Щит земли русской - Владимир Буртовой

Сделал шаг в сторону, уходя из дымного потока, и вдруг охнул — ткнулся побитым бедром левой ноги о торчавший у двери кол.

— Проклятый печенежина! — ругнулся Могута и, сморщив лицо от боли, погладил ушибленное место. — Памятно мне сие знамение о сече под Василевом. — И горестно улыбнулся, скомкал густую бороду в кулаке. — Мне памятна та сеча, а вот памятна ли та встреча князю Владимиру? И как бы он распорядился мною, жизнью моею, если бы поволок меня доможирич на суд княжий? Узнал бы? Помиловал бы, памятуя прошлое, или не устоял бы перед волею закона? — Могута поднялся от двери повыше, присел на траву покатой крыши своего нового и уже окуренного дымом жилья…

— …Князь Владимир отстал! — этот гортанный крик кузнеца Михайлы услышали ближние белгородцы, бывшие ратниками в малом княжьем отряде. Прижатые к Стугне возле деревянного моста, они с великим трудом сдерживали напор печенежских всадников.

— Круши-и! — взбеленился от ярости Могута и огромным мечом врубился в печенежские ряды, распугивая коней и всадников. Щиты, обтянутые бычьей кожей, разлетались, словно грибы-поганки от злобного пинка ногой. Рубил Могута печенегов, их коней, и его хлестали кривые печенежские сабли, кованный из меди щит тяжело вздрагивал под их ударами.

— Так вас! — Могута увернулся от сверкнувшего перед глазами хвостатого копья, нырнул под щит и неистовым ударом повалил всадника вместе с конем, вырвался за печенежские спины. Один! Даже кузнец Михайло не пробился — его и ратников вновь отжали к мосту. Вот уже и на мосту сеча нещадная кипит.

Брошенное печенегом копье догнало Могуту и ударило в бедро. Охнул Могута и не устоял, повалился боком. Всадник вполуоборот глянул себе за спину, не увидел огромного уруса и, ликуя, поскакал дальше к лесу, где бились еще уцелевшие в немногом числе княжьи дружинники.

Могута выдернул копье из раны, оторвал рукав от платна и одним движением наложил тугую повязку. Приподнялся на правое колено — совсем рядом на князя Владимира насели двое в лохматых шапках. Один тут же унесся прочь, приникнув головой к конской гриве и истекая кровью, зато другой коршуном закружил над поверженным князем, выбирая миг для смертного удара.

— Берегись! — вскрикнул Могута.

Печенег не понял русского слова, но та ярость, которую вложил в крик Могута, заставила печенега на какое-то мгновение замереть. И тут же с неимоверной силой брошенное копье пробило печенега насквозь — даже вскинутый щит не спас всадника! Он выронил занесенное над головой оружие, хватил ртом воздух, захрипел и повалился вниз, повиснув на стременах. Конь поволок мертвеца, но через полусотню шагов вытряхнул из седла совсем и побежал к реке, вслед за печенежским войском.

Могута, сам истекая кровью через слабую повязку, помог князю высвободиться из-под коня, но когда князь Владимир попытался было встать, придавил его рукой к земле.

— Лежи, княже Владимир, лежи! Сеча кончилась, застава Славича и белгородские ратники убежали за Стугну к Василеву. Мы одни здесь… вместе с павшими русичами.

— Что же нам лежать среди побитых? — запротестовал князь, не поднимая головы выше конского трупа, чтобы не заметили находники, которые поотстали от своих и теперь оббирали воинскую снасть и добротную одежду с мертвых и подбирали раненых для продажи потом в неволю. — Не разумнее ли будет укрыться под мостом, а то и до нас доберутся эти степные хищники. Видишь же, бродят средь наших…

— Нога вот у меня кровит, — простонал Могута, сделав попытку шевельнуть ею.

Князь Владимир мечом отсек подол своего платна, туго стянул рану избавителя. Истоптанным копытами бурьяном проползли к мосту и проворно нырнули в густые заросли ивняка, высокой полыни и жгучей крапивы. Из этого укрытия следили, как после сечи объезжали широкий дол печенеги, подбирая и своих побитых, как грузили на возы оружие и воинское снаряжение, снятое с мертвых.

Ночью печенеги ушли, появились всадники Славича — ехали искать тело князя, а он живой ступил им с моста навстречу…

— Имени своего даже не успел сказать князю, — усмехнулся теперь Могута, привстал с крыши землянки. — Да и к чему? Главное — его жизнь для Руси спасена. И еще то, что город Василев уберегли от внезапного находа степняков. А что пали ратники да дружинники — дивно ли теперь? При нужде и еще сыщутся храбрые за Русь постоять.

Могута отвлекся от воспоминаний, вновь глубоко вдохнул свежего воздуха.

— Любо как! Тишина окрест и птицы со мною. К зиме у меня еще есть время изготовиться, лесу натаскать для очага, лучинушек насушить, жилье утеплить. Да и корма какого-нито заготовить про запас надо. А там и Агафью известить, где я…

Он повернул широкое лицо к востоку, глаза ладонью прикрыл — яркое солнце поднялось уже высоко над лесом, навстречу ему — будто гусиный пух по просторному двору — неслись легкие, растрепанные ветром облака.

— Тепло ныне будет, — прошептал Могута. — Такие облака даже тени на землю не дают.

— Лю-ю-ди-и! Помо-о-ги-ите! — стон-крик вдруг, будто из-под земли, раздался где-то рядом.

Могута вздрогнул, чувствуя, как по спине волной прокатился отвратительный озноб. Вот тебе и тишь, вот тебе и неведомое людям место для потайного житья! Он замер, вслушиваясь, не повторится ли?

— Почудилось либо и вправду кто кричал? — заволновался он. — Но кто здесь кричать станет? Живой ли, а может, то злой дух выманивает меня из мертвого городища, где сам обитает теперь? Не по нраву, вишь, пришлось ему, что я жить здесь надумал!

Могута прикинул так, поспешил успокоить себя:

— Должно, почудилось. Откуда здесь живому человеку взяться? А злые духи днем, при ярком свете, не балуют, темной ночи ждут. Так ночью-то я двери закрою, а углы жилья святым крестом помечу, да и молитву прочту от нечистой силы.

Но крик повторился — и опять о помощи!

Подхватив свою сучковатую палку, Могута взбежал на вал и сквозь пролом в частоколе оглядел восточную часть поляны — крик шел оттуда. Клочья дыма от очага, проложив дорогу через поляну, тихо втекали в густой лес и там таяли среди кустарника.

Неподалеку от вала из травы торчали несуразно в стороны гнилые обломки жердей, сизых от грибков и плесени. Могута пригляделся и понял, что жерди когда-то прикрывали яму. Изломы же были свежими, стало быть…

«Вон оно как, — догадался он, осторожно подходя к яме. — Угодил кто-то в западню, а выбраться не может…» Словно в ответ на эту догадку из ямы донесся протяжный и скорбный стон обессиленного человека. На краю ямы Могута увидел круглый печенежский щит, чуть в стороне — меч. Тоже печенежский!