Наследство последнего императора - Николай Волынский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крючков с трудом терпел горбачевское хамство, он уже всех в Политбюро достал своим «тыканьем». Андропов себе такого не позволял. Брежнев иногда «тыкал» подчиненным и товарищам по партии, но это у него получалось не оскорбительно, а добродушно и по-дружески.
– Так ведь это в насмешку Ельцина называют в народе царем, – спокойно ответил Крючков. – В насмешку, – повторил он.
– Ага, – успокоился Горбачев. – Ну, ладно. Подготовь мне досье на царскую семью, – ну, там арест, ссылка, расстрел… Где закопали… Это мой личный интерес.
– Вы сказали, личный? – переспросил Крючков, притворяясь, что не расслышал.
– Оглох, что ли? На пенсию надо… – произнес страшные слова президент СССР. – Да, мой интерес. Может, диссертацию напишу, – усмехнулся Горбачев.
Крючков прекрасно знал, что Горбачев врет и личный интерес здесь совсем у других. Он уже успел прослушать записи всех разговоров президента СССР и премьер-министра Великобритании: в горбачевскую авторучку «пеликан», с которой он никогда не расставался и считал еще со студенческих времен своим талисманом, давно был вмонтирован крохотный передатчик радиусом действия в пятнадцать километров. Горбачев еще не успел вернуться к жене после разговора с Тэтчер, а советская резидентура уже передала в Москву содержание их разговора. Поэтому, не дожидаясь вызова в Кремль, Крючков велел подготовить все документы о ссылке и расстреле Николая II, его семьи и слуг.
Материалов оказалось на удивление мало. Справка о расстреле и уничтожении трупов, подписанная членом губчека Юровским; он и руководил расстрелом. Коротенькие воспоминания Ермакова, тоже члена расстрельной команды, который оспаривал у Юровского право первого выстрела в Николая. Десяток газетных вырезок, в том числе с официальным сообщением о расстреле только одного Николая. «Семья бывшего императора, – говорилось в нем, – эвакуирована в надежное место». Постановление губчека о казни четырнадцати эсеров, которых обвинили в убийстве Николая и его семьи. Резюме из уголовного дела об убийстве царской семьи – расследование вел судебный следователь Соколов по личному приказу Колчака. И, наконец, перехваченная шифровка агента немецкого генерального штаба. Шпион извещал начальство, что продолжает непосредственное наблюдение за семьей – о царе ни слова – и собирается следовать за ней в Пермь, куда, согласно информации, полученной непосредственно из Уралсовета, большевики намереваются ее отправить. Самое странное, что шифровка была помечена 22 июля 1918 года, то есть четырьмя днями позже расстрела.
– Завтра досье будет у вас на столе, – пообещал Крючков, поднимаясь со стула. – Разрешите идти?
– Подожди, – остановил его Горбачев. – Что ты сам знаешь об этом?
– Очень немного, Михаил Сергеевич. Если не считать художественной литературы, в которой почти все сплошь вымысел, то по документам все очень скупо: арестовали, сослали в Тобольск, перевезли в Екатеринбург, расстреляли, два трупа сожгли, остальные закопали. Однако, с юридической точки зрения, Романовых невозможно считать погибшими.
– А кем же? – живо спросил Горбачев.
– Разве что пропавшими без вести. Да и то… ведь их никто в розыск не объявлял. Так что и не пропавшими тоже считать нельзя. Очень не простой казус.
– Вот-вот! – ткнул в его сторону пальцем президент. – И международная общественность так считает, что непростой… И некоторые очень влиятельные деятели… специалисты в вопросе… тоже так считают. Только скажи мне, Владимир Александрович, разве по большому счету не все равно кем их считать? Сроки давности вышли. Что ты лично думаешь?
– Конечно, Михаил Сергеевич, вы, как всегда, абсолютно правы, – убежденно заявил Крючков. – В самом деле, не все ли равно – в лоб или по лбу! Но в некоторых ненаших странах, например, в Англии, по таким делам сроков давности нет. Вообще нет. Там, к примеру, нельзя вступить в наследство, если нет юридически надежных доказательств, что владелец наследуемого имущества действительно умер. По данным, которые требуют проверки, у Романовых имеются личные активы в одном из лондонских банков, кажется, в «Бэриг-Бразерс». Претенденты тоже есть, но банк не ведет переговоров ни с кем и не будет вести, пока не получит доказательств, что царь и его прямые наследники перешли из категории пропавших без вести в категорию полноценно погибших. Для этого надо возбуждать дело по факту гибели, эксгумировать трупы, – если они найдутся, или что там от них осталось. Самое главное – идентифицировать, получить неопровержимые доказательства принадлежности трупов или останков. А уж потом выписывать свидетельства о смерти и идти в суд.
– Только и всего? – удивленно спросил Горбачев. – А сразу выписать нельзя?
– Сразу? – задумался Крючков. – Если будет дана вводная… Да, безусловно… наверное… – добавил Крючков. – Правда, есть затруднение. Вы, Михаил Сергеевич, сами юрист и нашу профессиональную поговорку знаете: «Нет тела – нет дела». Надо найти трупы Романовых. Вернее, то, что от них осталось.
– Но ведь Сталин нашел? – возразил Горбачев.
– Берия пытался, – уточнил председатель КГБ. – Но данных о том, что захоронение действительно было найдено и принадлежность его установлена, он так и не получил. Так Сталину и доложил. И никаких письменных следов после себя не оставил. Осторожный был, собака…
– Неужели никаких? Должны быть следы, должны!
– Если и оставил, то они, скорее всего, ушли в личный архив Сталина.
– А где он?
– Сталин? – робко спросил председатель КГБ.
– Какой такой Сталин! Архив его где?
– Нету его. Никто не знает.
– Ну, ты мне горбатого к стене не лепи! – раздраженно бросил президент, не заметив собственного каламбура. – Не может быть, чтоб у Сталина… у такой политической фигуры не было своего архива!
– Был у него архив, огромный… Ни одной бумажки не осталось.
– Так куда девался? – недоуменно откинулся в кресле Горбачев.
– Хрущев и Маленков позаботились уничтожить.
– Зачем? – искренне удивился президент.
– Так ведь репрессии… Тридцать седьмой год, сорок девятый… Они и были главными организаторами и исполнителями. Оба по шею в крови. А все свалили на Берию. В тридцать седьмом, кстати, Берии и в Москве-то не было. Сидел в Грузии первым секретарем ЦК, эвкалипты сажал на болотах – осушал… строил жилье, заводы… открывал школы, техникумы, институты… чай разводил, мандарины… Грузины до него и в глаза мандаринов не видели. Так что сталинский архив для Никиты Сергеича и Георгия Максимильяныча – был смерть. И не только политическая.
– Ладно – все! – хмуро закончил беседу Горбачев. – Давай досье и займись покойниками. Сколько тебе надо времени?
– Дней сорок, – набил себе цену Крючков.
– Уговорил.
Он, не вставая из-за стола, подал Крючкову руку.
Когда тот ушел, слегка шаркая подагрическими ногами, помощник президента Болдин склонился к уху Горбачева и тихо сказал:
– Там в приемной Бессмертных дожидается. В четвертый раз просится.
– Явился все-таки! – поморщился Горбачев. – Совсем меня достал, холера!
Болдин едва заметно усмехнулся:
– Говорит – высшая государственная тайна.
– Сказал, что за тайны у него и откуда?
– Говорит, имеет право сказать только вам.
– Да знаю я все его тайны! Чушь собачья! Давай его сюда. Только предупреди – ровно полторы минуты. Иначе просто выгоню.
Министр иностранных дел СССР Бессмертных, несмело заглянул в кабинет, Горбачев махнул ему рукой:
– Ближе. Садись поближе, Шура! Только ненадолго. Надолго посадит тебя прокурор!
Бессмертных с трудом понял, что президент шутит, и бледно улыбнулся.
– Ну, давай свою тайну! Только по-быстрому!
Бессмертных побледнел еще больше.
– Михаил Сергеевич… Я… Я не понимаю… Неужели вам не доложили мою шифровку? Неделю назад?.. О моей встрече с американским госсекретарем Бейкером?
– Хм… Шифровку? Про Бейкера? Что-то не припоминаю.
Бессмертных посерел.
– Не может быть, Михаил Сергеевич! Ведь жизненно важная информация! Государственный заговор! Кто же посмел ее вам не доложить?! Это же… это же преступление! И – доказательство, что изложенные мне факты…
– А! – неожиданно вспомнил Горбачев. – Что-то такое приносили. Я еще подумал, вы там с американцем лишнее выпили.
Он прекрасно помнил шифровку. Через советское посольство в Берлине министр Бессмертных сообщал Горбачеву, о том, что у него состоялась экстренная и тайная встреча с Джеймсом Бейкером и тот, ссылаясь на данные ЦРУ, заявил, что в СССР среди высших правительственных и партийных чинов зреет заговор с целью свержения Горбачева и ареста Ельцина. Госсекретарь назвал и фамилии главных заговорщиков – вице-президент Янаев, предсовмина Павлов, председатель КГБ Крючков, министр обороны маршал Язов, секретарь ЦК КПСС Бакланов, помощник президента СССР Болдин[40].