Чумная экспедиция - Далия Трускиновская

Архаров глянул на Левушку с некоторой укоризной - из-за бешеной девки подпоручик Преображенского полка в панику впал, как малое дитя, которому пальцами козу показали. Шварц же пригнулся и бесшумно проскользнул под самыми окнами, поспешил, прихрамывая, вдоль желтой стены. Дойдя до флигеля, повернулся, оценил, насколько стенка флигеля просматривается из узкого окна, и сделал повернувшемуся к нему Левушке два знака: палец к губам означал молчание, жест ладонью - просьбу подвинуться и заслонить. Левушка шагнул к Архарову и встал плечом к плечу, давая Шварцу возможность быстро пересечь опасное место и скрыться за углом.

– Более никого? - уточнил Архаров.

– Более никого. Господа вернутся, как моровая язва пройдет. Я сижу, не вылезаю, до храма Божия - и то добежать опасно, тут Богу молюсь. И ружье заряженное всегда при мне.

– А французенка?

– Тоже не выходит, боится девка. Нам господа оставили муки, круп, масла конопляного и макового, луку, капусты квашеной… - сторож принялся перечислять припасы.

– На двоих хватает?

– Благодарение Богу, хватает.

Архаров, не понимая Шварцева замысла, уже не знал, о чем толковать со Степаном. На помощь пришел Левушка - спросил о барышнях Ховриных, юных графинях, которых, оказывается, вспомнил - был с ними в каком-то непонятном свойстве через цепочку троюродных дядьев, теток и чьих-то жен от второго брака. Сторож обрадовался знакомым фамилиям, и какое-то время они выводили это свойство во всех его запутанных подробностях.

– Пойдем, Тучков, - сказал наконец недовольный таковой тратой времени Архаров. - Будь здоров, дядя Степан, не скучай. Иным разом заглянем. Поручение у меня было для твоих господ - да какие уж теперь поручения.

Левушка и Архаров сошли с крыльца и, обогнув круглую клумбу, поросшую бурьяном не хуже чумного бастиона, вышли на улицу.

– Чертов немец! - с чувством сказал Архаров. - Сбежал, будь он неладен! Получил от нас, чего желал, и мы ему более не надобны.

– Так ведь и мы получили, - возразил Левушка. - Марфины-то слова он на русскую речь переложил? Переложил.

– А что толку? Церквей на Москве - сам знаешь сколько. Сорок сороков! И сидит за некой церковью некий Герасим, и ему велено поклониться от Марфы полуполтиной!

– Может, нищий? - предположил Левушка.

– Не люблю я это сословие. Да и кто пойдет спрашивать нищих об имени? Они свои имена и сами, поди, давно забыли!

– За церковью… - произнес задумчиво Левушка. - Нет, это не нищий, нищие перед храмом обычно сидят. А что может быть за храмом? Кладбище разве что?…

– Мало нам было привидений, теперь ты собрался любезничать с покойником? - спросил Архаров.

И тут появился Шварц.

– Вынужден признать вашу правоту, сударь, - заявил он Архарову. - В особняке доподлинно кто-то скрывается. И это не женщина - я слышал шаги и мужские голоса. Полагаю, сторож для того столь длительно и охотно с нами беседовал, чтобы дать злодеям время укрыться. И теперь придется несколько подождать, прежде чем брать их логово, не то при первом знаке опасности сбегут и так спрячутся - с собаками не сыщешь.

– Так чей это, получается, особняк? - спросил Архаров.

– Графов Ховриных, - отвечал Шварц. - Я знаю, что это за семейство. Все подтверждается. Граф с графиней и с детьми еще в августе уехали в подмосковную - тогда уезжали все, кто ранее не догадался. У них доподлинно две младшие дочери, к которым приставили француженку учить французскому и на клавикордах. Сдается, сударь, ваш подчиненный видел в особняке именно французскую учительницу. Есть еще старшая дочь, замужем за Полтевым, и наследник, молодой граф, Михайла Иванович.

– Уехали, а француженку забыли, - задумчиво произнес Архаров. - Скотство это.

– Скотство, - подтвердил Шварц. - Да только с перепугу. Так-то они ее хорошо содержали и платили изрядно. А, может, и не только с перепугу.Сказывали, будто с молодым графом спуталась. Так что старая графиня тут прямой расчет имела: забыть девицу в пустом доме, авось сгинет, и одной заботой у нее станет меньше.

– А что за молодой граф? - как бы рассеянно полюбопытствовал Архаров. - И где он обретается?

– Да там же, в подмосковной, поди, - с таким тонко преподнесенным пренебрежением отвечал немец, что Архаров, глядевший себе под ноги, вдруг поднял глаза и уставился на него исподлобья.

Они поняли друг друга без слов - молодой граф не служил, он жил при родителях, уж как-то его избавили от военной обязанности, не подумав о том, что не служить для дворянина - бесчестье.

– Здоровьем хвор, что ли? - стараясь соблюсти беспристрастность, спросил Архаров.

– Я не имел чести беседовать с его докторами, - преспокойно отвечал Шварц. И тут они тоже поняли друг друга - молодой граф Ховрин, надо полагать, был здоров, как молодой бычок.

Общая картина Архарову была понятна. Когда в одном доме живут недоросль и девица, занимающая особое помещение, добра не жди. И о чем только думают дуры, попав в богатые дома? Нешто не видно, что на страже сыночка стоит благоразумная маменька, которая если даже и допускает интрижку, то тщательно следит, как бы оная интрижка не получила избыточного развития? Нешто не ясно, что гувернантка, пусть даже божественно играющая на клавикордах, не пара графу Ховрину? Музыка - одно, фамилия - другое.

Левушка молча шел рядом, тоже глядя себе под ноги. Вдруг он повернулся к Архарову.

– Сорок сороков - это по всей Москве! А Марфа - толстая!

– Ну и что с того? - откровенно удивился Архаров.

– Она далеко бегать не станет! Рябая оклюга где-то поблизости! Тут же, поди, в Зарядье!

– И тут храмов тоже немало, - возразил Архаров. - Карл Иванович, ты во всяком деле порядок любишь. Сколько в Зарядье и поблизости Божьих храмов?

Немец задумался, и Архаров увидел, что он потихоньку загибает пальцы. От этого тихого движения сделалось страшно - он ведь и впрямь считал известные ему церкви и церквушки!

– Да будет тебе! - прекратил он это нелегкое занятие. - Тут без мортусов не обойтись. Только они, может, и знают, который из храмов именуется рябой оклюгой.

– Благоразумнее всего побывать на бастионе вечером, когда они там собираются для переклички и ночлега, - сказал Шварц.

Архаров кивнул.

С тем они и расстались, в общем-то довольные продолжением знакомства. Хотя и Архаров не узнал, где искать сведения о трех меченых рублях, непостижимым обраом встретившихся у него на тюфяке, и Шварц не видел пока способа накрыть мародеров в их гнезде.

Но вечером выбраться на чумной бастион не удалось.

Архаров напрочь забыл, что на 4 октября было назначено отпевание покойного митрополита. Граф Орлов принялся готовиться к этому событию, в еропкинском особняке началась суматоха, и мортусы вспомнились уже ночью. Архаров с Левушкой решили, что за ночь рябая оклюга никуда не денется, постановили ехать на бастион сразу после отпевания и заснули.

Утром граф велел позвать к себе Архарова.

– Вот уже и хороним владыку, - сказал он. - А как твой розыск?

– Есть основания полагать, что не далее, как сегодня после обеда смогу доложить о личности преступника, - сказал Архаров, имея в виду визит к мортусам.

Правда, после выясения правды о «рябой оклюге» следовало отыскать ее и поклониться полуполтиной от Мрфы некому Герасиму - но Герасим в ответ рассказал бы, как сошлись вместе три рубля, и это уже была бы ниточка, на другом конце - злодей. И смертельно любопытно, как к рублю, оставленному у дверей Устинова домишки, примешались два других, из коих один - отданный за упокой его же, Устиновой, души!

– Ты след взял, что ли? А что я тебе толковал? - обрадовался граф. - Гляди, справишься - награда будет знатная! А что, кто на примете?

– Дьячок Всехсвятского храма Устин Петров. Он в этом деле самый подозрительный.

Граф посмотрел на Архарова с удивлением - он не ждал, что виновник сразу будет назван по имени. Архаров кивнул.

Колонна, отправлявшаяся к Донскому монастырю, строилась на Остоженке и заняла немало места. Кабы не чума - сильно бы мешала проезду карет и телег. Но по случаю чумы улица была пустынна.

Оставив сколько надо людей для охраны особняка, Архаров, Волков и Еропкин сели все трое в одну карету и возглавили колонну. За ними в ряд по трое ехали гвардейцы. И, хотя отправились в путь заблаговременно, прибыли как раз к началу отпевания - впрочем, коли бы граф изволил задержаться, то и отпевание бы без него не начинали.

Замоскворечье тянулось, как долгая зима, и было таким же унылым. Люди попрятались, колонна шла в полной тишине. Даже колокола не звонили.

Ближайший колокол, подавший гулкий голос, как раз и был в Донском монастыре.

Карета подкатила к воротам, Орлов с Волковым и Еропкиным вышли, пересекли двор, с непокрытыми головами вошли в тот храм, где был изловлен покойный владыка Амвросий.

Там уже стоял на возвышении гроб, а в нем можно было, встав на цыпочки, разглядеть правильное лицо старца с ровно расчесанными волосами, уложенными по плечам, с короткой бородой и с двумя ранами на левой щеке - как говорили Архарову монахи, их нанес первый из убийц случившимся в руках колом. Проверить сие было невозможно.