Чумная экспедиция - Далия Трускиновская

Что-то было в этом движении, подкупившее Архарова. Словно бы мортус - явно каторжник, колодник с вырванными неведомо за какие подвиги ноздрями, - показывал всем, что у него с диковинным талыгаем свои отношения, и таким образом вроде становился в глазах всего бастионного общества на какую-то иную ступеньку. Может, он тут считался старшим, вожаком артели, к которому сбегались в лапу все доходы. Опять же, никто бы не посмел назвать этого здоровенного и грозного Ваню подлипалой - а вот Федьку, скорее всего, назвали бы, и Ваня это знал.

– На приварок для всех, - повторил Архаров и опустил деньги на Ванину ладонь. - Хоть сала себе в кашу натолките, что ли.

– Отродясь такого охловатого талыгая не встречал, - вдруг сказал Ваня. - Грехи, что ль, зачунать вздумал? Колодников денежкой жалуешь? На том свете местечко утаптываешь? Ты верши, с кем дружишься!

И он вдруг стянул с себя дегтярный колпак с прорезями для глаз и рта.

Рожа его в неверном свете костерка была страшна, как смертный грех.

– Эка, удивил, - отвечал на это Архаров. - Вот кабы там у тебя херувимское личико… Ну, Бог в помощь, ребята.

Он повернулся и, шлепая по грязи, пошел прочь, к горже, где ждал Левушка.

– Стехняй, талыгай! - раздалось вслед. Архаров остановился и обернулся.

– Тебе «Негасимка» надобна, - сказал, сделав к нему несколько шагов, Демка. - Там ведь не одни кладбища, там и кабак есть. А в нем, поди, и сидит твой верный человек. На спуске, на самом склоне - получается, что чуть ли не под храмом.

– Не-га-сим… - вспомнил Архаров, а вслух сказал: - Благодарствую.

И тогда уж мортусы более не произнесли ни слова, а только провожали его взглядами, пока он не пропал в сырой темноте - там, где ждал Левушка.

– «Негасимка» - сказал он. - Все сходится. Давай прикидывай, где тут Красная площадь, в которой стороне?

Время суток, погода и чума, вместе взятые, сделали так, что поблизости от собора не было ни души. Однако Архаров не обольщался. Приют верного человека вряд ли что был кельей инока-затворника, там всякое рыло могло под руку подвернуться. Поэтому он велел Левушке взять с собой седельные пистолеты, лошадей же привязали невдалеке от спуска к кладбищенской оградке. Левушка побожился, что впотьмах сумеет их сыскать.

– Верши… - сурово сказал Архаров. Левушка покосился на него - раньше он полагал, что от простого народа можно нахвататься разве что блох или вшей, оказалось - словечек тоже.

Они осторожно спускались по мокрому склону, все яснее понимая, что напрасно они затеяли упражняться в ловкости под дождем, впотьмах, да еще без надежной охраны. Главное же - никак не могли определить вход в кабак. Было время - над дверью еловую ветку вешали, но ее все равно было бы не углядеть.

Вдруг посреди тьмы кромешной прорезалась светлая щель, расширилась, оттуда появилась человеческая фигура.

– Туда! - Архаров подтолкнул Левушку, они пропустили фигуру и едва ли не ощупью нашли место, где щель опять сомкнулась.

«Негасимка» за то и получила свое название, что окон не имела, потому там день и ночь жгли свечи, а то и лучину в ставце. То бишь, свет в ней уже которое десятилетие не гас вовсе.

Архаров и Левушка, пряча пистолеты под епанчами, вошли.

Дышать в «Негасимке» было нечем. Там и в спокойное время дым стоял коромыслом, а в чумное - нарочно жгли какие-то вонючие курения, наподобие тех, какими снабдили Архарова в Даниловом монастыре.

Народу почитай что не было - чума все-таки. Сидели в углу два мужика. Третий, хозяин, поднялся гостям навстречу. Он держал в руке тлеющую можжевеловую ветку.

– Хлеб да соль, - скаал Архаров, поняв, что отвлек его от еды.

– Ем, да свой, - в лад отвечал мужик, низкий, плечистый, с бородой такой ширины, что на обычном лице расти не может - а надобна ей харя вершков восьми в поперечнике.

– Ты, что ли, Герасим? - спросил Архаров.

– Для кого и Герасим…

Левушка под епанчой изготовил к стрельбе пистолеты.

– Марфа Ивановна кланяется тебе полуполтиной, - невозмутимо продолжал Архаров.

– Не полтиной?

– Нет, полуполтиной.

– Не гривенником?

– Полуполтиной.

Архаров достал из кошелька монету нужного достоинства и выложил на стол.

– Дивно мне это, - сказал Герасим. - Вы ведь оба нездешние, по выговору слышу. Что ж Марфа вас ко мне шлет?

И помахал веткой, чтобы дым шел шустрее.

– Я про три рубля разведать хочу, - объяснил Архаров.

– Что за три рубля?

– Большие, елизаветинские. Коли они от тебя к Марфе попали, так будь любезен, расскажи, кто к тебе их притащил.

– Да я Марфу уж недели две как не видал.

– И девчонка от нее к тебе не прибегала?

– Какая девчонка? Они у нее не переводятся.

– Глашка.

– Кривозубая, что ли? Нет, и Глашка не прибегала. Да ты, сударь, объясни - какие такие три рубля? - с беспокойством спросил Герасим. - Что они означают?

– Ничего не означают, просто - три большие рубля, вот такие…

Архаров предъявил образец.

– И что - три рубля?

– Ты их никому для Марфы не передавал?

– Да какого кляпа ты с талыгаем рассусоливаешь! - вдруг заорал гость, до поры молчавший у стола. - Ты не видишь, что ль? К басвинску сламу подбираются! А ну, хандырь отседа! Видывали таких! Не таким укорот давали!

Он взялся за бутылку умелой рукой, но Архаров, словно не замечая злости, сделал два шага к крикуну.

– С чего ты взял, будто нам ваш слам надобен?

– Понаехали! Всюду морцы суют! Гераська, гони их - не то с тобой то же, что с косым Арсеньичем будет! - опасный мужик полез из-за стола.

– Тучков, встань в дверях, никого не выпускай, - велел Архаров и скинул епанчу.

Против него было двое - Герасим еще не решил, хочет ли он бить офицера, к тому же гвардейца. Но эти двое, подбадривая друг друга и навешивая на Архарова таких титулов, что и в страшном сне не услышишь, полезли на него, размахивая кулаками, как люди, которые в драках-то побывали и сколько-то зубов в них потеряли, но всякий удар у них - сам по себе. Архаров же умел увязывать удары между собой так, чтобы ни одно движение не было напрасным, и рука, возвращаясь после сильного тычка или оплеухи, благодаря внезапному развороту тела, не теряя скорости и замешанной на скорости силы, поражала не ждущего лиха второго, а то и третьего противника.

Они, москвичи, не ожидали увидеть в исполнении петербургского гвардейца настоящий русский бой, основательность опытных стеношников и ухватку мастеров охотницких поединков. Давнее мастерство, которым царей тешили, еще не пропало, еще хранилось, еще передавалось от умельца к умельцу. И кто же мог знать, что этот тяжелый и неуклюжий на вид офицер смолоду прошел основательную и безжалостную школу?

Они догадались, что не по Сеньке шапка, когда один улетел под стол и там остался, другой же был притиснут к стенке хорошим приемом - при котором, коли не станешь отвечать на вопросы, может быть сильно повреждена гортань.

Левушка, преспокойно посмотрев пляску драки, повернулся к Герасиму и тут только наставил на него из-под епанчи пистолет - показывая, что лишних и резких телодвижений содержателя «Негасимки» он не допустит.

Прижатый Архаровым противник хрипел и бормотал. Левушка смог разобрать лишь «чево ты, чево», и не более. Архаров, видать, разобрал и что-то кроме, потому что несколько ослабил давление.

– Ну, сказывай свою сказку, - позволил он. - Коли наши солдаты нагрешили - сам разбираться буду. А коли врешь - не обессудь.

– Так лавку Арсеньича кто раздербанил? - первым делом возмутился мужик.

– Хрен его знает, говори вразумительно.

– Так видели ж!

– Кто видел?

– Люди!

Архаров тяжко вздохнул.

– Давай, дурень, сначала. Что люди видели? И когда?

– Третьего дня… ночи… А то ты не знаешь! Ваши, петербуржские, налетели, бряйку вынесли, Арсеньича прибили!

Левушка не верил ушам - не могли гвардейцы из орловской экспедиции совершить ночной налет на лавку с провиантом, даже коли бы им там втридорога торговали.

– Наши налетели, бряйку вынесли, - задумчиво повторил Арзаоов и вдруг усилил давление. - А ну, живо - где тот Арсеньич?!

– Да помер же! Он старый, его раз двинуть - ухалошится на хрен!

– Стало быть, его уже не спросишь? Ловко! Все то же самое - по порядку, халдей! И вразумительно! Где та лавка?

– Да на Маросейке!

– Стоять! - приказал Левушка Герасиму, который всего лишь хотел присесть. Архаров обернулся.

– Герасим, ты того Арсеньича знаешь? - более спокойно спросил он.

– Знал - коли Якушка не врет.

– Что там в лавке было?

– Крупы, прочий припас. Мука прошлогодняя. Рыба… К нему многие хаживали. А как фабричные взбутились - хозяин лавку закрыл, немногим стал товар отпускать, со двора, через подвалы.

– Хозяин?

– Так он, косой Арсеньич, приказчиком был, не от себя торговал. Уймись, Якушка, это фабричные, должно, налетали и Арсеньича прибили.

– Нет! Режь ухо - кровь не канет! - заорал Якушка. - Они вон налетели, все видели, вся Москва! Видели, как они за Арсеньичем по Маросейке гнались! Он - бряк, они всем скопом - на него! И придавили!