Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину - Владимир Марковчин

Лондон, 12 февраля. Как сообщает специальный корреспондент агентства «Рейтер» из Нюрнберга, бывший немецкий фельдмаршал Фридрих фон Паулюс, который в течение двух дней являлся выдающейся фигурой в нюрнбергском зале суда, все еще является «советским военнопленным».

Но ясно, что благодаря его высокому рангу и связи его имени с величайшим триумфом Красной армии, а также благодаря его значительному влиянию, которым пользуется его имя среди генералов, ему предоставлена конечно, в ограниченных рамках — значительная степень личной свободы.

Советские официальные лица и журналисты относятся с явным уважением к фон Паулюсу, как к человеку большого политического и военного значения.

«То, что Паулюс сказал в качестве свидетеля, имеет огромное значение для немецкого народа», — говорили, когда он кончил свои свидетельские показания.

Я наблюдал за фон Паулюсом, пишет корреспондент, в то время, как он с судорожно вздрагивающим лицом выходил из зала суда в сопровождении группы офицеров советской делегации. Один из них предложил ему папиросу. Затем в сопровождении двух американских полицейских вся группа двинулась по коридору, смеясь и непринужденно беседуя с фон Паулюсом, по направлению к помещению, где находился советский обвинитель.

Советские представители не указывают, где проживает Паулюс с момента его прибытия из Москвы несколько дней тому назад. Однако я полагаю, заявляет корреспондент, что условия, в которых он живет, соответствуют примерно условиям «домашнего ареста». В России он живет в одном из специальных лагерей для офицеров, где ему предоставлены все условия, соответствующие его высокому рангу. Паулюс играет на скрипке и занимается живописью, для чего ему предоставлены все возможности.

Паулюс был членом нацистской партии, но не занимал в ней специального поста. Неизвестно, являлся ли он все еще членом нацистской партии в момент пленения в январе 1943 г. В течение 15 месяцев он отказывался обсуждать политические уроки Сталинграда или причины приближавшегося разгрома Германии. Затем он объявил о своей готовности присоединиться к заявлениям, с которыми «Союз немецких офицеров», образованный другими советскими военнопленными, обращался к своим бывшим коллегам. Хотя его имя не стояло на первом месте среди подписавшихся, оно было одним из самых значительных имен в прокламации от августа 1944 г., в которой Союз призвал генералов отречься от Гитлера.

Приложение 9

1 ноября 1947 года. 4-70. Статья в газете «Дер курир».

Паулюс в России.

Стройный мужчина, выходящий из машины, очень велик. Приблизительно 1,95 м. Загоревшее лицо. Резкие черты лица. Мундир поразительно элегантен и резко выделяется на фоне покрытой пылью одежды войсковых командиров, быстро собирающихся вокруг него. Постоянное подергивание левой половины лица резко противоречит энергичному взгляду. Ни следа усталости в его фигуре, я бы сказал, что его лицо дышит неким артистическим вдохновением. Он выслушивает рапорт. Пожимает одному офицеру руку и едет дальше. Это был командующий злосчастной германской армией, в то время еще быстро наступавшей на востоке. Так я впервые увидел Паулюса.

«С добрым утром, господин фельдмаршал!»

В студеное январское утро (термометр показывал 35 градусов ниже нуля) я схожу с мотоцикла. На блиндаже передо мной висит табличка «Начальник штаба». В эту минуту открывается наполовину скрытая под землей, почти занесенная снегом дверь и появляется согнувшаяся фигура. Высокий человек одет в теплый солдатский плащ без знаков различия. Лицо пепельно-серого цвета, левая его половина беспрестанно подергивается. Мое приветствие остается без ответа. Глаза смотрят мимо меня. С трудом переставляя ноги в тяжелых валенках, командующий идет по снегу. Это было 15 января. Началось русское наступление. В сталинградском «котле» дело шло к концу. Так я увидел Паулюса во второй раз.

Ровно две недели спустя в двери подвала здания НКВД стучится начальник штаба, генерал-лейтенант Шмидт. Внутри — генерал-полковник, он еще спит в эту пору. Он слышит рапорт: «С добрым утром, господин фельдмаршал, я позволю себе первым почтительно поздравить вас с присвоением нового звания». Затем он делает паузу и продолжает: «Кроме того, я должен доложить, что русские здесь. С господином фельдмаршалом желают разговаривать два офицера».

Через два часа он сидит против русского командующего Воронова. Медленно начинается беседа через переводчиков. Вдруг русский спрашивает: «Почему вы не прорвались в первые дни окружения? На юго-востоке у меня был лишь тонкий заслон». — «Фюрер приказал удерживать Сталинград!» Победитель пожимает плечами.

...не на Лубянку.

Три недели оставались в крестьянских избах неподалеку от русского штаба. Это был период ожидания, во время которого не было ни одного допроса. Однажды в эти домики заглянуло с полдесятка американцев. Мимо проходила колонна немецких военнопленных, ковыляющих, замерзающих и умирающих, бесконечное шествие в течение многих дней. Генералы отказывались вступать в разговор. Однажды утром Паулюс и еще 21 офицер, взятые в плен вместе с ним, доставляются в русский санитарный эшелон. Поезд представляет из себя сюрприз. Каждый генерал получает постель с чистым бельем. Подается чай, молоко, шоколад, водка и очень хорошая еда. В других вагонах германские офицеры. Но разговаривать с генералами им нельзя.

Поезд идет по направлению к Москве.

Неподалеку от города находится лагерь № 27. Это определенный спуск к примитиву. Бараки и нары. Но это приятнее Лубянки— тюрьмы НКВД в Москве, которая в дальнейшем не одного генерала принимала в свои стены и давала им приют на все время их допросов. Паулюс вместе со своим адъютантом, полковником Адамом, живет в небольшом домике...

В лагере имеется еще до 500 офицеров и солдат. У Паулюса на погонах все еще три звездочки генерал-полковника. Вскоре его адъютант — искусный человек, впоследствии прославившийся своей резьбой, — изготовляет из жести американских консервных банок парочку скрещенных маршальских жезлов, которые были прикреплены к погонам. Банки с консервами «спэм», поставляющиеся в Россию по лендлизу, входили в паек.

Так были соблюдены внешние приличия.

Ничья за карточным столом.

После краткого пребывания в другом лагере Паулюс и другие генералы переходят во вновь организованный генеральский лагерь. Постепенно исчезают следы пережитого в течение последних месяцев — как во внешности, так и в поведении. У Паулюса снова самоуверенный и неприступный вид. Он занимает две комнаты. Приглашает узкий круг гостей к чаю. Здесь всегда беседуют на одни и те же темы. Сперва говорят о Сталинграде, и большей частью сходятся на том, что иначе никто бы не мог действовать. Несколько иначе обстоит дело при обсуждении дальнейшего хода войны. Здесь мнения расходятся. Все же явной критики по адресу гитлеровской стратегии не слышно, резкое замечание — чаще всего со стороны генерала Сикста фон Армина — быстро подавляет критику. В таких дискуссиях Паулюс всегда высказывается последним и приходит к выводу, что в этой войне безус ловно возможна «ничья».

Лишь постепенно вырисовываются расхождения между верными Гитлеру людьми и только внешне лояльной ему группой; в то время критика и сомнения, а также и дальнейшие поражения в войне объединяют в одну группу некоторых экстремистов.

Все же, когда в ноябре 1943 года Зейдлиц с четырьмя другими генералами вернулся из Москвы и заявил, что они примкнули к Национальному комитету, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Затем был создан «Союз немецких офицеров». В состав делегации входят еще некоторые офицеры, являющиеся членами Национального комитета.

Дом снова преобразился. В атмосферу солдатского этикета ворвались политические выкрики: «неслыханно» и «изменники родины». Зейдлиц чувствует, что обращается к глухим, хотя пытается говорить спокойно. В нем чувствовали агитатора. Когда он сказал, что нужно объединиться против Гитлера и что дальнейшее продолжение войны является преступлением по отношению к немецкому народу, его слова потонули в криках и шуме. Все разошлись. В противоположность этим сценам Паулюс в ходе всех своих переговоров с Зейдлицем и другими офицерами остается спокойным. В заключение всех переговоров он говорит своим несколько усталым голосом: «Господа, в первую очередь, я солдат и, как таковой, остаюсь верен своей присяге». Делегация уезжает ни с чем.

Штатское платье.

Проходят месяцы. Германский фронт отходит все далее на запад. Жизнь в генеральском лагере не изменилась. Конечно, прибытие новых пленных оказывает известное влияние на настроение. Паулюс все чаще и чаще стоит задумавшись, у большой географической карты, на которой ежедневно точно отмечается линия фронта на всем Восточном фронте, согласно русским сводкам. Он все реже разговаривает с людьми. Только некоторым близким лицам он выражает свой все растущий скептицизм.