Поправки - Джонатан Франзен

Финч помахала кому-то рукой и подняла один палец: дескать, задержусь на минуточку.

– Вообще-то, – оборвала она Гари, – мы в вас вообще не нуждаемся. Даже не понимаю, что вы имеете в виду.

– Моя семья желает приобрести пять тысяч акций вашей компании.

Финч расхохоталась – как менеджер высшего звена с восьмидесятичасовой рабочей неделей.

– Вы – и любой человек в этом зале, – съязвила она. – Вот почему нас обслуживает целый банк. А теперь извините…

Она вырвала руку и исчезла. Гари едва дышал в тисках толпы. Он страшно злился на себя за то, что клянчил, за то, что позволил Дениз явиться на презентацию, а больше всего злился на то, что родился Ламбертом. Широкими шагами он направился к ближайшему выходу, не обращая внимания на Дениз, которая едва за ним поспевала.

Между «Четырьмя временами года» и соседним офисным небоскребом располагался садик, столь густо засаженный растительностью и содержавшийся в столь безукоризненном порядке, что казалось, он тоже составлен из пикселей в кибернетическом раю. Едва двое Ламбертов вошли в сад, Гари дал наконец волю душившему его гневу:

– Где, по-твоему, черт побери, отец будет жить, если переедет сюда?!

– То у тебя, то у меня, – ответила Дениз.

– Ты и дома-то не бываешь, – возразил он. – А в моем доме отец, как известно, не желает оставаться более сорока восьми часов.

– Все будет не так, как в прошлое Рождество, – посулила сестра. – Уж поверь. Если б ты видел их в субботу…

– А как он будет дважды в неделю добираться до Швенксвиля?

– Гари, о чем ты говоришь?! Ты против этого?

Завидев их сердитые лица, двое служащих поспешно поднялись и освободили мраморную скамью. Дениз присела, непримиримо скрестив руки на груди. Гари кружил вокруг нее, растопырив локти.

– Десять лет, – рассуждал он, – отец не делал ни малейшей попытки позаботиться о своем здоровье. Сидел в этом чертовом синем кресле и предавался жалости к себе. С чего ты взяла, что он вдруг начнет…

– Если он поверит, что лечение может помочь…

– Зачем? Чтобы он протянул еще пять лет в состоянии глубокой депрессии и умер несчастным в восемьдесят пять, а не в восемьдесят? Велика разница!

– Может быть, депрессия вызвана болезнью.

– Извини, Дениз, но это чушь! Полная чушь. Депрессия у отца началась до того, как он вышел на пенсию. Еще когда он был абсолютно здоров.

Небольшой фонтан бормотал неподалеку, создавая иллюзию укромности. Маленькое ничейное облачко забрело в частный сектор неба, очерченный крышами высоких зданий. Свет зыбкий, рассеянный, словно на берегу моря.

– А как бы ты себя чувствовал, – воскликнула Дениз, – если б мама изводила тебя изо дня в день, уговаривала почаще выходить из дому, следила за каждым твоим шагом и превращала твое любимое кресло в вопрос морали?! Она требует, чтобы отец встал с кресла, он усаживается в него поглубже. Он усаживается в кресло, а она требует…

– Дениз, ты живешь в мире фантазий.

Дениз поглядела на брата с ненавистью:

– Не строй из себя ментора! А что отец старая сломанная машина – это твоя фантазия. Он – человек, Гари! У него есть свой внутренний мир. И он добр, по крайней мере ко мне…

– А ко мне нет! – отрезал Гари. – А по отношению к матери он и вовсе эгоистичный, злобный тиран. Если он хочет, сидя в этом кресле, проспать всю свою жизнь – очень хорошо! Мне это нравится. Я – за, на всю тысячу процентов. Только сперва нужно выдернуть это кресло из трехэтажного коттеджа, который буквально разваливается на куски и падает в цене. Пускай хоть маме будет хорошо. Сделаем так, и отец может вплоть до Судного дня сидеть в своем кресле и жалеть себя.

– Мама любит этот дом. В другом месте ей хорошо не будет.

– Она тоже живет в мире фантазий! Много ей пользы от дома, который она-де любит, если она двадцать четыре часа в сутки должна присматривать за стариком!

Дениз сердито скосила глаза, сдула прядь волос со лба.

– Нет, это ты у нас – фантазер, – сказала она. – Тебе кажется, они с радостью переедут в двухкомнатную квартирку в городе, где у них нет знакомых, кроме нас с тобой. Знаешь, кто от этого выиграет? Только ты.

Гари поднял руки, как бы сдаваясь:

– Отлично, я выиграю! Мне до смерти надоело переживать за домишко в Сент-Джуде! До смерти надоело мотаться туда! Надоело слушать, как маме плохо. Лучше, чтобы хоть нам с тобой было удобно, чем чтобы было плохо всем. Мама живет с человеком, превратившимся в развалину. С ним покончено, решено и подписано, финита, конец, подбивайте баланс. А она вбила себе в голову, что стоит ему чуточку постараться, и все будет прекрасно, все станет как прежде. Позвольте сообщить вам новость: ничего уже не будет как прежде!

– Ты даже не пытаешься ему помочь!

– Дениз! – Гари крепко зажмурил глаза. – У них было пять лет, прежде чем он заболел, и что он делал? Смотрел местные известия и дожидался, пока мама подаст обед. Мы живем в реальном мире. И я хочу, чтобы они выехали наконец из этого дома…

– Гари!

– Я хочу поселить их в доме для пенсионеров, в этом городе, да-да, и я не боюсь сказать об этом…

– Гари, послушай! – Дениз подалась к брату, но подчеркнутая благожелательность ее голоса еще больше обозлила Гари. – Отец может приехать и пожить эти полгода со мной. Пусть приезжают вдвоем, я буду приносить с работы обеды, это нетрудно. Если ему полегчает, они вернутся к себе. Если он не пойдет на поправку, за полгода они смогут решить, нравится ли им Филадельфия. Ну, что тут плохого?

Гари не мог ответить, что тут плохого. Но прямо-таки слышал, как Инид разливается насчет благородства Дениз. Даже в мечтах нельзя было вообразить мирное сосуществование Кэролайн и Инид в течение шести дней (не говоря уж о шести неделях, а тем более о шести месяцах), и, значит, он не мог хотя бы из любезности предложить родителям свой дом.

Подняв глаза, Гари увидел над головой яркую белизну неба – солнце приближалось к углу офисного небоскреба. Недотроги и бегонии на окружающих клумбах выглядели статистками в бикини из видеоклипа: их сажают в землю, как только они расцветут, и вновь вырывают с корнями, прежде чем увянут лепестки, пожухнут листья и проступят бурые пятна. Гари весьма ценил подобные садики как декорации, оттенявшие привилегии, как символ изысканности, но от таких мест нельзя требовать чересчур многого, и жизненно важно – не прятаться здесь в час нужды.

– Знаешь, я не против, – усмехнулся он. – Отличный план. Если ты готова взять на себя практическое осуществление – действуй.

– Ладно, я возьму на себя «практическое осуществление», – поспешно согласилась Дениз. – А как с Рождеством? Отец очень надеется, что вы все приедете.

– Теперь и он в это влез! – расхохотался Гари.

– Он хочет этого ради мамы. А она только об этом и мечтает.

– Еще бы ей не мечтать! Это же Инид Ламберт. О чем мечтает Инид Ламберт, как не о Рождестве в Сент-Джуде?

– В общем, я поеду к ним, – сказала Дениз, – и постараюсь уговорить Чипа, пусть тоже приедет. Думаю, и вы должны явиться все впятером. По-моему, нам надо разок собраться всем вместе. Сделать это для них.

Едва уловимая нотка добродетельности в голосе сестры вызвала у Гари зубовный скрежет. Меньше всего в тот октябрьский день ему требовалась выволочка по поводу Рождества. Стрелка на датчике фактора 3 метнулась в красный сектор.

– Странную вещь сказал отец в субботу, – продолжала Дениз. – Он сказал: «Не знаю, много ли мне еще осталось». Они оба говорят так, словно это их последнее Рождество. Тут нельзя не прислушаться.

– Ну, на мать можно положиться, – отмахнулся Гари. – Уж она-то из любой ситуации выжмет все эмоции до капли.

– Верно. Но мне показалось, она в самом деле так думает.

– Конечно думает! – подхватил Гари. – И я готов подумать. Только, понимаешь, Дениз, не так-то просто нам впятером выбраться к ним. Совсем не просто! Тем более когда всем гораздо удобнее было бы собраться здесь. Верно? Верно?!

– Пусть так, – мягко, но непреклонно настаивала Дениз. – Но ведь речь идет об одном-единственном Рождестве!

– Я сказал: подумаю. Что еще я могу сделать? Я подумаю об этом! Подумаю! Хорошо?

Его вспышка несколько удивила сестру.

– Ладно. Спасибо. Но дело в том…

– Ага, «дело в том»! – Гари отступил на три шага и резко обернулся к сестре. – В чем еще дело?

– Просто я подумала…

– Знаешь, я и так на полчаса опаздываю. Мне давно пора вернуться на работу.

Глаза Дениз расширились, рот так и остался широко открытым – дескать, перебили посреди фразы!

– Давай наконец закончим разговор! – потребовал Гари.

– Я бы не хотела кудахтать, как мама, но…

– Благие пожелания! Ну! Ну! – Он уже кричал во весь голос, идиотски гримасничая, размахивая руками.

– Не хотела бы уподобляться маме, но… не затягивай чересчур, а то билеты раскупят. Ну вот, это я и хотела сказать.

Гари расхохотался, но тут же оборвал смех – очень уж дико он прозвучал.