Князь Воротынский - Геннадий Ананьев

Сидор Шика взял в намет с места и, нахлестывая рвущегося из-под седока коня, вылетел из кремлевских ворот и, пугая редких уличных зевак, поскакал к княжескому дворцу. У ворот, осадив взмыленного коня, крикнул нетерпеливо:

– Отворяй!

Воротники заспешили, но Шика еще более нетерпеливо потребовал:

– Шевелись! Мухи сонные!

Наметом к дому дружинников. Крикнул Никифору Двужилу:

– Беда! Князя на казенный двор свели!

Никифор присвистнул и тут же распорядился:

– Возок запрягайте. Быстро. Коней всей дружине седлать. Я и Шика с возком едем, все остальные – следом. Да не вдруг. Не все гамозом. Не более чем по полдюжины. Через четверть часа друг за другом. За Десной буду вас ждать.

Сам же размашисто зашагал к княжеским палатам и, еще ничего не сообщив княгине, не спросив ее, как дальше поступать, распорядился мамкам, словно сам князь:

– Княжича Михаила готовьте в путь. В дальний. Мигом чтобы!

Те начали было перечить, что, мол, как без указа княгини, но Никифор цыкнул на них грозно:

– Готовь, говорю, мигом! Иначе – посеку! – и взялся для убедительности за рукоятку меча.

Вышла на шум княгиня. Спросила:

– Что стряслось, Никифор? Отчего сына моего в путь готовить велишь, меня не спросивши? Иль князь приказал?

– Тебе, матушка, тоже не медля ни часу ехать неволя. Возок запрягают уже. Супруга твоего, князя нашего, на казенный двор свели. Окован.

Княгиня, ойкнув, опустилась на лавку. Заломила руки.

– О, пресвятая дева Мария, заступница наша! Отчего такая напасть?!

А Никифор жестко:

– В дороге поплачешь, матушка! И Богородице помолишься. Теперь же недосуг. В чем есть, так и садись в возок. Дружинники догонят, прихватив все нужное в дороге. Пошли! Если тебе себя не жалко, княжича обереги. Не ровен час, государь своих людей за ним пошлет. Нам не ведомо, отчего оковали князя. Может, он род Воротынских намерен истребить. Если не так – то слава Богу. Только, думаю, Бог бережет береженого. Пошли, матушка. Не послушаешь, на руках унесу. Силком.

– Я к Елене поеду. К великой княгине. К царице…

– Никуда не поедешь, пока не станет все ясно, – упрямо подступил к ней Никифор будто хозяин-деспот, кому нельзя перечить. – Сказал: силком в возок снесу, стало быть – снесу. Не погневайся, матушка.

– Ладно уж, пошли, коль так настойчив ты. Бог знает кто из нас прав. Возможно, ты.

Подчиниться она – подчинилась, только первое желание кинуться к великой княгине Елене Глинской, возникшее сразу же, как оглоушили ее страшным известием, не отступало, а наоборот, чем дальше она отъезжала от Москвы, тем оно становилось более рельефным. Княгиня вспоминала то свое первое знакомство с княжной Еленой, совсем еще юной, которое случилось на их с князем Иваном свадьбе.

Елена затмила всех своей красотой и скромностью, хотя все знали, в какой чести у властителя польско-литовских земель Казимира были Глинские. Тогда они, обе юные, поклялись на всю жизнь оставаться подругами. Елена не забыла клятву и после того как судьба вознесла ее так высоко, она благоволила княгине, делилась с ней своими тайнами. Только ей сокрушалась Елена, что долго не дарит своему князю наследника, хотя, похоже, сама не спешила это сделать.

Неожиданно, нарушив тягостное молчание в возке, княгиня заявила твердо:

– В Серпухове остановимся! Мне к Елене, княгине великой нужно поспешить. Совсем худа не случилось бы с супругом моим.

– Поступай, матушка, как сердце тебе велит. Только совет мой тебе: хотя бы неделю повремени. Когда прояснится, сколь велика опала, тогда – с Богом. А вот княжича, матушка, я тебе не оставлю. Не обессудь. Увезу в удел. Более того, на Волчий остров определю на то время, какое посчитаю нужным. Под охраной Сидора Шики станет жить. С кормилицей вместе.

Княгиня не возражала. Она все более признавала верность поступков стремянного, тоже опасаясь за жизнь своего первенца. «Если в крамоле обвинят свет-Ивана, то и наследника может государь живота лишить!» Княгиня была дочерью своего века и знала его жестокость. Только никак она не могла понять, в чем вина князя, супруга ее любимого. Служил государю со всей прилежностью и вдруг – опала страшная. Отчего?! «Быть может, скрывал что от меня? Не похоже, вроде бы…»

Но и сам князь Иван Воротынский тоже не мог еще понять, в чем его вина, и не мог прийти в себя от столь неожиданного и страшного решения государя. «За что?!» В одном был он повинен перед царем, что оставил большую дружину в Воротынске, но велика ли эта крамола, сравнима ли с тем, что он сделал доброго для царя Василия Ивановича и земли русской? Не он ли, переметнувшись к родителю Василия Ивановича Ивану Великому, мечом доказывал полякам и литовцам свое право, воевал, вместе с другими князьями, города их с великой удачей? Не это ли помогло царю всея Руси Ивану Великому добиться от Казимира, что признал он за русским царем земли перешедших к нему князей. За Россией по тому договору остались его, князя, вотчина, еще и Вязьма, Алексин, Тешилов, Рославль, Венев, Мстислав, Таруса, Оболенск, Козельск, Серенек, Новосиль, Одоев, Перемышль, Белев.

И в том, что удельные князья древней земли Черниговской поставили купно сложить с себя присягу Казимиру, велика заслуга князей Воротынских – Дмитрия и его, Ивана, да Василия Кривого, тоже из их рода. И не он ли, Иван Воротынский, оберегал затем земли верхнеокские от татарских набегов и от польско-литовского захвата? Иван Великий, царь всея Руси, царство ему небесное, не за зря же думным боярином его пожаловал и слугой ближним. Воеводою числил. Да и то верно, дружина его разумно устроена, готова и к полевой сече, и к осадному сидению, но она научена еще и лазутить. Каждый из дружинников – добрый сторожа. Не его ли княжескими усилиями засечная черта легла до самого Козельска, а по черте той и его дружинники, и казаки служилые по сторожам посажены, станицами лазутят? Даже в степь они выезжают, чтоб почти под носом у татар лазутить, и в самый раз оповещать о татарских сакмах, а тем более – о рати.

Верных людей своих к тому же он, князь, имеет и в литовской земле, и у татар. Важные вести те ему шлют безразрывно. Сколько раз эти вести служили великую службу русской земле. И на сей раз послужили бы, прими их государь Василий Иванович. Так нет, отмахнулся! Юнцу Вельскому веры больше оказал!

А в распре с Дмитрием за престол чью сторону он, Воротынский, держал? Васильеву. Все, что сведывал, тут же князю Василию передавал. Едва не угодил вместе с князем Полецким под плаху палачу. Это он, Воротынский, поведал и ему, и дьякам Стромилову с Гусевым, что Иван готовится венчать на престол своего внука. Сплоховали те, жаль их, но вечная им благодарность, что не выдали его, Воротынского, даже под пытками. Для Ивана Великого остался неведомым тот шаг, но Василий Иванович знал и не мог вот так просто забыть.