Долгое прощание с близким незнакомцем - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот с Москвой до сих пор ничего не получалось. «Ничего, получится, если очень захочет», — машинально подумал я и тут же поймал себя на том, что эта мысль меня нисколько не радует. Провинциалкам, стремящимся перебраться в столичный град, куда чаще приходится изворачиваться и поступаться элементарной моралью, чем дамам Москвы, Питера или Киева.
— Иннушка, — позвал я ее, как когда-то, и повторил, — Иннушка.
Она широко открыла глаза, и было в них столько накопившегося отчаяния… Наконец, не размыкая скорбно сжатых губ, она спросила легким кивком головы снизу вверх, мол, «Что? Зачем звал? Неужели всё вспомнил?»
Вспомнить-то я, конечно, вспомнил, потому что и так никогда не забывал: постель в квартире харьковской кузины, Инку, не меньше меня стремившуюся испробовать всё, что возможно. Я помнил, как она после трусиков снимала чулки, поднимая и вытягивая стройные полные ноги, как из лифчика почти выпадала рельефная крупная грудь, как меня распирало там, где и должно распирать, покуда с ее помощью из меня не выскочит заряд на радость ей и мне, чтобы после недолгой паузы и новых ласк все напряжение возродилось и снова ушло в нее — и страстную, и покорную, и требовательную, и побуждающую.
— Помню, — не отрывая от нее взгляда, кивнул я. — Ты незабываема. Это так, без вранья.
Я почувствовал вдруг прилив благодарности и к грустной Инке, и к своей памяти о нас с ней. В сущности, что еще я стал бы вспоминать из прошедшей жизни, как не такие вот события и сцены, а не только отчаянно-лихие взлеты и посадки или лучшие из прочитанных книг. Инка осталась в числе добытых мною сокровищ.
Подошел Андрей и, извинившись перед Инкой, сказал, что нам пора выходить на посадку.
— Мне бы надо расплатиться за еду, — заметил я, кивая в сторону рубенсовской официантки.
— Со своих не берем, — ответила Инка.
И то правда — не только по духу, но даже и по одежде я все еще был своим — вроде как залетевшим на запасной аэродром в связи с закрытием своего по метеоусловиям. Только мои метеоусловия были теперь совсем другие. И путь в кабину и кресло пилота заказан. Я теперь обыкновенный пассажир.
Мы подошли к ограде летного поля. Сашка поджидал меня здесь вместе с командиром экипажа.
— Знакомься, — сказал он своему пилоту, — это мой друг Николай Волгин, ас полярной авиации. Коля, полетишь с Валерием Ильиным. Он хороший летчик.
Мы пожали друг другу руки. Парень по виду был моложе меня лет на десять, но моложавость могла быть и обманчива, тем более что глаза и взгляд тянули на большее.
— Слышал о вас, — сказал Ильин.
— Очень приятно, — ответил я.
Все двинулись к самолету. Наши ребята грузили на борт рюкзаки. Я повернулся к идущим сбоку Сашке и Инке.
— Жаль, что так мало общались, — сказал я первое, что пришло на ум.
— А ты задержись у нас на обратном пути, — солидно посоветовал Сашка.
— Обязательно! — подхватила Инка.
В ее голосе слышалась уже директива.
— Постараюсь, — улыбнулся я. — Мимо вас обратно не проскочишь.
— А ты бы хотел? — спросила Инка.
Посмотрев ей в глаза, я серьезно ответил.
— Нет.
Мы обнялись, сказали все разом «до свиданья!», и я шагнул к трапу.
Командир пропустил меня вперед, потом поднялся сам, за ним закрыли дверь, и гостеприимных хозяев не стало видно. В привычном голом интерьере фюзеляжа, разлинованном стрингерами, я застрял непривычно близко ко входу, на наклонном боковом сидении. Экипаж направился в нос машины. Мысленно я, как и командир, только по памяти контролировал предполетные проверки. Включился стартер, и мотор сразу своим ревом перекрыл его песню. Погоняв по газам, пилот двинул машину в старту. Полет на Важелку начался.
Я следил за разбегом в иллюминатор. Как только дрожь от бежавших по полосе колес перестала передаваться каркасу, я понял, что летчик оторвал машину от земли на нужной скорости. Почти сразу же самолет еще больше задрал нос, расстояние между нами и бетонной полосой быстро увеличивалось, и вот мир снова широко распахнулся во все стороны. На душе стало веселей. Что ни говори, а взлет в чужом исполнении всегда ждешь с трепетом.
Машина набирала высоту, пока мы не остановились на высоте тысяча метров. Я смотрел на проплывавшие под нами лесные и болотистые участки, на мелькавшие кое-где речки и по привычке прикидывал, где можно попытаться сесть, если что-то случится с нашим чудным, но — увы! — единственным мотором. От этих мыслей меня отвлек свист из пилотской кабины. Кто-то из экипажа сделал мне приглашающий жест. Под понимающими взглядами членов нашей компании и еще двух летевших с нами незнакомых людей я прошагал по вещам, загромождавшим пол, придерживаясь руками за шпангоуты и стрингера. Протиснувшись мимо зазывавшего, прижавшегося спиной к блокам радиоаппаратуры, я оказался между двумя пилотами. После фюзеляжа тут казалось поразительно светло. Первый, командир, показал второму, чтобы он отдал мне переговорное устройство. Я принял наушники и привычно быстро надел их на себя.
— Как вам наши места, Николай Михайлович? — услышал я располагающий к разговору голос командира. — Похожи на ваши?
Оказывается, Сашка успел поговорить с ним обо мне еще до того, как мы познакомились.
— Немного похожи, — согласился я, быстро оглядевшись кругом, — и всё же не очень. Там, помимо тайги, еще и очень резкий рельеф, если ты не над приморской равниной или не над поймой широкой реки, Валерий?..
— Не надо, — ответил он как можно приветливей. — Просто Валерий.
— Ну, тогда и я — просто Николай.
— Не-е-ет, так нельзя, — повернулся он ко мне, — вы для нас фигура почтенная! Без отчества нельзя.
— Вот и ходи после этого в друзьях у начальника аэропорта! — с шутливой грустью отозвался я.
— Ну что Вы! Это не из-за вашей дружбы! У вас там, конечно, все сложнее, я
