Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину - Владимир Марковчин

Подъезжает «Даккарт», кто-то думает, что приехал с визитом член ЦК. Или входит русский генерал. Зейдлиц узнал, что перебежчики, бывшие члены коммунистического союза молодежи, приняты в комитет.

Он стучит кулаком по столу. Через закрытые двери слышен в коридоре командирский голос: «Я не сяду за один стол с дезертирами».

Он садится, однако.

На второй неделе сентября в Луневе создается организация для приманки широких масс немецких офицеров — «Союз немецких офицеров». На этот раз столовая несколько меньше украшена красным.

Национальный комитет расширяется. Зейдлиц разражается словами: «Господа, шаг, который я сделал сегодня, имеет прецедент в прусской истории — шаг генерала Йорка под Тоурогеном».

До монархиста?

Мотивы, которыми руководствовались эти генералы, следует расценивать по-разному: воспоминания о дипломатии, о союзе между Пруссией и Россией, надежды на сохранение армии и офицерского корпуса после военной катастрофы, неприкрытая ненависть к кровавым делам горе-стратега в Германии, ужас плена и бездеятельность на чужбине и, наконец, целая школа политических оттенков: от настоящих марксистов до монархистов, — все это перемешивалось в этом доме и у этих людей, одно с другим.

С точки зрения «штатских» из Москвы, это был образец политики блока, в котором движущий мотор находился на левом фланге. Что касается генералов, то для них это был, в конце концов, шанс на реставрацию.

Что знали они о России? Что знали они о заключенных в лагерях, занимающихся добычей торфа, немецких солдатах? Что знали они, наконец, о войне?

Из Москвы поступали русские газеты и радиокоммюнике иностранных радиостанций, но именно только из Москвы.

С фронта поступали сообщения офицеров и солдат, обслуживавших там, за линией фронта, свои микрофоны и репродукторы. Вновь поступившие члены Комитета из разгромленных в районе Черкасс и Минска частей часто до этого срока находились в изоляции в оперативных лагерях или на Лубянке и были месяцами оторваны от внешнего мира.

Не будучи марксистски настроенным, этот пленный Генштаб германской оппозиции имел все же положительное представление о своих бывших противниках.

Наряду с разрушительной работой войны, продолжавшейся автоматически за линией фронта и в лагерях военнопленных, существовала также более спокойная атмосфера, и там прислушивались к политическим аргументам.

И в эти лагеря — а не только через линию фронта и на коротких волнах в Германию — проникали обращения по радио, распространившиеся из Лунева. Туда поступала также газета «Свободная Германия», с черно-бело-красной каймой, печатавшаяся на хорошей бумаге и имевшая формат обыкновенной ежедневной газеты, хотя это и делалось лишь для того, чтобы при сбрасывании ее перед линией фронта противника ее было хорошо видно и чтобы она не пострадала от погоды.

Этот дом был, в общем, шикарной газетной редакцией; идеи развивались частично самими пленными, частично же зарождались в московском филиале. Кто не становится «фронтовым уполномоченным», тот не имел шансов на расширение контакта с внешним миром, даже с жизнью в Москве.

Это был мозговой трест, хотя и за закрытыми ставнями. И.ф.П.

Приложение 11

Фридрих Паулюс,

генерал-фельдмаршал

бывшей германской армии

Советскому правительству, г.Москва

Напряженность общего политического положения, центральной проблемой которого в настоящее время является вопрос о Германии, побуждает меня обратиться к советскому правительству со следующим заявлением. Прежде чем обосновать этот шаг, я считаю необходимым остановиться на развитии моего мировоззрения за период моего пребывания в плену.

Я, Фридрих Паулюс, родился 23.9.1889 г., был генерал-фельдмаршалом немецкой армии, последнее время с 20.1.42 г. до 31.1.43г., то есть до дня пленения под Сталинградом, командовал 6-й армией.

Первое время моего пребывания в плену я находился в состоянии сильной депрессии в результате того, что я пережил под Сталинградом, и тревоги о том, как отразится эта катастрофа на военном положении Германии. По мере возвращения физических и духовных сил я начал продумывать пройденный путь. Я думал об ошибках, допущенных германским верховным военным командованием и надеялся, что оно, наученное горьким опытом Сталинграда, в дальнейшем будет избегать таких ошибок и сумеет найти путь к скорейшему окончанию войны. Критика моя ограничивалась чисто военными мероприятиями Гитлера и его ближайших военных советников. До политической оценки всех связанных с войной обстоятельств и собственной ответственности каждого из нас я в то время еще не додумался.

В 1943 году стало все больше ухудшаться положение Германии на Восточном фронте. К тому же и союзники высадились в Италии. В этот период были созданы — в июле 1943 года Национальный комитет «Свободная Германия», и затем — в ноябре 1943 года «Союз немецких офицеров», целью которых было, путем свержения Гитлера, положить конец войне и тем самым спасти Германию от катастрофы.

Это намерение военнопленных — находясь в плену, вмешаться путем открытой пропаганды в дело ведения войны своей страной— я отклонил, и вот по каким причинам:

1. Ухудшение военного положения не может послужить основанием для того, чтобы поколебать единодушие армии и народа. Наоборот, именно в этот момент важно сохранение единодушия.

2. Будучи военнопленным, я не в состоянии охватить взглядом ни политического, ни военного положения Германии.

3. И наконец, я все еще находился под впечатлением легенды об «ударе в спину» в 1918 году. Считая, что война не может быть уже выиграна, что главное состоит в том, чтобы выйти из войны на более или менее приемлемых условиях, я, как солдат, осуждал намерения Национального комитета, вредящие, как мне казалось, интересам германского народа.

В соответствии с этим я и относился к Национальному комитету, не переставая, однако, анализировать обстановку и свои убеждения. В конце июля 1944 года я имел беседу с руководителями Национального комитета. После поражений в 1943 году и начале 1944 года на Востоке и продвижения англичан и американцев в Италии, безнадежное положение Германии, создавшееся в результате высадки союзников во Франции (6 июня 1944 года) и уничтожения Централь ной группы армий (конец июня — начало июля 1944 года), стало явным.

Кроме того, для меня имело решающее значение ознакомление, хотя и ограниченное, со зверствами, имевшими прямую или косвенную связь с ведением войны и совершенными по отношению к гражданскому населению восточных оккупированных районов и русским военнопленным.

И, наконец, события 20 июля 1944 года доказали, благодаря участию известных генералов, что в Германии считают: единственным выходом из войны является устранение Гитлера.

Благодаря этим фактам отпали существенные препятствия и сомнения, которые до того момента определяли мое отношение к Национальному комитету. Особенно ясно стало для меня положение в Германии и внутри армии после беседы с незадолго до этого попавшими в плен генералами из группы армий «Центр». Таким образом, я дошел до сознания, что дело уже не в том, чтобы закончить войну на приемлемых условиях, а в том, чтобы склонить силы, еще не окончательно связавшие себя с фашистским режимом, к прекращению войны, чтобы избежать ужасной заключительной катастрофы.

В результате я 8.8.44 г. опубликовал воззвание, соответствующее тогдашнему положению в Германии, и заявил о своем присоединении к движению «Свободная Германия».

На мою долю, как на долю самого старшего по званию офицера, в движении «Свободная Германия» выпадали особые задачи, как, например, обращение с воззванием о капитуляции к Курляндской группировке (в конце августа 1944 года), к немецким войскам в Румынии (в конце сентября 1944 года), выступление против Гиммлера в связи с мобилизацией «фольксштурма», что послужило непосредственным поводом к заключению моей семьи в концентрационный лагерь, и, наконец, составленное мною «Воззвание 50 генералов», явившееся последним предупреждением непосредственно перед наступлением русских на Висле и в Восточной Пруссии, которое было началом окончательного разгрома.

Если даже движение «Свободная Германия», в которое я внес этот незначительный и запоздалый вклад, не дало таких результатов, каких от него ожидали в интересах Германии и всех воюющих стран, все же главные его идеи и принципы должны лечь в основу создания новой, единой демократической Германии и ее вклада в дело сохранения всеобщего мира.

В процессе моей вышеописанной деятельности и в последующий период постепенно расширялось мое представление об обстоятельствах и событиях Второй мировой войны. Это привело меня к пересмотру и критике всего моего прежнего мировоззрения, к новому прогрессивному взгляду на историю и заставило меня заняться изучением политических и экономических вопросов.