Кости Авалона - Фил Рикман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нечто похожее на облегчение появилось в ее глазах, напряжение покинуло тело. Похоже, она ожидала худшего.
— Но ведь кости исчезли.
— Исчезли из аббатства.
— Из города.
— Откуда вам это известно?
— Я… — Элеонора немного замешкалась, затем пожала плечами. — Мама как-то рассказывала мне.
— Да?
— Хотите спросить, откуда узнала об этом моя мать?
Я ничего не сказал. Миссис Борроу перевела дух.
— Она поддерживала связь с аббатством. Всегда. То есть с его настоятелем. Я говорила вам, что запомнила аббата. Это потому, что он часто бывал у нас дома. Отец, который редко общался с церковнослужителями, хорошо относился к нему, потому что аббат интересовался целительством.
— Однако аббат доверял только вашей матери?
— Но все, о чем они говорили, оставалось в строжайшей тайне. Мама ничего не рассказывала ни отцу, ни мне, и мы научились не задавать ей вопросов. Но однажды вечером отец читал нам Мэлори, хотя и не любил его версию рассказов…
— Не без оснований.
— Книгу читали только ради забавы. И мы завели разговор об Артуре и его погребении на Авалоне, и отец заметил, что с гробницы воруют мрамор. Но позже мама сказала мне, что это не имеет значения, поскольку гробница к тому времени уже опустела. Она была пуста.
— Думаете, что кости забрал аббат, догадываясь, какая грядет беда?
— Кто-то должен был это сделать.
— И ваша мама сказала, что костей в городе нет.
— Кажется, она сказала: бесполезно искать их в Гластонбери.
— Намекая на то, что ей известно, где они спрятаны?
— Этого я не знаю. Правда, не знаю. Она больше никогда не заводила об этом речи, хотя иногда, когда мы оставались наедине, кажется, она хотела что-то рассказать мне.
Не много, но это было только начало. Однако миссис Борроу еще не закончила — только замолчала ненадолго, словно оценивая, насколько священной была эта тайна теперь, когда все посвященные в нее мертвы.
— Мать… думаю, знала, где находятся многие секретные реликвии. Или останки Артура.
Я даже выпрямился, вспомнив, что говорил Монгер о сокровенных чудесах. Но улыбка Элеоноры Борроу была полна сожаления.
— Я не имела в виду Святой Грааль. Хотя большинство людей считает, что его не существует в материальном мире. Это только видение.
— Только ви…
— Но как-то раз упоминался Круглый стол короля Артура.
— Ваша мать верила в остатки Круглого стола короля Артура? Где он? Здесь, в городе?
— Она только обмолвилась о нем… Почему это важно?
Я рассказал ей о Бенлоу-костолюбе и кусочке дуба в деревянном ларце. Я мог бы забрать его, но, в конце концов, велел костолюбу сохранить его у себя. Элеонора рассмеялась.
— Должно быть, он посоветовал вам спрятать деревяшку в гульфике, а потом предложил свою помощь?
— Хм… — вздохнул я. — Подозреваю, что Бенлоу не входит в число искателей Авалона.
— Правильно подозреваете.
— Значит, ему нельзя доверять секреты…
— Доктор Джон, этот человек продал бы кости родной матери на рождественский холодец. — Ее лицо снова стало серьезным. — Когда мама упомянула о Круглом столе, мне показалось, что она говорит о нем скорее в духовном смысле, так же как мистики понимают Грааль. Моя мать была редкой женщиной. Думаю, она многое знала о том, что происходит внизу.
— Вы имеете в виду под землей?
— Я и вправду не знаю, доктор Джон, — ответила миссис Борроу. — Но уверена, что именно поэтому…
Она замолчала при белом зареве молнии, и мы оба замерли в ожидании громового раската. На сей раз он прогремел очень скоро, через пару мгновений. Окно затряслось мелкой дрожью, забряцали стекла.
— Я уверена, что именно поэтому ее и убили.
Глава 28
ВЕЛИКАЯ ТАЙНА
Горка блестящего свечного сала натекла на столе между нами. Талое сало. Зловонное, как освежеванная туша.
Я откинулся назад, сложил руки, точно в молитве, уперевшись большими пальцами в подбородок, и задумался. В каком случае казнь превращается в убийство?
Ответ: когда ее целесообразность не обусловлена правосудием. Когда нити и пряди закона растягиваются и сплетаются так, чтобы приговорить к смерти. Помыслите сами: был ли виновен король Генрих в убийстве Анны Болейн и Екатерины Говард?
Это великая тайна. Законы людей, предъявленные как законы Господа Бога, скорее только орудие в ловких руках власть имущих.
— Для вас будет хуже, сударыня, — тихо произнес я, — если узнают, что вы говорите подобные вещи.
— Я редко говорю такое. Разве что в присутствии кого-то, кому могу доверять… — Она заколебалась. — Как своему сроднику.
Во мне зажегся огонек, крошечный и странный, как светлячок.
— Миссис Борроу, я…
— Родство может проявляться по-разному. Когда я училась в Бате, то прочла некоторые из ваших работ. Потом встречала разных людей, которые знали вас по Лёвену, где, говорят, вы читали бесплатные лекции. У меня сложилось мнение, что знание и дух для вас — одно и то же. А еще… — Она снова замешкалась, скручивая себе пальцы. — …Еще я знаю, что однажды к вам приблизилась смерть… пострашнее, чем смерть моей матери.
— Нас нельзя сравнивать, — тихо возразил я. — Потому что со мной ничего не случилось.
Я дал ей понять, что Монгер рассказал мне о суде и казни Кейт Борроу, судя по всему, разделявшей мое любопытство о границах материального мира. Это ли подразумевала ее дочь под родством? Мне бы пришлось признать некоторое разочарование, будь это так.
— Расскажите мне о Файке, — попросил я. — Почему после того, что он сделал с вашей матерью, он пытается уничтожить и вас?
— Здесь нет ничего загадочного. Он смотрит на меня и видит ее.
— Хотите сказать, вы напоминаете ему о его поступке?
— Нет, нет! — Элеонора резко закачала головой, и пряди волос заскользили волнами по ее щекам. — Он должен был бы испытывать угрызения совести, но ни чуточки не сожалеет о том, что сделал. Просто видит во мне еще одну образованную женщину с глазами Кейт Борроу.
— То есть угрозу.
— Доктор Джон, я расскажу вам об этом человеке. Он был монахом аббатства перед его разгромом. Тогда-то ему и пожаловали эти земли. И деньги, чтобы превратить их в угодья и отстроиться.
— Так он получил земли… в наследство от дяди?
— От дяди! Землю пожаловали ему, клянусь чем угодно.
— Кто?
— Кто дарит земли? — Ее тело аж вздрогнуло. — Кто у нас дарит земли?
— Миссис Борроу…
— Элеонора, — поправила она, закидывая волосы. — Нел. Зовите меня Нел. Так короче и… требует меньше времени, чтобы произнести.
Нел.
Комната будто была наполнена энергией. Мои ладони покрылись влагой. И гром гремел теперь так часто, словно буря бушевала внутри гигантского военного барабана. Хотя не так громко, как мое сердце и биение крови в жилах.
— Доктор Джон…
Она посмотрела в мои глаза, и мне захотелось прошептать ей: «Джон, просто Джон», и я не смог. Это волнение ее волос… Боже милосердный. Я сложил руки на коленях.
— …чтобы было понятнее, — сказала она, — вам надо знать, что большая часть имущества, что теперь принадлежит Файку, когда-то была собственностью аббатства.
— То есть земли, которые именем короля захватил Томас Кромвель? И которые потом отошли королю… чтобы он раздавал их, кому пожелает.
Мы ходили по краю.
— Отцу известно больше, чем мне, — ответила Элеонора. — Имение Медвел стояло на границе монастырских земель и пустовало. А потом… в общем, в городе об этом знают лишь то, что через несколько лет после разгрома аббатства заброшенную ферму вдруг перестроили с большим размахом. И что обитателем дома был Эдмунд Файк, бывший монах. Который потом стал сэром Эдмундом.
— Об этом известно всем в городе?
— Да, все знают, но что с того? Файк не только глас закона, многие склонны видеть в нем благодетеля. Урожаи плохи, но никто не голодает, как бывало после падения аббатства. Дело сейчас обстоит таким образом, что большая половина горожан усматривает в нем доброго соседа… или, по крайней мере, меньшее из возможных зол.
Я кивнул в знак согласия. Мог бы назвать с десяток землевладельцев, как у нас, так и в Европе, которые покупали себе популярность, дабы загладить былые обиды.
Напрашивался важный вопрос.
— Почему же даритель земли отнесся с такой благосклонностью к бывшему монаху?
— Действительно, почему?
— Полагаете, ваша мать что-то знала об этом? Знала, какую услугу оказал Файк Кромвелю и толстяку Гарри, чтобы заслужить подобную милость?
Дурное предчувствие внезапно охватило меня, и я огляделся по сторонам. Поднялся с кровати и босыми ногами подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул наружу, затем вышел на лестницу и посмотрел вниз. Внутри лестничного колодца мерцал бледный свет, зажигаясь поочередно то у одной двери, то у другой, словно какие-то люди подавали друг другу сигналы, прикрывая светильники одеялами.