Во сне и наяву - Татьяна Александровна Бочарова

Проснувшись, я попыталась вспомнить причину нашего спора и не смогла. На сердце лежала тяжесть, я отчетливо понимала, что сон мне приснился неспроста и предвещает какую-то беду.

После обеда Людка попросила меня помочь ей вымыть голову. Я согласилась – делать все равно было нечего, к тому же мне хотелось отвлечься и позабыть о своем сне. Мы взяли подаренный Людкой шампунь с целью опробовать его и отправились в душевую.

Намыливая шелковистые и гладкие волосы, я пыталась отрешиться от мрачных мыслей. В какой-то мере мне это удалось.

Мы болтали, перемывая кости интернатским преподавателям, соседкам по коридору и одноклассникам. Людка со смехом призналась, что недавно ходила на чердак, в радиорубку, и там ее неожиданно застукал киномеханик, парень, только-только поступивший к нам на работу.

Людка в лицах описывала всю пикантную сцену: как она сначала испугалась до чертиков, что Борис – так звали парня – расскажет о ней директрисе. Как сам механик при виде кадров, мелькающих на экране, сделался пунцовым, точно свекла. Как потом он выключил видак и стал выговаривать Людке, как нехорошо заниматься просмотром подобных кассет в ее возрасте. И как, наконец, оба не выдержали и расхохотались, при этом не отрывая глаз друг от друга.

Я слушала ее рассказ, и мне становилось немного легче. Дочиста промытые волосы скрипели под моими пальцами, шампунь источал тонкий и приятный аромат, сильной и ровной струей текла горячая вода из-под крана.

– Знаешь, что было дальше? – шепотом произнесла Людка и уставила на меня темные, блестящие глаза.

– Что?

– Он предложил мне встретиться. Сегодня вечером, у гаража. – Людка скрутила мокрые волосы жгутом. – Что ты на это скажешь?

– Он же намного старше, – проговорила я с сомнением. – Сколько ему, двадцать?

– Двадцать два. Но выглядит он намного моложе, правда? – Она поглядела на меня с надеждой.

– Правда, – подтвердила я. – Но все-таки будь осторожней.

– А ты? – Людка приблизила свое лицо к моему. – Ты была осторожна?

– Что ты имеешь в виду? – спросила я холодно.

– То самое. Ты ведь делала аборт от своего Волкова, да? Не волнуйся, я все прекрасно знаю. – Людка заговорщицки подмигнула и принялась закутывать голову полотенцем.

– Это не твое дело, – сухо проговорила я, закручивая крышечку на шампуне.

– Да я что? – сразу же растерялась Людка. – Я ничего. Ты не обижайся, пожалуйста, Васенька! – Она искательно заглянула мне в глаза. – Я ведь просто спросила тебя как более опытную. Ты же у нас умница, красавица, в тебя все мальчишки влюблены. Вон на партах что пишут.

Я вспомнила про надпись на скамейке, и мне стало еще тоскливей.

– Все, одевайся, и пойдем, – приказала я Людке.

Та послушно начала натягивать халат.

Мы вышли из душевой и направились к себе в палату.

– Ой, а шампунь-то! – вдруг вспомнила Людка, уже взявшись за ручку нашей двери.

Шампунь я оставила на полочке в душевой: как поставила его туда, рассердившись на глупые вопросы, так и позабыла взять.

– Иди в палату, а то простынешь, – велела я Людке. – Сбегаю одна.

Она скрылась за дверью. Я трусцой пробежала по коридору, вернулась в душевую, сняла с полки флакон с шампунем и поспешила обратно. Мне пришло в голову заглянуть к Жанне – та обещала дать почитать новый интересный журнал, который она накануне привезла из райцентра.

Я постучала в подсобку, но никто не отзывался. Решив во что бы то ни стало отыскать Жанну, я вышла на лестницу и едва не полетела со ступенек: снизу, не торопясь, мне навстречу поднимался Толик.

Он шел, ступая уверенно и твердо, будто ходил по этой лестнице сотни раз и никогда не ездил по желобкам в инвалидной коляске.

Шампунь выскользнул из моих рук и, подскакивая, покатился по ступенькам.

– Осторожно! – крикнула я, испугавшись, что Толик споткнется о флакон и упадет.

– Что ты вопишь как резаная? – Он недовольно поглядел на меня и остановился. – Здравствуй, во-первых.

– Здравствуй, – робко проговорила я.

– А во-вторых, дай мне пройти, не стой как бревно.

Я послушно отступила на шаг в сторону. Толик, ни слова не говоря, прошел мимо меня и стал подниматься дальше, на третий этаж.

Я секунду поколебалась, потом побежала за ним. Не оборачиваясь, он прошел по коридору до своей палаты, толчком распахнул дверь и остановился на пороге.

– А ты куда?

– К… тебе.

– Я только на полчаса. Вещи возьму. Меня внизу машина ждет.

– Н-наша? – зачем-то спросила я, заикаясь.

– Нет. Знакомый согласился подвезти. – Толик поднял руку и взглянул на часы, каким-то новым, непривычным мне жестом – делового, занятого и уверенного в себе человека. – Ты иди, Василек, не мешай мне. Иди.

Он зашел в палату. Я, точно вор, скользнула за ним.

Слава богу, комната была пуста, Игнат куда-то ушел. Толик с ходу открыл дверцу шкафа.

– Толик! – позвала я жалобно.

– Что?

– Возьми… возьми меня с собой! Пожалуйста! – Голос задрожал и сорвался.

– Да ты что?! – Он обернулся ко мне, держа в руке футболку. – Что ты несешь?!

– Возьми! – повторила я сквозь слезы.

– Да на кой черт ты мне нужна? – взорвался Толик. – Что я с тобой буду делать?

– Ничего-о! Это я буду де-елать! Стирать, гладить, еду готови-ить.

– У меня на это есть бабка, – отрезал Толик. – И хватит уже, не реви. Я ведь тебе все сказал, когда ты в больницу приезжала: не вернусь в интернат. Говорил я тебе про это или нет? – Он слегка возвысил голос.

– Го-оворил.

– Так чего ж ты тогда?! – Толик с досадой пожал плечами и снова полез в шкаф.

Я стояла и смотрела на его стройную поджарую фигуру, с широкими плечами и длинными ногами. Я никогда не думала, что Толик такого высокого роста.

Он закончил с вещами, прикрыл дверки и повернулся ко мне лицом:

– Ты еще здесь?

– Да.

– Уходи. Немедленно. Слышишь меня?

– Не уйду, – зарыдала я, – не уйду! Я тебя люблю! Я не смогу без тебя! Честное слово, клянусь!

– Сумасшедшая, – буркнул Толик и, свалив на кровать груду тряпья, подошел ко мне. – Ну-ка прекрати. – Он взял меня за плечи, повернул к себе. – Я никогда тебя не обманывал, и ты прекрасно это знаешь. Не говорил, что люблю тебя, хоть тебе очень этого хотелось. Я не могу забрать тебя с собой – мне еще самому предстоит встать на ноги, в прямом и переносном смысле слова. – Толик сдержанно усмехнулся. – Все, Василек, разговор окончен. Слезами ты меня не разжалобишь, и не пытайся.

Он отошел и принялся складывать вещи в объемный рюкзак. Затем застегнул его,