Женщина-VAMP - Евгения Микулина

Естественно, что при таких унылых условиях задачи макет у наших рекламщиков получился пошлейший. Естественно, я никак не мог его утвердить и начал переделывать. И в результате не только обидел наших тупых дизайнеров, но еще и вынужден был провести много увлекательных минут, беседуя по телефону с пиар-менеджером этого ЛНВХ, дамой с феерическим именем Ангелина Лопушонок, и пытаясь утвердить свой вариант макета. Происходило это не без сложностей и глупостей, хотя все ее наивные претензии в любом случае ничто перед эпизодом из моей ранней дизайнерской жизни, когда капризная клиентка прислала мне образец цвета, который хотела видеть в макете (как сейчас помню, какой-то особый оттенок бордового), по ФАКСУ – в виде черного квадратика, само собой. Но когда мне уже удалось утвердить макет для этих ЛНВХ и все закончилось хорошо, я раскрыл свежий номер нашего дражайшего конкурента, журнала «Лидер», и увидел там разворот рекламы этого же фонда – вполне приличный, кстати, разворот. И вот скажите мне – какого черта эти люди наняли нас делать новый макет, если у них уже был готовый? Только чтобы денежку потратить дополнительную?

Все это меня очень разозлило. Ненавижу бессмысленную работу.

Надо будет спросить у Марины, чем хоть занимается на самом деле этот фонд. Наверняка же она знает. А может, и нет. У нас ведь в издательстве все строго – редакция не лезет в то, чем занимается коммерческий отдел, который продает рекламные полосы. У нас «суп отдельно, мухи отдельно». Купили люди разворот на хорошем месте – и спасибо им… Никаких вопросов, лишь бы платили.

И вот уже половина седьмого, и работа в общем и целом закончена, но торопиться уходить из офиса мне сегодня бессмысленно – Марина занята. Сначала у нее какая-то очень важная встреча вне офиса, а потом ей нужно поохотиться. Это значит, что я как минимум до одиннадцати вечера должен где-то болтаться, пока она не освободится.

Я мог бы, конечно, пойти в «Дети ночи» и выпить. Но Марине это не понравится. После того, что случилось со Степой Малаховым, она стала очень нервно относиться к моим походам в места скопления вампиров. Особенно – без нее. Она говорит об этом неохотно – как обычно, пытается меня от чего-то уберечь. Но я понял одно: они с Грантом почему-то уверены, что убийство имело какое-то отношение к их братии. У Гранта налаженные связи с высокими чинами в московской милиции (не хочу даже думать о том, что и ТАМ сидят вампиры! Вампир-мент – что может быть страшнее, а?), и эти высокие чины сообщили ему кое-какие детали расследования. Которое, естественно, зашло в тупик – ну это как обычно. Короче, если раньше было известно только, что Степе перерезали горло, то теперь еще выяснилось, что, несмотря на это, крови в комнате не оказалось. Нормальный человек сделал бы вывод, что его убили в другом месте и перенесли труп. Вампиры увидели в этом сигнал тревоги: они говорят, что так их незаконно охотящиеся на людей соплеменники обычно заметают следы. Выпьют кровь – а потом, чтобы скрыть следы укусов на шее, перерезают горло.

О господи. Если я еще немножко об этом подумаю, меня стошнит прямо на рабочем месте. Я и до сих пор с трудом укладываю в сознании мысль, что речь идет вовсе не об абстрактной сводке криминальных новостей, а о человеке, которого я хорошо знал и видел, считай, накануне этого ужаса…

Я не хочу об этом думать, но думать приходится, потому что смерть Малахова изменила нашу жизнь. Мы теперь постоянно настороже. Грант и Марина убеждены, что Степу убил некий вампир, которого встретили в «Детях ночи», вампир, которого они не заметили или, вообще, которых они не знали. Грант первым делом проверил свою дорогую Ванессу – он все еще опасается за ее способность контролировать себя. Но в тот уик-энд они все время были вместе. Марина тоже не проявила снисхождения к своим друзьям – она с пристрастием расспросила Сережу Холодова: ей показалось, что он с кем-то познакомился в тот вечер в клубе и что, возможно, встречался с этим «кем-то» позже. Холодов в ответ изумленно поднял брови и переспросил – что, по ее мнению, могло бы заставить его знакомиться в клубе с пьяным смертным мужчиной? Мне-то кажется, что с него все что угодно станется, – все-таки он очень загадочное существо, даже для вампира. Но Марина и Грант уверились, что ближний круг их «семьи» ни в чем не виноват. Значит, остаются вампиры, с которыми они не общаются плотно. А их в Москве десятки, если не сотни. И есть еще ребята, которых они зовут «гастролерами», – вампиры, которые не рискуют безобразничать у себя дома и ездят по чужим городам, чтобы охотиться на чужой территории.

Вот сейчас, думая об этом, я отчасти понимаю желание Марины защитить меня от своего мира. Но меня ведь нужно защищать только до тех пор, пока я человек. Если бы я был одним из них, я бы не вызывал нездорового аппетита вампиров и мне бы ничто не грозило.

Если бы она хотела, чтобы я был с ней вечно… Но она не хочет.

Я не буду, не буду, не буду думать о наших отношениях. Это слишком больно, особенно когда я один – как сейчас. Когда она рядом, сознание ее близости, прикосновение к ее прохладной коже, вид ее ослепительного лица, нежность в ее глазах помогают мне забыться – смягчают мою боль. Когда она рядом, я слишком счастлив – и слишком растворен в ней, – чтобы вообще о чем-либо думать.

Я, впрочем, лукавлю – обманываю сам себя. Когда она рядом, мне еще вдвое больнее. Поскольку все то, что меня утешает, – все то, что заставляет забыться… Все это одновременно напоминает мне, что я не нужен ей так, как нужна мне она. То, что меня сейчас утешает, – это то, что я потом потеряю.

Надо думать, все кончится тем, что меня просто аккуратненько так разорвет на две части – между черным отчаянием и полной эйфорией. Нельзя быть одновременно счастливым идиотом и трагическим страдальцем. У меня раздвоение личности. По мне определенно плачет психиатрическая больница.

Эти глубокие и, если честно, циклами повторяющиеся в моей голове рассуждения не мешают мне отправиться на офисную кухню за кофе – с кружкой «Все врут», подаренной мне Мариной… Пока я наливаю себе любимую бурду, любимая женщина как раз идет мимо меня по коридору – отправляется на встречу.

Как обычно, при взгляде на нее у меня захватывает дух – а ведь я видел ее сегодня весь день, и она при мне утром надевала эту бежевую блузку, обнажающую одно плечо и придающую ее бледной коже золотистый оттенок, и эту обманчиво-строгую черную юбку, у которой на самом деле имеется разрез до середины бедра, и эти балетки, в которых ее тонкие щиколотки кажутся даже стройнее, чем на каблуках. Она при мне укладывала на косой пробор свои темные волосы, так чтобы они волной падали на одну щеку. При мне хмурилась, причесывая пальцем брови, – и потом кокетливо просила меня провести по ним губами: мол, только от этого они лежат гладко, как ей нравится… Это просто невозможно, чтобы женщина была так красива. Даже если она вампир. Вот ты какой, северный олень… Вот они, оказывается, какие, эти «женщины-вамп».