Вам — задание - Николай Чергинец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Убитых не оставили, их тела принесли. Похоронили со всеми почестями, как и положено героям. Они посмертно награждены орденами Боевого Красного Знамени.
Лейтенант, казалось, не слушал комиссара. Он лежал с полузакрытыми глазами и думал о своих товарищах: «Толя Громов, Виктор Щука, Осип Тимоховец — мои верные друзья, их уж нет в живых. А ведь это я их направил через линию фронта, и они погибли», — глаза Алексея наполнились слезами.
Карпов тихо сказал:
— Держись, солдат! Мы с тобой находимся на войне, а это значит, что потери неизбежны. — Генерал озабоченно взглянул на часы. — Ну, лейтенант, еще раз прими поздравления с наградой и извини, брат, дела.
Гости по очереди пожали руку Купрейчику, пожелали раненым быстрейшего выздоровления и ушли.
В палате сразу же начался шум. Кто-то из раненых, перекрикивая других, воскликнул:
— Я так считаю, братцы, раз к нашему новенькому сам член Военного совета прибыл, значит, большое дело сделал. Жаль, что ты, лейтенант, говорить не можешь, а то рассказал бы нам.
Пережитые волнения утомили Купрейчика, и он уснул. В левой руке, лежавшей поверх одеяла, он так и держал коробочку от ордена и удостоверение.
Прошли сутки, а утром следующего дня поднялся переполох. Поступил приказ немедленно эвакуировать госпиталь. Оказалось, что немцы ударили по позициям соседней дивизии и прорвали оборону. Госпиталь оказался на острие атаки немецких танков. Раненых быстро грузили в машины хозяйственного взвода, ранее прикомандированного к госпиталю, и добровольцы из числа выздоравливающих спешно готовили на подступах к деревне линию обороны. Машин и телег, чтобы погрузить раненых, явно не хватало, и начальник госпиталя приказал раненым, которые могли двигаться самостоятельно, в сопровождении нескольких медсестер и одного врача, идти лесом к железнодорожной ветке, куда для эвакуации раненых подали вагоны. Купрейчика и других тяжелораненых уложили в кузов полуторки, и она в составе колонны двинулась по разбухшей от осеннего дождя и разбитой колесами машин лесной дороге.
Вскоре колонна оказалась на погрузочном пункте. Раненых выгружали из машин и клали прямо на одеяла или, в лучшем случае, на носилки. Двое пожилых солдат и помогавшая им молоденькая медсестра сняли Купрейчика с кузова и положили на освободившиеся к этому моменту носилки. Алексей мог видеть только то, что было прямо над ним, страдая, что не может даже повернуть головы.
Кругом ревели моторы и кричали люди.
Из обрывков разговоров Алексей понял, что вот-вот здесь окажутся немцы и это загружается последний эшелон. Лейтенанту стало страшно от мысли, что о нем забыли и он может оказаться в плену.
Вдруг в этой суматохе он услышал совсем рядом голос: «Товарищ Кирьянова, вы ответственны за погрузку и отправку эшелона?»
Женский голос ответил: «Да, я».
Мужчина потребовал: «Так отправляйте же побыстрее! Вот-вот появятся немецкие танки».
Женщина упрямо ответила: «Пока все раненые не будут погружены, я эшелон не отправлю!»
Купрейчик был весь в поту. «Господи, — думал он, — так это же Надя, жена моя!» Он сколько мог скосил глаза в сторону разговаривающих. Но ничего не увидел. Алексей попытался повернуть голову, но резкая боль остановила его.
И тут он увидел ее! Да, это была Надя. И называли ее по девичьей фамилии — Кирьянова.
Купрейчик успел подумать: «Ничего удивительного, ведь паспорт она так и не успела поменять».
А Надя, словно дразня безмолвного мужа, остановилась у его ног, взглянула на него отсутствующим взглядом и, повернувшись к нему боком, начала требовать от подошедших к ней двух мужчин и женщины, одетых так же, как и она, в загрязненные белые халаты, чтобы те ускорили погрузку раненых.
Один из мужчин озабоченно сказал:
— Надежда Леонтьевна, мне кажется, человек тридцать раненых не поместятся.
Надя зло и решительно ответила:
— Надо поместить всех! Хоть на проходы, в тамбуры, хоть да крыши, но их необходимо немедленно отправить. В крайнем случае те, кто пойдет со мной через лес на соединение с санбатом, понесут раненых с собой.
От этих слов Купрейчику стало еще хуже, до его сознания дошло, что Надя останется здесь и не уедет на поезде. Он поднял руку и начал призывно махать ею, стараясь, чтобы Надя заметила его. Он со страхом подумал: «Она же сейчас отойдет от меня! — И стал мысленно звать жену: — Да взгляни же ты на меня! Слышишь, взгляни!»
Надя, словно услышав его заклинания, повернулась в сторону Купрейчика и, увидев его жесты, обратилась к женщине:
— Анна Петровна, подойдите к раненому, он что-то хочет.
А сама сделала несколько шагов и исчезла из поля зрения.
Женщина склонилась над лейтенантом:
— Ну, что ты хочешь, милый?
Алексея начал бить озноб. Он показывал в сторону, где должна была быть Надя, и мычал.
Женщина посмотрела туда, куда тянулась рука раненого, и растерянно спросила:
— Не пойму, что ты хочешь? Может, судно?
Купрейчик не мог видеть, что Надя уже отошла от того места, где, по его предположению, она могла находиться, и женщина, склонившись над ним, поняла его жест, направленный к лесу, по-своему.
Она выпрямилась и подозвала пробегавших мимо двух бойцов-санитаров:
— А ну, товарищи, погрузите этого раненого!
— Это можно, — охотно согласились те, — слава богу, что уместились все.
Они подняли носилки и понесли Купрейчика к вагону. Место для него нашлось только в тамбуре последнего вагона. Алексей смотрел в закопченный и грязный потолок и плакал. Он уже потерял надежду увидеть жену. И вдруг увидел! Надя перешагнула через него и прошла в вагон. Через минуту она вернулась и, увидев, как лежащий на полу в тамбуре раненый машет ей рукой, скользнула взглядом по его грязно-кровавым повязкам на голове и шее, по заросшим щекам и участливо проговорила:
— Что, миленький, больно? Потерпи немного, сейчас поезд отправится, и скоро будете в госпитале.
После этого, не узнавая мужа, она перешагнула через него и, спускаясь по ступенькам вниз, крикнула кому-то:
— Отправляйте состав!
Раздался короткий гудок паровоза, лязгнули буфера, и поезд тронулся. Купрейчик лежал и плакал...
Надя, проводив глазами последний вагон, вздохнула и направилась к лесу. Однако облегчения она не почувствовала, что-то ей мешало, тревожило. И вдруг она вспомнила залитые слезами глаза раненого, лежавшего на полу тамбура последнего вагона. Вспомнила, какие мука и мольба были в этих глазах. Остановилась, будто ее толкнули в грудь.
«Алексей!» Она повернулась и хотела бежать вслед за поездом, но силы оставили ее, и она медленно, неотрывно глядя вслед поезду, опустилась на землю, к ней подбежали двое врачей:
