Брачная ошибка - Дженнифер Пробст

– На банане.

Макс не рассмеялся, только приподнял бровь:

– Черт, это заводит!

Карина восхищенно рассмеялась и поняла: она, пожалуй, до сих пор почти влюблена в Макса.

Почти.

Она подавила этот внезапный прилив чувств. Нет, она никогда не признается в этом, никогда больше не произнесет этих слов, как не произносила с той самой ночи, когда жгла любовное заклинание и мечтала о браке с человеком, которого любила всем сердцем, умом и душой.

И она ничего не сказала. Только поцеловала его в щеку и крепко обняла. И принялась ждать рассвета.

Глава 11

Макс не стал закрывать жалюзи. Слабый утренний свет пробился сквозь них, напоминая, что ночь закончилась. Он взглянул на лежащую рядом женщину. Она спала крепко, тихонько, забавно похрапывая. Видно, устала до смерти. Что же ему теперь делать, черт возьми?

Оставить ей записку? Принести кофе? Поговорить о том, что случилось ночью? Вариантов было бесчисленное множество, и он, как всякий мужчина, заранее обречен был выбрать не то.

Ее густые волосы разметались на подушке, словно кудри темного ангела, на щеках и на шее он заметил предательские следы – там, где жесткая щетина царапала кожу. Губы распухли. Его кольнуло чувство вины. Не слишком ли он был с ней груб, не перестарался ли? Он даже и не вспомнил, что она девственница. В каждом ее движении сквозила откровенная, неприкрытая сексуальность. Карина была воплощенная эротическая мечта: скромница с душой и телом обольстительницы. В постели она была самой собой, без тени притворства, видно было, что она отдает себя без остатка. Точно так же, как и в жизни.

Такой бесценный, редкий дар. Дар, которого он недостоин. Дар, о котором он никогда не попросит ее снова.

Чувство пустоты и горечи охватило его, но он не стал к нему прислушиваться. Пожалуй, нужно принять душ, одеться и принести ей кофе. Этим он покажет, как много она значит для него, покажет, что эти бесконечные часы в постели с ней изменили его навсегда. А потом снова объяснит, почему все это должно закончиться.

Если только…

Искушение замаячило перед ним. Что, если им и дальше встречаться? Спать в одной постели. Вместе ходить ужинать. Обольщать ее и смотреть, как она снимает свой безупречный деловой костюм. Работать бок о бок. Может быть, у них получится. Может быть…

Майкл Конте и его семья приучили его всегда добиваться всего, чего он в силах добиться. Когда ушел отец, Максу необходимо было на что-то опереться. На его слово. Его честь. Его доверие. От этого зависело, что за человек из него получится. Если Майкл узнает, что он спал с Кариной, Макс, чего доброго, навсегда потеряет его доверие, а это будет трудно пережить.

Нет, этого он никогда не допустит.

Да и что он может предложить Карине? С его эмоциональной ущербностью он просто не способен дать ей то, чего она заслуживает. Когда-нибудь ей захочется кольцо. Детей. Верности на всю жизнь. А все, что он может ей дать, – это хороший секс, дружба, уважение. В конце концов ей надоест и она уйдет. Или еще хуже – вдруг он каким-нибудь своим поступком причинит ей боль? Макс давно поклялся, что не сделает ничего, что может ранить сердце женщины. Слишком уж тонкая это материя, невозможно брать на себя такую ответственность.

Карина во всех отношениях необыкновенная, и она определенно не для него.

Приняв решение, он встал и пошел в ванную.

Он удивился, услышав стук в дверь. Прислушался – снова легкий стук. Что за черт, еще ведь и шести нет. Стараясь не разбудить Карину, Макс натянул трусы и открыл дверь. И не поверил своим глазам. В дверях стояла матушка Конте.

– Максимус?

Недоуменное выражение застыло на ее лице, будто в замедленной съемке. Он словно попал в фильм-катастрофу: действие разворачивалось медленно, кадр за кадром, и в них было что-то странно сюрреалистическое. Каринина мать взглянула на номер на двери, затем на листок бумаги, который держала в руке.

– Я знала, что ты тоже в Лас-Вегасе, но это же Каринин номер.

Макс, не подавая виду, как отчаянно колотится сердце, крепко обнял ее:

– Синьора Конте, какой приятный сюрприз! Нет, это мой номер, но подождите, я только оденусь, выйду к вам и покажу, где Карина.

Этот маневр ему почти удался.

Но она запрокинула голову и рассмеялась:

– Глупый, я что, в трусах тебя не видела? – Она аккуратно обошла его и шагнула в комнату. Сняла кофту. – Было время, ты у меня все лето без штанов бегал. – Подошла к дивану, чтобы положить свитер. – Ну, иди давай, переодевайся.

Синьора Конте запнулась ногой о туфлю на шпильке. Уставилась на разбросанную по полу одежду. Подошла к открытым застекленным дверям, ведущим в спальню.

Макс проследил глазами за ее взглядом. Пара кружевных подвязок. Трусики-танга. Его рубашка.

Он открыл рот, чтобы остановить ее, но она уже стояла в дверях спальни. Тихое похрюкивание стало громче и превратилось в настоящий храп. Спутанные темные локоны резко выделялись на белоснежной простыне. Синьора Конте медленно подошла к кровати и уставилась на свою дочь.

Голую.

Действие в фильме вдруг стало развиваться стремительно, и Макс не выдержал. Бросился к кровати и протянул руки, чтобы удержать ее. Кто знает, на что способна бешеная мамочка.

– О mio Dio, матушка Конте, это не то, что вы думаете! То есть да, это то, что вы думаете, но вы не должны были это видеть. О Dio, мне жаль, очень жаль. – Так он бессвязно бормотал сам не зная что, пока не почувствовал наконец, что снова вернулся в детство.

Темные глаза вдруг уставились ему в лицо. Синьора Конте пыталась понять, что происходит. Прошло несколько секунд. Наконец она кивнула, словно приняла решение:

– Веди меня к себе в номер, Максимус. Нам нужно поговорить. – Она направилась к двери. – У тебя одна минута. Переодевайся и выходи. И не буди Карину.

Дверь за ней захлопнулась.

Макс провел пальцами по волосам, привыкая к мысли, что под ним разверзся ад.

Кожа покрылась потом. Лучшая мамина подруга, почти вторая мать, сидела перед ним в глубокой задумчивости. Она не произнесла ни слова с той минуты, как они вошли в его номер. Только указала ему на стул и ждала, пока он битых десять минут обливался потом. Она вырастила четырех детей, похоронила мужа и была маленькой, худой, но крепкой. Своим талантом и трудом она превратила «Ла дольче фамилиа» из домашнего магазинчика в одну из крупнейших сетей Италии. Ее седые волосы были закручены в узел на затылке, подчеркивая как благородство облика, так и глубокие морщины на лице. Рядом, прислоненная к стене, стояла ее трость. Она теперь носила ортопедические ботинки, с толстыми шнурками, на специальных каблуках, чтобы легче было ходить.