Легенда дьявольского перекрестка - Виктор Никитин

Не чувствуя от страха боли, он пополз, порываясь подняться, продрался через кусты и побежал, низко пригибаясь к земле, словно опасаясь, что деревья вынули из почвы свои корни и преследуют его.

- Боже! Боже мой, спаси и сохрани! - прогорланил он и принялся читать молитву о спасении.

Слева раздался дьявольский хохот. Там стоял Мориц, однако теперь в его облике было намного меньше человеческого, чем в тех ходячих трупах, что бродили по Фреттену и разлетались ошметками.

- Ты призываешь того, чьим именем решил подтвердить свою ложь? Наивный, наивный мальчишка! Как бы ты не бежал, от возмездия убежать невозможно.

Что-то до боли сжало стопы, и парень упал, переломав ноги. Взвыв, он посмотрел прямо перед собой, где на поляне, среди сухой травы, возвышалось гнилое дерево. Это его корни повалили негодника и волокли к стволу необъятной толщины. Он увидел, что дерево представляет собой сотни или даже тысячи человеческих тел, сросшихся воедино, ноющих в муках, широко разевающих рты, желающих утолить жажду. Десятки полуразложившихся губ потянулись к его телу, и черные зубы впились в плоть. А Мориц стоял рядом, наслаждаясь страданиями и...

- Хватит! - с истеричным криком вскочил Виллем. - Кто дал вам право? К чему эта глупая неуместная шутка?

Путники недоуменно переглянулись. Николаус фон Граусбург поднялся, готовый в любую минуту вмешаться, что-то предпринять, однако понятия не имел, что и в отношении кого нужно предпринимать. Только Михаэль проник в суть переживаний Виллема.

- Успокойтесь, друг мой, - начал было он, но писарь подскочил к шпаге Николауса, сцапал ее и, определенно, вынул бы из ножен, если бы перевязь хитрым образом не опутывала ножны и эфес.

Бреверну стоило больших усилий вырвать шпагу и вернуть ее под присмотр Николауса.

- Я ничего не рассказывал вам о себе! - кричал Виллем. - Ни названия своего родного города, ни мест, где учился! Ничего! Откуда вы столько обо мне знаете? И кто дал вам право так глумиться над моей жизнью, над жизнью моих родителей? Я никогда не предавал их! Несмотря на то, что многие прочили мне великую карьеру, я бросил учебу только ради того, чтобы быть рядом с ними, заботиться о них. Признавайтесь, Хорст, зачем вы распространяете эти оскорбительные выдумки?

Хорст и Эльза ошарашенно воззрились на Виллема, собираясь что-то возразить, но тот уронил руки вдоль тела, обмяк всем телом, его глаза остекленели. Писарь дернулся, как если бы хотел схватиться за голову, но не мог, и рухнул на колени, которые неизбежно разбил бы, если бы не Михаэль Бреверн.

Купец усадил Виллема на скамью, подоспевшая Эльза приложила ко лбу писаря смоченный в холодной воде платок и принялась поглаживать его дрожащие руки.

- Дорогой Виллем, не ищите в повести Хорста злого умысла, - пояснил Николаус. - Он в любом случае рассказывал не о вас конкретно.

- Когда мы спали, то пережили видения, в которых кто-то или что-то продемонстрировал каждому из нас некие варианты наших судеб. Наше настоящее разнится с ними, но было бы именно таким, если бы мир сложился чуточку иначе, если бы мы были капельку другими.

- История Альбрехта, поведанная господином Бреверном, - сказал молодой фон Граусбург, - это вариант моей судьбы.

- Я так понимаю, даже два варианта? - высказал предположение Пауль.

- Даже два, - согласился Михаэль. - А история купца, которую изложили вы, - вариант моей жизни, где я выбрал иное место жительства и оказался не столь рассудительным.

Виллем растерянно хлопал глазами, смахивая с ресниц невесть откуда накатившие слезы.

- Этого не может быть, - выдавил он через силу.

- Да, пожалуй, не может, - ответил Михаэль. - Сперва я решил, что все происходящее - мое личное сумасшествие, потом понял: нет, оно общее для всех нас, запертых непогодой в чертовом трактире на этом дьявольском перекрестке. Теперь же я полагаю, что помешательство здесь и вовсе ни при чем.

- Виллем, - добродушно смеясь, обратился Пауль Рейхенштейн, - считайте, что вам еще повезло: на ваш сон хотя бы нашлась история. Я вот, например, чувствую себя незаслуженно обделенным, потому что никому из вас, друзья, незнакома история из моего сна. Это обидно.

- Мне знакома ваша история, - донеслось из темного угла около входной двери. - Если для вас это принципиально, почту за честь изложить ее вам.

В свете свечей через трактирный зал прошествовал худой жилистый мужчина с крючковатым носом, глубоко посаженными глазами, длинными темными волосами, спадавшими на черный плащ со странным ворсом. Следом за ним неловко семенил ястреб, постукивая когтями по полу.

Часть вторая

Глава тридцатая

Ястреб восседал на столе перед озадаченными и настороженными Келлерами. Можно было бы сказать, что он важно возвышался, если бы птица не косилась на блюдо с кусочками заветренной ветчины и периодически не посматривала на супружескую пару с неутолимым голодом в глазах, словно с нетерпением дожидаясь разрешения.

- Не обращайте внимания на этого вымогателя. Сейчас он не представляет опасности, - поспешил успокоить всех невесть откуда взявшийся мужчина, минут десять простоявший в гробовой тишине в центре зала.

Собиравшийся что-то ответить Хорст не смог выдавить из легких нужной порции воздуха для короткой фразы и просто кивнул, на всякий случай пододвигая к ястребу ветчину, вроде бы предлагая, но не настаивая. Птица коротко глянула на своего господина, одновременно с этим бережно подтягивая к себе блюдо.

В целом же в трактире сложилось захватывающее зрелище, как на полотнах, где все застыли в абсурдных позах, тем не менее призванных показать полноту чувств и эмоций, не передаваемых ни образами, ни словами. Виллем выглядывал из-за Николауса, замершего со шпагой и готового вот-вот броситься в атаку, стоит только Михаэлю подать сигнал, убрав ладонь с его плеча. Пауль Рейхенштейн с оценивающим прищуром изучал таинственного незнакомца, однако был готов кинуться вверх по лестнице в любой момент. Эльза и Хорст сидели за столом, вообще не зная как реагировать на человека в плаще, явившегося в сердце снежной бури с птицей в качестве компаньона.

А мужчина продолжал стоять, и его лица не покидала милая улыбка, свойственная человеку, постигшему все секреты мира, но оказавшемуся среди редких дураков.

Первым опомнился Михаэль, излишне резко спросивший:

- Кто вы, черт возьми, такой?

Глаза незнакомца забегали, он явно растерялся и ответил неуверенно:

- Какой, однако, сложный вопрос. Дело в том, что обычно я появляюсь перед людьми, которые уже прекрасно знают, кто я, черт возьми, такой. Некоторые меня ждут с нетерпением.