Кривич - Александр Забусов

Вот и бывшая супруга решила, что их жизненные позиции расходятся, нет больше общих интересов. Пусть служит, дурачок, раз его не интересуют деньги. Пусть служит, но без нее. Молодость и красота, товар скоропортящийся. Пока есть возможность, его надо подороже продать. Так и расстались, дальше пошли каждый своей дорогой.

Ну и что тут скажешь Галке?»

— Просто не сошлись характерами. Так иногда бывает.

К полнолунию в крепости собралась вся округа. Званые на встречу празднеств людины из окрестных деревень, приняли приглашение своего боярина. Собрались не только старшины, но и к жителям крепости понаезжали родственники, кумовья, сваты. У Монзырева в тереме гостевал боярин Воист с чадами и домочадцами, а Сашка с Андрюхой, по приезду бабки Павлы с Ленкой, увели с собой прямо от возка крепкого корноухого мужика в полушубке, причем по пути их следования, до Монзырева долетели сказанные Сашкой мужику слова.

— Идем Леша с нами, мы с Андрюхой тебя в нашей комнате поселим. А сейчас за знакомство по маленькой пропустим.

Увели так споро, что Монзырев успел с лешаком только поручкаться, не перемолвившись и парой слов.

«Не споили бы, паразиты!», — подумал он.

Настроение у всех было приподнятое, праздничное.

Встретившись с озабоченным Вестимиром, бежавшим по каким-то своим волховским делам, Толик тормознул его.

— Ты долго мимо терема мотаться будешь? Уж мог бы и заглянуть.

— После, все после, Николаич!

— Ты знаешь, ощущение новогоднего праздника в душе. Кажется, вот сейчяс дед мороз с мешком подарков из-за угла выйдет.

— А что ты хочешь, каждый русич знает, что только Велес, дед наш остается с людьми в это тяжелое время, не дает духам беспутным озорничать и вредить. А за это злится на него Морена, да за его невнимание напускает на людей лихорадки разные, а на скотину — коровью смерть. Вся природа в ледяном сне, только Велес Корович ходит по городам и весям, не давая загрустить людям. Поэтому и ощущения праздничные.

— Так ты зайдешь? Обед у нас праздничный.

— Только завтра. Ночь сегодня мне нелегкая предстоит. Велесу требы отдавать, да обрядовые кощуны петь, славить его, чтобы род не забывал в трудные времена.

— Ну, бог в помощь!

— А ты-то, куда направляешь стопы свои?

— На постоялый двор. В тереме всех гостей за праздничным столом не разместишь. Вот, и велел там накрывать. А вечером, Галинка моя сказала, всем по домам надлежит находиться.

— Это правильно. Обряд, он строгий канон имеет. Все, побегу, а то от тебя не оторвешься.

За богатыми столами, на которых отсутствовало в этот день только мясо коров, собравшаяся старшина городца да уважаемые приглашенные гости, собрались отметить праздник. Время незаметно пробежало к вечерним сумеркам. В тостах между едой, люди славили Велеса, благодарили хозяев за угощение, веселились.

Услышав громкий стук, в большой горнице «гостиничного комплекса», наступила тишина. Ждали этого стука. Через порог переступила знакомая Монзыреву женщина, звонким голосом напевно произнесла:

   — Гой, Велес, свет во тьме пламенеющий!   Гой, Велес, коло ся здраву сеющий!   Гой, Велес, возвелик боже врат!   Гой, Велес, сторожащий у крад!   Гой, Велес, как скала нерушим!   Гой, Велес, повсегда прославим!   Гой, во поле! Гой, во дворе!   Гой, во лесе! Гой, Велесе!   Гой, во яви! Гой, во нави!   Прави днесе! Гой, Велесе!

И присутствующие, заправившись перед появлением повещалки стоялым медом, а это была именно она, заревели в ответ:

— Го-ой! Веле-се! Слава!

Секундной разрядкой воспользовалась ведунья:

— Вам, мужи честные, надлежит в дома свои уходить и там быти. За порог не выходить, скотину и живность со дворов не выпускать. А буди выйдет кто, али даже собаку со двора выпустит — не обессудьте потом. Забьют женки палками в усмерть.

Повесталка перехватила инициативу в свои руки:

— Вам, бабоньки, надлежит сбиратися у северных ворот. Велес с зимы рога сшиб, проведя нас через мразы, хлады, глады и метели. Наступает перелом зимы на весну. Для сохранения домашнего очага, зачин свершим да обряд опахивания межеводной борозды сотворим.

— Эх, давай еще по одной накатим, — Сашка почесал бритый затылок. — Леха, посмотри, там еще в одном из кувшинов самогон остаться должен.

— Да нету, Саня, я ж смотрел, — осоловелый лешак, наверное, первый раз за свое существование на этом свете был так накачан зеленым вином, что еле ворочал языком. Но душа офицеров требовала продолжения банкета, а в тереме запасов сего продукта больше не наблюдалось. Сам собой напрашивался исконно русский вопрос, озвученный в свое время Чернышевским: «Что делать?».

— Ну что за б…ство такое? Андрюха, где у нас Анька запасы спиртного хранит?

Андрюха, стеклянным взглядом глянул на Сашку и лешего:

— Где, где, в Караганде! Ха-ха!

— Так, Сатурну больше не наливать.

Услыхав в предложении ключевое слово: — «Не наливать», работа мозга в Андрюхином черепе усилилась в десятикратном порядке.

— Стой, стой. Да знаю я. Шуток они не понимают, видите ли. Винокурню где поставили, а?

— Ну?

— Возле реки. От южных ворот полкилометра даже не будет. Вот! Там же и сарайчик, складом его обозвали. Вот там запечатанные кувшины и хранят. Только Николаич добро на изъятие не даст.

— Николаич спит давно. А Галка на шабаше вместе с бабами, крепость от коровьей Смерти опахивают. Пошли, возьмем.

— По ушам получим от командира.

— Ты выпить хочешь?

— Спрашиваешь!

— Ну, так пошли. Леха, — Сашка толкнул локоть приснувшего лешего. — Пить будешь, Лех?

— Угу.

— Все, значит идем.

— По ушам получим, — выдали остатки просветленных Андрюхиных мозгов информацию к размышлению.

Но размышлять в споеной тройке, было явно некому.

— Это завтра, а может и не узнает никто. Хватай Леху под другую руку, видишь, человек до источника сам уже и добраться не может. Надо помочь страждущему.

Надев теплую одежду и напялив на лешака его полушубок и шапку, троица неровной, шатающейся походкой вышла из терема в звездную ночь.

Леший пришел в себя, уперся, с места не сдвинешь.

— Ты чего? — Задал вопрос Сашка.

— Сегодня что за день?

— Ночь уже на дворе, не видишь что ли?

— Не-е-е! Ночь-то какого дня?

— Блин, во чудак человек. Сегодня ночь морозного дня — глубокомысленно изрек Андрюха. — Пошли, чего стоим? Протрезвеем скоро на таком «кальте».