Это продолжается больше двух лет. Они появляются в самых неожиданных местах. Чтобы вывести их на чистую воду, нужно постараться. – Она замолкает, хочет убедиться, что он внимательно слушает. – Допустим, двор в Гринвиче. Некий джентльмен состоит при короле, его поручение исполнено, он может убираться восвояси, а ты возвращаешься к королеве и застаешь его в темном углу. Что он здесь забыл? Норрис, вы ли это? Сколько раз я думала, кто-то из них в Вестминстере, а он оказывался в Ричмонде. Или в Гринвиче, когда должен быть в Хэмптон-корте.

– Если они делили обязанности, это еще не повод их подозревать.

– Я не об этом, господин секретарь. Дело не во времени – в месте. Галерея рядом с покоями королевы, ее передняя, ее порог, садовые ступени, калитка, которую забыли запереть. – Джейн наклоняется и касается кончиками пальцев его руки, лежащей поверх бумаг. – Они приходили и уходили среди ночи, а если попадались кому-нибудь на глаза, говорили, что у них тайное послание от короля.

Он кивает. Одна из обязанностей джентльменов, состоящих при короле, – передавать устные послания сановникам, иностранным послам и, разумеется, королеве. Их не принято расспрашивать – они не обязаны ни перед кем отчитываться.

Леди Рочфорд откидывается назад и мягко замечает:

– Прежде чем они поженились, она занималась этим с Генрихом на французский манер. Вы понимаете, о чем я?

– Понятия не имею. Вы бывали во Франции?

– Нет, я думала, вы бывали.

– На войне. Между солдатами ars amatoria[15] не в ходу.

Она пристально разглядывает его, суровея лицом.

– Вы хотите опозорить меня, заставив произнести то, что мне придется произнести, но я не юная девственница, мне терять нечего. Она понуждала Генриха изливать свое семя не туда, куда следует. И теперь он не может простить ей.

– Упущенные возможности, понимаю.

Семя, излитое королем в иные отверстия тела или в глотку. Вместо того чтобы отыметь королеву на честный английский манер.

– Король считает это мерзостью. Но Генрих, чистая душа, храни его Господь, не ведает об иных мерзостях. Мой муженек Джордж не отходит от Анны. Впрочем, я уже вам рассказывала.

– Они родственники, в этом нет ничего противоестественного.

– По-вашему, ничего?

– Миледи, я понимаю, вы хотели бы считать братскую любовь, а равно и супружескую холодность преступлением, но мне нечем вас утешить – перед законом они чисты. – Он медлит. – Поверьте, я исполнен сочувствия к вашим бедам.

Ибо что остается женщине вроде Джейн Рочфорд, если все на свете против нее? Вдове со средствами легко жить своим умом, жене торговца – усердно управлять мужниным делом, откладывая золото про запас. Простая горожанка, которую побивает благоверный, может подговорить крепких дружков, чтобы те стучали в сковороды у нее под дверью среди ночи, пока небритый муженек не выскочит на улицу в одной рубахе, которую они не преминут задрать, чтобы осмеять его жалкий уд. Но молодой благородной женщине негде искать защиты. Власти у нее не больше, чем у бессловесной ослицы, одна надежда, что хозяин не слишком часто станет пускать в ход хворостину.