Маскарад лжецов - Карен Мейтленд

Его могли ранить, но он непременно поправится и вскоре приковыляет к родному порогу.

Брат вернулся, когда мы меньше всего его ждали. Надежда жила в нас до тех пор, пока мы не собрались в покоях отца, не увидели на столе шкатулку и не почуяли запах.

Мне потребовалось время, чтобы узнать его. Лицо сморщилось и потемнело, словно выделанная кожа. Ресницы и бороду тронула седина. Губы скривились в жуткой ухмылке, обнажив зубы. Глаза были плотно зажмурены, словно в последний свой миг брат увидел нечто ужасное и не смог вынести зрелища. И все-таки мне не верилось — до тех пор, пока в глаза не бросился след от укуса. Когда брат был еще ребенком, гончая цапнула его за левое ухо. Неужели в самом конце от нас остаются лишь шрамы?

Отец сжимал голову сына обеими руками, словно брат снова был мальчишкой, стоящим на коленях, ожидая его благословения. Отец не плакал. «Теперь я могу похоронить моего сына». Вот и все, что он сказал.

О, как проклинали их люди! Как честили рыцарей за то, что те дрогнули! И пусть Иерусалим пал много лет назад, пока мы удерживали Акру, все верили, что когда-нибудь нам снова удастся захватить Святую землю. После падения Акры последняя надежда умерла, а люди не прощают тех, кто лишает их надежды.

Мой отец был среди тех, кто называл бежавших рыцарей предателями Господа и короля. «Уж лучше увидеть моего сына на щите, чем среди трусов», — говорил он. Мы умоляли его не произносить вслух таких страшных слов, но отец был непреклонен.

Неужели слова и вправду убивают? Куда они исчезают после того, как произнесены? Улетают по ветру, словно семена? «Никогда не говори дурного, — учила меня нянька, — юркие демоны только и ждут плохих слов, чтобы напитать их ядом свои стрелы». Отец неосторожно пожелал смерти сыну и вот мой брат мертв.

Встревоженный голос Аделы заставил меня очнуться от грез.

Кажется, все ящики были на месте. Только бы Зофиил не проведал о том, что Сигнус не запер дверь! Косые солнечные лучи падали на пол. Мы не стали выметать пыль, скопившуюся с тех пор, как строители оставили часовню — все равно каждый день таскали грязь на подошвах башмаков. Внезапно мне в глаза бросились следы на полу. Кто-то выдвинул и снова задвинул ящики на место, оставив на полу веерообразные разводы. Наверняка Зофиил сам копался в них перед тем, как отправиться на рыбалку. Он постоянно проверял содержимое ящиков. Мне стоило усилий не поддаться искушению и не заглянуть внутрь. Снаружи раздались шаги и голоса. Осмонд и Наригорм вернулись с охоты. Пришлось идти отпирать.

К ужину Жофре не вернулся. Никто из нас не видел его в течение дня. Зофиил заявил, что раз Жофре не внес в общий котел даже ощипанного воробья, то и ужин ему оставлять не надо. Ни Родриго, ни сердобольная Адела не осмелились возражать. К тому же мы так оголодали, что у нас не хватило бы воли удержаться и не съесть долю Жофре.

К ночи похолодало. Забив жаровню дровами, мы сгрудились вокруг. Подмокшие сучья давали больше дыма, чем жара. С наступлением ночи река возвысила голос. Иногда мы слышали, как ветки или другой мусор, который нес поток, царапают фундамент. Когда основание часовни с грохотом задевали камни побольше, казалось, будто громадный зверь вгрызается в стены, силясь прорваться внутрь.

Мы уже приготовились провести в часовне еще одну промозглую ночь, когда раздался знакомый звук. Как бы часто вы ни слышали волчий вой, по коже всякий раз бежит холодок, а сердце уходит в пятки. Адела вскрикнула, Зофиил и Родриго вскочили.

— Дверь на замке? — резко бросил Зофиил. — Никто не выходил после того, как я ее запер?

Он подозрительно огляделся, словно кто-то из нас замышлял тайком от него впустить волка в часовню.

— Снаружи Жофре, — сказал Родриго. — Что, если он как раз возвращается сюда? Вой раздается с той стороны реки. Сможет ли Жофре в одиночку выстоять против волка?

— Ты прав, пьяному нелегко справиться со зверем, — ухмыльнулся Зофиил. — Когда наш юный друг надерется, ему не отбиться даже от кролика, замыслившего грабеж!

Казалось, мысль эта доставила Зофиилу изрядное удовольствие.

— Значит, ты пойдешь со мной искать его?

Неужели Родриго хоть на миг мог поверить, что Зофиил ответит согласием?

— Ты всерьез думаешь, что я пожертвую ночным сном ради пьянчуги и содомита? Да я только обрадуюсь, если его сожрут волки!

Руки Зофиила заметно дрожали. Подозреваю, что виной тому был не только гнев и отвращение к Жофре, но и страх оказаться за стенами часовни, где во тьме рыскал зверь.

Вой раздался снова. Мы замерли. Адела съежилась, со страхом поглядывая вверх, словно зверь мог запрыгнуть в окно. Осмонд крепко обнял жену. На сей раз даже он не стал бы утверждать, что воет собака.

— Волки охраняют тропы мертвых, — раздался голос Наригорм.

Внутри у меня похолодело. Наригорм свернулась калачиком на самой границе света от жаровни. Тело и лицо оставались в тени, а руки, освещенные огнем, перебирали руны. Перед девочкой лежали не все они, а только три, и ничего больше: ни ракушек, ни трав, ни перышек. Мне не раз доводилось наблюдать, как Наригорм гадает по рунам, — три руны означали вопрос. Простой вопрос, ответ на который может оказаться не таким уж простым. Интересно, волк был вопросом или ответом?

Зофиил пересек крипту, наклонился и схватил девочку за руку.

— Что это значит? — спросил он пугающе спокойно.

Наригорм подняла голову. Двойное пламя отражалось в зрачках, словно огонь во льду.

— Волки приносят домой души умерших, как бы далеко те ни умерли.

Сигнус беспокойно повел плечами.

— Я слыхал о таком. Мать не раз рассказывала мне, что души умерших путешествуют по древним тропам в дома своих предков. Волки охраняют тропы, защищая души от демонов и ведьм, которые хотят сбить души с пути. Ты об этом, Наригорм?

Девочка молчала, продолжая смотреть на Зофиила снизу вверх. Некоторое время они безмолвно рассматривали друг друга. Зофиил первым отвел глаза. Он уронил руку Наригорм, словно его что-то укусило, и резко повернулся на каблуках.

С нас словно спало заклятие. Родриго потянулся к плащу.

— Я иду искать Жофре.

Чтобы подняться с пола, мне пришлось опереться на посох.

— Я с тобой, Родриго. В драке от меня мало проку, но вдвоем безопаснее. Волки нападают только на одиноких путников. Кто с нами?

Осмонд уставился в пол, старательно избегая моего взгляда.

Ночь выдалась ясная и морозная. Яркие звезды утопали в черноте небес. Круглая, еще не полная луна (полнолуние должно было наступить только завтра) заливала мост мутноватым светом. Река с грохотом катила под нами темные воды. Лунный свет вспыхивал на поверхности воды, словно чешуя громадной рыбины.

Сразу за мостом дорога сворачивала во тьму и дальше петляла между пней до самого города.

Перед собой Родриго нес фонарь, как предписывает закон тем смельчакам или глупцам, что осмеливаются выйти из дому в глухую полночь. Фонарь свидетельствовал о честности наших намерений. Честному человеку, гласил закон, незачем скрывать свои цели и облик. О тех, в чьи намерения не входило обнаруживать свое присутствие (что позволяло им безнаказанно выслеживать и грабить путешественников с фонарями), закон умалчивал. Выходило, что никто не может защитить честных обывателей от закона. Впрочем, волка мы боялись больше, чем лихих людей, поэтому фонарь был весьма кстати. Сигнус храбро присоединился к нам, и втроем мы зашагали к городу, тревожно вглядываясь в придорожные кусты, где метались тени и шуршали замерзшие ветки. Внезапно Родриго встал как вкопанный.

— Впереди, — прошипел он.

В свете фонаря прямо у земли сверкнули огоньки глаз. Мгновение они оставались неподвижными, затем пропали. Мелькнул рыжий лисий хвост — мы облегченно вздохнули и продолжили путь.

Вечерние колокола отзвонили с час назад, а мы так и не встретили Жофре. Крутая насыпь с покосившейся плетеной изгородью наверху обозначала городскую границу. Если изгородь и могла служить защитой, то лишь от старцев вроде меня, неспособных перелезть через плетень. Городишко явно не мог позволить себе настоящую крепостную стену. Как и следовало ожидать, калитка для повозок в деревянных воротах оказалась плотно заперта.

Стук посоха разбудил охранника. Зарешеченное оконце в двери отворилось.

— Чего надо? — рявкнул сторож.

— Нам нужен юноша.

— Каждому свое.

Мы пропустили замечание сторожа мимо ушей.

— Юноша — подмастерье, его разыскивает мастер. За этими негодниками нужен глаз да глаз, проглядишь — так и норовят ухлестнуть за какой-нибудь юбкой. Впустишь нас?

— На ночь ворота запираются.

— Тем более! Стоит нашему молодцу пропустить лишнюю кружку, с ним совсем нет сладу: будет тревожить сон честных горожан, приставать к их дочерям, крушить все вокруг! Зачем тебе лишние хлопоты? Впусти нас, и мы уведем его из города от греха подальше.