Среди дикарей и пиратов - Уильям Кингстон

— Я сказал бы, если бы они пришли, — ответил Пуллинго. Или он провел нас более коротким путем, или мы шли скорее, только мы добрались до лагеря гораздо скорее, чем я ожидал.

Наш рассказ смутил отца. До сумерек оставалось еще четыре часа, и мы могли бы уйти на расстояние десяти миль от чернокожих. Из того, что мы видели, и из немногих слов, понятых нами, ясно было, что старая ведьма, неизвестно по какой причине, возбуждала свое племя к нападению на нас. Отец посоветовался с Пуллинго. Когда он понял, что мы собираемся уйти, он посоветовал сделать это немедленно.

Отцу хотелось, чтобы мать и Эдит успели отдохнуть. Силы моей маленькой сестры очень ослабели от продолжительной ходьбы.

— Но ведь мы можем нести барышню, — вскрикнул Падди. — Я с удовольствием предоставляю свои плечи. Ведь она легка как перышко.

— И я также, — сказал Медж. — Как это мы раньше не сообразили!

Бертон и еще один из наших спутников также предложили свои услуги. Мать поблагодарила их и сказала, что сама она может пройти, сколько будет нужно. Мы сейчас же принялись устраивать нечто вроде паланкина. Вблизи росли деревья с листьями на длинных черешках. Из этих черешков мы быстро сплели носилки для Эдит, заполнив промежутки между черешками листьями этих же деревьев.

Мы быстро сложили наши пожитки, усадили Эдит на носилки и отправились. Падди, с чисто ирландской вежливостью, объявил, что его ноша стала легче с тех пор, как ее уравновешивает тяжесть барышни. Пуллинго был, видимо, удивлен заботами о девочке. Его жена и дочери должны были нести все свое имущество — правда, небольшое, тогда как он шел только со связкой копий и бумерангом. Но в роли проводника он старался во всем подражать нам и выступал впереди в штанах и рубашке, на которые он, впрочем, смотрел как на почетное отличие, а не на необходимость.

Вид местности мало изменился. Плоская в общем, она иногда возвышалась и была покрыта густыми деревьями. Вся местность напоминала собой парк, и мне все казалось, что откуда-нибудь выскочат серны и побегут от нас. Вместо них мы видали иногда группы из трех-четырех кенгуру, попадались и одиночки, но все убегали прежде, чем мы успевали выстрелить. Это очень осторожные животные, и подойти к ним очень трудно. Даже во время еды они зорко оглядываются вокруг и сообщают друг другу о приближении врагов — туземцев или динго.

— А право, это веселая жизнь, — сказал Томми, обращаясь ко мне и Гарри.

Мы шли в арьергарде, оглядываясь во все стороны и назад, не идут ли дикари по нашим следам. Мне хотелось бы только, чтобы чернокожие убрались подальше и не мешали нам.

— Может быть, то же самое и они говорят про нас, — заметил я. — Нужно помнить, что здесь мы нарушаем права, которыми они пользуются благодаря тому, что раньше заняли эту страну и считают ее своей. Понятно, им неприятно, что мы убиваем животных, которые являются для них средством существования.

— Ну, кажется, всего хватит и на них и на нас, — сказал Томми, — если судить по множеству птиц, летающих у нас над головами. С их стороны глупо пробовать связываться с белыми: слабейшие всегда будут побеждены.

— Может быть, — заметил я, — но им нужно научиться этому; а пока они воображают, что могут выгнать нас из своей страны. Конечно, мы имеем полное право придти сюда, но мы должны обращаться с ними по-человечески и стараться не обижать их и не лишать средств к существованию.

— Это справедливо, — сказал Гарри. — Не их вина, что они невежественные дикари; нужно думать о том, чем бы мы сами были, если бы нас не учили и не воспитывали. Мне никогда не забыть, чем я мог бы стать, если бы вы не спасли меня от тех ужасных людей. Я не знал бы ничего о Боге, о Его любви к людям.

Мы говорили еще о многом. Гарри всегда слушал охотно, в надежде узнать что-нибудь новое. В особенности он любил слушать рассказы про Англию и другие страны и про бесчисленные удивительные вещи, о которых он не имел никакого понятия.

Этот дневной переход был очень утомителен, в особенности потому, что приходилось все время быть настороже. Отец отдал приказание, в случае нападения дикарей, опустить носилки Эдит на землю, и мы должны были окружить ее, но стрелять только тогда, когда он прикажет. Он все надеялся, что дикари, видя нас хорошо подготовленными, не решатся напасть.

Я очень обрадовался, когда на закате Пуллинго посоветовал остановиться у опушки леса, в довольно низком месте, потому что тут была вода. Но лагерь мы разбили на склоне, где было сухо. Вокруг этого места росли громадные папоротники величиной с обыкновенные деревья в северных странах. Мы сейчас же принялись за приготовление к ночлегу: быстро раскинули палатки и зажгли костер, предварительно вырезав траву вокруг, чтобы она не загорелась и не подожгла деревья.

Эдит поблагодарила своих носильщиков.

— Давно мне не случалось исполнять чего-либо более приятного, — ответил Падди, размахивая своей соломенной шляпой, — и я, конечно, выражаю и чувства всех остальных.

Медж, не умевший говорить любезности, улыбнулся и сказал Эдит, что он очень рад, что мог нести ее. Он решил предложить сделать носилки и для миссис Рэйнер, с тем чтобы ее несли Гарри, Том, Попо и я.

Только что мы сели за ужин, как услышали тот же негармоничный, насмешливый крик, который так испугал нас накануне, но на этот раз мы не встревожились, хотя, не убей Пуллинго гогоберы, мы не поверили бы, что птица может издавать такие звуки.

Конечно, ночью мы сторожили по очереди, но все прошло спокойно. Еще до восхода солнца гогобера разбудила нас своими странными криками. Пуллинго хотел было убить ее, но мы уговорили его не делать этого, и сама она улетела вскоре после восхода солнца, очевидно, встревоженная видом стольких людей.

Отец решил остаться тут до послеполуденного времени и идти только полдня так, чтобы встать на следующий день с зарей и воспользоваться прохладными часами для прогулки.

Я не упоминал еще, что отец постоянно собирал всех на молитву утром и вечером; он или мать читали также отрывки из Библии.

После молитвы мы с Меджем взялись за ружья, чтобы настрелять птиц для обеда, который предполагался до нашего ухода. Мы убили столько, сколько было нужно, и послали дичь в лагерь с Попо, чтобы изжарить ее, а сами присели отдохнуть под тень большого папоротника. Было очень жарко. Медж прислонился к стволу и зажег трубку; я сидел рядом с ним, наслаждаясь относительной прохладой.

Мы сидели недолго, как вдруг услышали какой-то шум в кустах; думая, что туда забрался кенгуру, я поднял ружье, чтобы выстрелить. В эту минуту из чащи выскочил туземец. Увидя нас, он с удивлением и ужасом отскочил в сторону, кинулся бежать со всех ног и вскоре исчез из виду. Я обрадовался, что не выстрелил: очевидно, этот человек бежал через лес от преследования врагов. Если бы он охотился, то просто спрятался бы в чащу, так как сообразил бы, что животное, за которым он охотился, вряд ли пробежало мимо нас.