Гребцы галеры - Александр Карпенко

- Он их и дурит, чтоб плели лучше свою тряхомуть.

- Что здесь производят? - не мог понять я существо процесса.

- Там где-то у вояк штука торчит. Зеркало звать. Через нее сюда попадают. А это к нему запчасти. Сорок девять кусков - отражатель. Крякнет Зеркальце у фуражек - раз-два, и новое воткнут. Их тут до драной Феклы уже напасли, на два века вперед хватит.

- А ты таким замороченным стать не боишься?

-Что бояться? Мне-то уколов не делали. Должен кто-то порядок у пеньков держать. Фуражки ни в рабочую, ни в жилку носу не кажут - ссуть. Меня и оставили.

- А это не западло? - полюбопытствовал я, памятуя кое-что из тюремных порядков по слышанным некогда разговорам бойцов батальона охраны. - Вроде выходит, с легавыми сотрудничаешь?

- А! - махнул рукой Волдырь. - Зато пеньки сдохнут сегодня, а я завтра.

Безупречная логика, что говорить.

Я отправился в автомобиль передавать сообщение военной полиции. Начальница, мирно жующая, сидя на папке с бумагами, прищурилась на меня:

- Что, своими силами попытаться взять не желаешь?

- А! - махнул я рукой в сторону расстрелянной охраны. - Они сдохли сегодня, а я хочу завтра.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Какой это там Сашка считал, потому что ему будет легче, что он уже простился? Как бы не так! Может, и сошло бы. Но этот взгляд! Через все барьеры, через толпу - насквозь, через всё - прямо мне в глаза. Перестало существовать окружающее, исчезли люди, пропал аэропорт, осталась ты.

Ты не умеешь прощаться? А что же ты делала?..

...Верный привычке провожать автобус или электричку, покуда они не скроются из виду, глядел и как растворяется в дождливой хмари самолет.

Ну, вот и все. Теперь уже на самом деле, окончательно все.

Люси, аки Юлий Цезарь, вершила четыре дела одновременно - носилась с авторучкой влево-вправо по капоту, отписывая очередную карту вызова, грызла холодный картофель-фри, обильно посыпая мелкими крошками кабину, слушала меня и пыталась разобраться с пилотом, куда нам все-таки поворачивать.

- Загородное шоссе, дом два. Паскер Донно Роберт Мария, - обратилась ко мне мышка, так и не договорившись с Патриком. - Жутко знакомая фамилия. Это не тот эксплозивный психопат, что постоянно вены режет? Шурик, не помнишь? Мы с тобой вроде у него были.

Я внутренне усмехнулся знаменательному совпадению этих координат с адресом широко известного дурдома у себя на родине.

- Мне трудно тебе сказать что-нибудь путное. По такому адресу можно найти несколько сот больных, но у меня дома. А психопат не психопат и как его кличут - это не ко мне.

- Через почему?

- Пять лет санитарского стажа сказываются. Мышление навек санитарское осталось.

- Таки и что ты имеешь этим сказать?

- Я. Имею. Сказать. Первое. Не нужно пить пиво с Райзманом по полночи. У тебя уже акцент специфический. А бригаде притом всего бутылку принесла.

Второе. Про образ мышления. Врач - он что запоминает? Адрес, фамилию, диагноз. А санитар - морду и чем провинился. Вот и все, что я имел этим сказать и, доступным тебе языком выражаясь, ничего более чем. Э?

- Шура, если ты такой умный, то почему ты не богатый?

- Все мое богатство дома осталось.

- Ты про что?

- Да уж не про деньги.

Люси осеклась, так и не отпустив следующую злопакостную реплику, вертевшуюся у нее на языке. Шкурка на мордочке мышки передернулась в нервном тике, и она поспешила сменить тему разговора на достаточно нейтральную:

- Все-таки дикий грязнослов твой Волдырь.

- От вас, госпожа Рат, прямо-таки странны подобные речи, - вмешался Патрик, - при вашей-то специальности. Тут иной раз такое услышишь, чего и пьяный-то матрос не вымолвит. Да вы и сами, между нами говоря, иногда себе как позволите - позволите! Уши трубкой заворачиваются, осмелюсь заметить, мэм!

- Ну, я все-таки в письменной форме не сквернословлю, - заоправдывалась наша маленькая доктор. Я не вполне понял, что она хотела высказать.

- А что, можно не по своей воле выражаться, да еще письменно? Это что ж, тебя на заборах гадости писать заставляют? Как это? Приказные голоса слышишь, а, начальница?

- Да слышала как-то, - согласилась та, - от нашего главврача. Вот кто установочки дает!

- Да, - подтвердил я, - указивки одна другой хлеще. Ежели все выполнять некритично - точно к коллегам на лечение приплывешь. Но при чем тут ругань?

- Так ты не знаешь? А, это, наверное, до тебя было. Наши карточки, сам знаешь, особо-то не читают, потому как в нашей работе никто ни черта не смыслит.

- Включая нас самих.

- А я ни на что и не претендую, кажется. Хрена ли тут смыслить - грузи да вези.

- Кто-то кого-то грязнословом обзывал...

- Мне объясняли, что хрен - растение, используемое как приправа. Не пробовала, но человеку верить можно.

- Я тебе потом растолкую насчет хрена, а ты пока про что начала, доскажи.

- А, ну да. Так вот, нашей шефине очередная блажь на ум припала. Взяла карточки психиатров за последний месяц и прочитала их все. Не знаю, что уж там она вычитала, но крыша у ней окончательно протекла, видать. Вот на очередной пяти... десятиминутке взяла слово и заявляет: "У нас врачи психбригад то и дело пишут о нецензурных ругательствах в их адрес. Я попрошу в дальнейшем указывать, какие именно слова произносили пациенты, во избежание недопонимания. С не выполняющих этого обещаю отдельный спрос".

Ну, про "отдельный спрос" мы знаем. Это не намного легче "соответствующих выводов". Я, правда, врать не буду, ничего такого не писала. Все равно эта придурь у шефини долго не продержится.

Мы с Патриком согласно кивнули, причем тот вставил:

- Ага. У нас в армии тоже присказка была: "Получив команду, не спеши выполнять. Не исключено, что следующая будет: "Отставить".

- Во-во, - продолжила мышка, - так примерно я и рассудила. А Ольгерт Полли, простая душа, понаписал за пару недель, да и сдал в диспетчерскую, когда вдругорядь на базу прибыл.

Начальственное повеление к тому времени не то уже отменено оказалось, не то о нем просто забыли.

Пал Юрьич, знать, на Полли зуб имел. Будить его и спрашивать, что это за чертовня, он не стал, хотя мог бы. Переписал бы Ольгерт карточки, да и вся недолга. Нет, старший приволок их на минутку и стал принародно художественно зачитывать. У Ольгерта, видать, духу не хватило писать прямо то, что клиентура буровила, так что звучало это следующим манером:

- "Больной громко и неоднократно предлагает бригаде "Скорой" отправиться на мужской половой орган, потом переместиться в женский. Утверждает, что имел ранее половые сношения с родственниками врача, а ныне желает их иметь с членами бригады, далее надеется находиться в интимной близости с персоналом психиатрической больницы".