Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность - С. А. Федченков

По случаю пасхального спора св. отец, как передает Евсевий, «имел переписку не только с Виктором, но и с различными, весьма многими предстоятелями Церквей».[1179]

. Ни одно из этих посланий, к сожалению, в полном виде не сохранилось. С большой вероятностью можно только предположить, что к этой именно переписке относятся фрагменты у Гарвея: а) сирийский— из письма Иринея к некоему Александрийцу, весьма возможно — к самому Александрийскому епископу, «о празднике Воскресения, чтобы праздновать его в первый день недели»[1180] и Ь) армянский — с надписью: «из святого Иринея-епископа—о воскресении Господа».[1181]

В Responsiones ad quaestiones ad orthodoxos излагается взгляд Иринея на коленопреклонение в день Господний и Пятидесятницу, причем сказано, что мысль эта взята из его сочинения «О Пасхе».[1182] Но так как из других источников мы ничего не знаем о таком сочинении, то весьма возможно предположить, что автор Responsiones имел дело также с одним из указанных посланий св. отца.

Может быть, отрывками из них являются и фрагменты, помещенные у Миня под номерами: X, XII, XXXVI.[1183]

Содержание всех их, за исключением надписания отрывка из письма к Александрийцу, не сообщает однако ничего интересного в отношении к самому пасхальному вопросу. Только по Responsiones можно думать, что св. Ириней в одном из своих посланий говорил, что в Пасху, а также в Пятидесятницу и вообще в воскресные дни не должно преклонять колен ради воскресения Христа из мертвых.[1184] Но это мало касается существа пасхального вопроса.

Судя же по надписанию письма к Александрийцу, есть основания предполагать, что во всех своих письмах по данному поводу св. отец защищал общепринятую практику, одинаковую с римской. Возможно, что вместе с этим, как и в письме к Виктору, он высказывал также истинный взгляд на пасхальный вопрос как только ритуальный, и убеждал своих собратьев по епископству не делать из-за него расколов, а заботиться о мире Церквей, единении и любви к ближним.

Весьма вероятно, что этого же вопроса касается Ириней и в своем послании к Власту «О расколе» (Пер! охш|датск;).[1185] Судя по надписанию и по ходу речи Евсевия при упоминании об этом сочинении,[1186] можно предположить, что св. отец, узнав о попытках Власта ввести в Риме малоазийскую практику в праздновании Пасхи, убеждает его прекратить вредную для мира Церквей деятельность и не сеять раздора.[1187]

Участие Иринея в пасхальном вопросе, таким образом, было довольно большим. Выразилось оно, с одной стороны, в созыве и председательствовании на Лионском соборе, а с другой — в литературной переписке с Виктором, предстоятелями других Церквей, а также, вероятно, и с Властом.

Рассмотрение этого участия обрисовывает в довольно ярких чертах его личность и деятельность.

Св. отец встает пред нами как вселенский, всецерковный деятель. Очевидно, он держался того воззрения, что епископ ответственен не только за свою паству, но и за всю Церковь, что он должен заботиться о всех христианах, где бы они ни жили. Поэтому-то Ириней созывает собор, несмотря на резкий, приказывающий тон письма Виктора, и проводит на нем постановление, вполне согласное с римской практикой. Он знает, какие в какой Церкви существуют виды поста, знает прошлую историю Церквей (римских пап, например).

У него были и свои воззрения на нужды и взаимоотношение отдельных частей вселенской Церкви. Он был горячим сторонником мира и единения всех Церквей. В основе этого единения, по нему, должно лежать единство веры (г] оцбуокх тг^ тотеах;) и догматов. Это одно обязательно. В остальном может быть предоставлена свобода саморазвития. Обряды, обычаи, управление могут быть разными и самостоятельными. Поэтому-то св. отец решительно выступает против предстоятеля той Церкви, которая хотела свой обычай насильственно навязать другим, как будто это был догмат веры, и ради него разрушила было общецерковную связь и мир, отлучив от общения христиан малоазийских епархий.

Во имя свободы отдельных Церквей он так решительно запротестовал против Виктора, когда тот задумал было осуществить единениеих в смысле подчинения главенству папы и начал проявлять папистические тенденции, угрожая своим противникам, лишая общения и требуя созыва соборов, как будто он имел право требовать и властно распоряжаться. Как всецерковный, вселенский деятель, Ириней понял, какими последствиями могла грозить такая политика. Поэтому самим тоном письма дает понять Виктору, что он (Ириней) ему не подчиняется, считает его распоряжения гибельными и не признает за ним права на такие распоряжения. Рекомендует ему заботиться о мире Церквей и любви к ближним, а не о подчинении их своей воле. Даже порицает папу за такую попытку властвовать.

Чем кончились споры 190-192 гг., точно неизвестно. До последней четверти прошлого столетия был обычным взгляд, что они нашли себе разрешение только на Первом Вселенском соборе. Но в 1880 г. Дюшен доказал,[1188] что собор этот имел дело не с квартодециманами, а с протопасхитами, которые одинаково с римлянами праздновали Пасху в день воскресный, только держались одного с иудеями месяца, — почему и получалось иногда, что их Пасха приходилась ранее весеннего равноденствия. О квартодециманах же в собственном смысле, как они проявили себя во II в., на соборе, по-видимому, совсем не рассуждали.

Очевидно, к началу IV в. квартодециманская практика совсем была уже оставлена. Можно думать, что порицательные и примирительные письма Иринея и других епископов оказали влияние на Виктора. Он оставил малоазийские Церкви в покое. Предоставленные самим себе и увидев себя в меньшинстве, последние, вероятно, некоторое время еще держались своего обычая. А потом постепенно перешли на сторону римского.

Во всяком случае, вероятно, уже в III в.[1189] и несомненно в IV и V вв. квартодециманы существовали в Церкви только в виде отдельной партии.[1190] После же Ефесского собора 431 г., когда шла речь о лидийских четыредесятниках, история совсем не знает о них.[1191]

7. Борьба с ересью Флорина

Ко времени пасхальных споров 190-192 гг. относится и последнее, решительное выступление св. Иринея против Флорина.

До 1912 г. источниками сведений об этом еретике служили почти исключительно: а) сообщения Евсевия, который говорит о нем два раза, называя вместе с ним и Власта;[1192]) два отрывка из утраченных сочинений Иринея «Пер! jiovapxiaç» и «Пер! ôySoâSoç», сохранившиеся также в «Церковной истории» Евсевия,[1193] и с) сирийский фрагмент из письма св. отца к папе Виктору, найденный и опубликованный Гарвеем.[1194]

Судя по ним, Флорин в молодости своей жил при царском дворе и занимал высокое положение.[1195] Познакомившись в Смирне с Поликарпом, слушал его вместе с Иринеем.[1196]

Потом вступил в римский клир и был посвящен в сан пресвитера.[1197]

Время отпадения его от Церкви точно определить невозможно. Но принимая во внимание, что Ириней не упоминает его в своем большом сочинении против гностиков, можно думать, что в 80-х гг. II столетия (Contra haereses написано около 185 г.) ересь Флорина не была еще твердо установившейся. В таком случае возникновение ее едва ли можно выносить за пределы ранее начала епископства св. Иринея (177-178 гг.).

Гораздо труднее восстановить сущность учения Флорина по названным источникам. Однако общий характер его ясен уже здесь. Св. Ириней определяет заблуждение Флорина как такое, которое касается учения (τά δόγματα) церковного,[1198] а самого его прямо приравнивает к еретикам.[1199] Наименования же посланий св. отца против него — «Περί μοναρχίας ή περί του μή είναι τον θεόν ποιητήν κακών» и «Περί όγδοάδος» — дают указание, что он — частнее — принадлежал к гностикам, ибо у последних учение о «восьмерице» было постоянно встречающимся; точно также именно они, скорее всего, могли отрицать божественное единодержавие, заменяя единого Бога плеромой эонов.

Однако отождествлять воззрения Флорина (в особенности в начале его отпадения от Церкви) с ранними гностическими системами нельзя. Учение его было своеобразным, новым по сравнению с теми. Ириней говорит, что его взглядов не осмеливались высказывать жившие до него еретики (а гностиков св. отец знал очень хорошо).[1200] Точно так же оттенок новизны усвояет им и Евсевий.[1201]

Говоря же о «Περι όγδοάδος», церковный историк замечает, что это сочинение написано Иринеем, когда Флорин уже впал в ересь Валентина.[1202] Склонность его к валентинианству в данное время («Περι όγδο-óScx;» и письмо к Виктору о Флорине написаны, вероятно, одновременно, в 90-х гг. II столетия) констатирует и надписание сирийского фрагмента.[1203]