Деррида - Бенуа Петерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта первая «джойсовская встреча» состоялась в субботу 30 мая в кафе «Бальзар», «поскольку публичный бар является самым что ни на есть джойсовским местом, где развязываются все узлы и разрешаются все загадки»[320]. На этой встрече Элен Сиксу замечает, что Деррида испытывает к Джойсу настоящую страсть, не ограничивающуюся теми несколькими строками, которые он к этому времени успел ему посвятить. Но они находят и много других общих черт, начиная с происхождения: Элен Сиксу, родившаяся в Оране от матери-ашкенази и отца-сефарда, выросла в Алжире и бывала в тех же местах, что и Деррида в молодости, – в Саду испытаний, лицее Бюжо и многих других. Не менее близки они и в своих впечатлениях от французского университета и от его паралича. «Когда я встретила Деррида, я воевала с институцией, – вспоминает Элен. – Разговаривая с ним, я сказала себе, что должен где-то быть французский университетский мир, состоящий из других людей, его чеканки, решивших сдвинуться с мертвой точки. Но очень скоро я была вынуждена признать, что он на самом деле один такой. Мы стали настоящими сообщниками. Благодаря ему я почувствовала, что не обязана жить исключительно в компании с мертвецами, авторами великих текстов, которые я читала»[321].
1964-й – это, несомненно, год, когда у Деррида завязываются новые дружеские отношения или становятся прочнее старые. Незадолго до начала лета Деррида вместе со своим сыном Пьером, которому едва исполнился год, отправился в Бретань, чтобы повидаться с Габриэлем Бунуром. Он хотел бы написать ему по возвращении, но был «снова пойман университетским чудовищем, которое исторгло его истощенным на берег лишь в конце июля». Все это не мешает Деррида почувствовать себя очарованным «насыщенным, сверкающим, благожелательным» обаянием Бунура и вниманием, «щедрым и в то же время целиком растрачиваемым в каждый конкретный момент», которое он засвидетельствовал своему гостю. Но Деррида был настолько изнурен, что после всех этих месяцев непрерывных экзаменов чувствовал себя «неспособным больше, чем когда бы то ни было» «сложить хоть малейшую фразу». Его усталость «настолько глубока и сопровождается таким горьким отвращением к профессии», что порой у него возникает впечатление, что он больше не знает, о чем говорить. Он с грустью замечает: «Моя естественная речь стала как никогда искусственной, преподавательской или письменной»[322]. Он надеется, что ему удастся свидеться с Габриэлем Бунуром в самом скором времени, в каждый из слишком редких приездов последнего в Париж.
Именно в этот период складывается распорядок летних каникул, которого Жак и его жена будут всегда придерживаться, за редкими исключениями.
Август они проводят в семье Маргерит в Расса, на старой и немного обветшавшей ферме с большим садом, в нескольких километрах от Ангулема. Для них держат небольшую пристройку, но у Жака там нет настоящего кабинета, поэтому он должен работать не в самых удобных условиях. Помимо родителей Маргерит в доме живут два ее брата с семьями. Мишель Окутюрье, бывший сокурсник Жака по Высшей нормальной школе, назначен преподавателем в Женеву; свою диссертацию он посвящает марксистской литературной критике в СССР, продолжая при этом переводить и комментировать произведения Гоголя, Толстого и особенно Пастернака, по которому он стал крупным специалистом.
Сентябрь они проводят в Ницце и окрестностях – с тех пор, как там поселились родители Деррида, а потом и брат с сестрой. Но хотя Жак всегда рад тому, что удается вернуться на пляжи Средиземного моря и вдоволь наплаваться, из-за тесноты в квартире родителей на улице Делиль работать там трудно. По общему признанию, Деррида на самом деле не тот человек, который любит отпуск. Август и сентябрь для него – самое продуктивное время в году, когда он должен одновременно подготовить свои курсы и написать лекции и статьи, просьбы о которых сыплются на него со всех сторон. Чтобы хоть как-то воспользоваться тишиной, он встает еще раньше, чем в другие месяцы. Проглотив чашку кофе, он принимается писать в 6 часов утра, в g часов делает перерыв на завтрак, а потом пытается поработать по крайней мере до обеда, несмотря на окружающий его шум и суматоху.
В начале августа 1964 года, когда Деррида еще не отошел от переработки в предыдущие месяцы, Соллерс снова говорит ему, что очень хотел бы опубликовать его статью в ближайшем номере Tel Quel. Деррида, симпатизирующий Tel Quel, уже несколько месяцев думает о тексте, который мог бы называться «Письмо (или письменность) от Гегеля до Фейербаха». Но он боится, как бы текст не оказался слишком длинным для журнала[323]. Тема нравится Соллерсу, и он был бы рад опубликовать работу в двух номерах, если в ней окажется не более 50 страниц. Он спрашивает у Деррида также, не мог ли бы он «сказать что-то об Арто» для тематического выпуска, который готовится в журнале.
30 сентября, вернувшись в Париж, Деррида вынужден сообщить, что его текст о письме, к сожалению, остановился на мертвой точке, когда он приехал в Ниццу. Он только сейчас опять за него взялся, но боится, что не сможет закончить его к сроку. Что касается Арто, письмо Соллерса пробудило в нем желание его перечитать, чего он не делал с подросткового возраста, и, быть может, что-то о нем написать: «Но и для этого мне понадобилось бы время. А скоро опять на службу»[324]. Через два месяца, несмотря на многочисленные лекции и другие профессиональные обязанности, статья об Арто будет в основном написана; она получит название «Навеянная речь». Деррида надеется завершить ее во время каникул в конце года[325].
Глава 2
В тени Альтюссера. 1963–1966
В очень насыщенном 1963 году Деррида находит возможность вернуться на улицу Ульм. Вскоре после выхода «Начала геометрии» Альтюссер приглашает его выступить перед студентами с несколькими пояснениями по Гуссерлю. Деррида – не первый, кому предлагается такая роль. Хотя в Школе
