Огненная лилия - А. Айнгорн

— не то, что она ищет. Она только-только осознала, что в жизни есть одна-единственная настоящая ценность — сама жизнь. Единственное, что имеет цену. Она села на землю и обхватила колени руками. Рассыпавшиеся волосы окутали ее плащом.

Ее все больше охватывало раздражение. Ведь Волк любит ее, здесь не может быть ошибки. Он ждал ее, знал, что она не может не вернуться, потому что он знал ее лучше, чем она сама. Что за упрямство заставило его так поступить? Ненависть ко всем белым, притеснявшим его народ? Только не Волк! Ревность? Возможно. Она вспомнила — она, улыбаясь, сошла по трапу под руку с красивым молодым мужем. Если он видел ее… Она улыбалась, да, веря, что скоро ее избавление, что она сбежит от Монта и уйдет к гуронам, и Волк возьмет ее к себе, в свой вигвам, и она будет с ним счастлива всем назло. Глупенькая мечтательница! Лучше б она плакала и вырывалась из рук Монта, тогда бы Волк обязательно защитил ее, тогда бы он не подумал, что она предала его. Растравив свои раны, Онор разрыдалась; ее боль больше не могла таиться в глубине ее сердца. Никогда в своей жизни она не плакала от жалости к себе. Слезы текли по ее лицу бесконечным потоком. Она уткнулась лицом в мягкие складки своего платья, лежавшие на коленях. Онор болезненно ощутила, что без Волка жизнь будет пуста и примитивна, и только мечта вернуться к нему поддерживала ее все это время. Как же ей жить без этой мечты? Она зарыдала еще отчаяннее. Две руки вдруг опустились на ее плечи.

Она подняла голову. Вождь гуронов Свирепый Волк присел на корточки около нее, его сильные смуглые руки обняли ее. Он сдается! У нее екнуло сердце.

Прижавшись к нему, она закрыла глаза.

— Ты поверил мне? — спросила она, вытирая лицо руками.

— Ох, Лилия! Твои рыдания распугали всех птиц в лесу, всех рыб в озере, даже комары исчезли.

— Так ты пришел спасать своих рыб или ко мне? Или ты пришел сообщить мне, что я здесь вне закона, и мне запрещается плакать ближе, чем в трех милях от твоей деревни?

— Нет, Лилия. Я пришел к тебе, и я стою здесь уже давно. Я мог бы спеть победную песнь, а ты все равно бы не оглянулась.

— Значит, ты пошел за мной? Зачем же ты морочил мне голову?

— Чтобы увидеть, как плачет Огненная Лилия.

— Ложь! Ты шутишь, Волк? — мягче спросила она, начиная улыбаться.

— Лилия! Лилия! Вставай с земли, она еще сырая. Пойдем. Ты, должно быть, голодна.

Он поднял ее и, обхватив за талию, повел в свой вигвам. Онор опустилась на шкуры и вздохнула.

— Так ты берешь меня к себе, Волк?

Его тонкие губы тронула улыбка. Не отвечая, он продолжал ловко готовить нехитрый ужин. Онор с удовлетворением подумала, что даже такие мелочи напоминают, что он привык быть один. А значит, без нее тут никого не было, и сюрприз в юбке ее как будто не ждет. Волк подал ей миску, и изголодавшаяся Онор набросилась на еду.

— Что это? — спросила она, спохватившись.

Он как-то странно смотрел на нее и наконец заметил вскользь.

— Зачем тебе знать? Ты, дочь бледнолицых, не привыкла жить в лесу.

Узнаешь, что это, пожалуй, предпочтешь поголодать.

Она чувствовала, что каждым своим словом он пытается напомнить ей, что она не может так жить, и не нужно мучить ни себя, ни его. Но она не хотела отступиться от него.

— Все же?

— Змея, — коротко сообщил он.

— Тьфу, гадость! — вырвалось у нее. Он улыбнулся как-то грустно, понимающе и пояснил:

— Много дичи было в лесах, пока не пришли бледнолицые со своими ружьями и капканами. Гуроны веками жили на этих землях, и им всего хватало. Но теперь нам тяжело прожить. Зимой здесь будет голод.

Снова она услышала ненавязчивое напоминание, что ей не выжить в лесу.

Не нужно было слов, чтоб она это поняла.

Она упрямо окончила трапезу и передвинулась поближе к Свирепому Волку.

— Что теперь? — спросила она. — Мне кажется, еще не все ясно.

Волк привлек ее к себе, крепко сжал, будто боясь, что она окажется сновидением, и коснулся ее губ своими. Она ждала, запрокинув голову, и догадавшись, чего она ждет, он страстно припал к ее губам, даря ей раньше неведомую ему ласку. Она охотно позволяла ему целовать себя, но тело ее осталось напряженным, как струна, потому что она не была уверена, что Волк позволит ей остаться. До сих пор он избегал прямого ответа. Одновременно с биением ее сердца в ней бился комочек страха.

— Я люблю тебя, Тигровая Лилия, — сказал он, как когда-то. Но тогда в ecn голосе не было боли. А теперь была.

— Я знаю, Волк. Да и ты знаешь, что я люблю тебя, всегда знал. Ты не должен был позволять мне уехать. Ты должен был сказать все раньше, не в последний момент, — шептала она.

— Но была ли ты готова, Тигровая Лилия? Если б я сказал тебе о своем чувстве раньше, поняла ли бы ты меня?

Она помолчала.

— Должно быть, ты прав. Мне нужно было осознать, как мне трудно расстаться с тобой. Но я поняла! Все в прошлом! Я вернулась, я готова остаться с тобой, если ты только этого пожелаешь.

— Ох, Лилия, ты не знаешь, что говоришь. Как ты будешь жить среди нас, простых воинов, ты, гордая и прекрасная, как дочь богов. Ты создана для дворцов белых людей и их роскоши. Помнишь, я взял тебя в плен, когда ты только пару дней, как ступила на нашу землю? Ты была прекрасной белой женщиной среди подобных тебе. Ты жила в доме, где все блестело, где ноги скользят по полам цвета золота, где все покрыто чем-то пушистым и мягким, чтобы было удобно сидеть. Я увел тебя оттуда, но ты подходила к этому дому. Что тебе делать в вигваме, тебе, которая привыкла жить в довольстве и праздности? Посмотри кругом, Лилия. Ты проведешь так остаток дней?

— Только н нужно драм, прошу тебя, Волк. Ты все преувеличил больше, чем наполовину. Не такая я уж потрясающе прекрасная, хотя мне приятно, что ты так считаешь. И я не так уж мало знаю о жизни в вигвамах. Слава Богу, я не один месяц прожила с вами, и ничего, жива. И раз я все-таки здесь, значит, я готова измениться. Я действительно ничего не умею делать, но ваши женщины меня научат. Ведь главное — это хотеть научиться, правда же, Волк?

— Я слышал, ты вышла замуж…

Онор поняла, что они добрались до сути дела, и набрала побольше воздуха в легкие, чтобы разразиться речью. Но ее взгляд упал на кольцо, сжимавшее ее палец, она уставилась на него и поняла, что Волк тоже на него смотрит. Ей стало досадно, что она недооценила то, как хорошо Волк разбирается в обычаях ее соотечественников, и позабыла про кольцо. Она с омерзением стащила его с пальца, приподняла завесу над входом и вышвырнула кольцо в кусты.

— Я была замужем там, в «той» жизни. Нелепость, да. Это совсем не важно, совсем. Разве по вашим законам я не свободна? Что для вас союз, одобренный католической церковью? Пустой звук.