Журнал «Вокруг Света» №05 за 1987 год - Вокруг Света

Но вот возвращаешься в Кито, принимаешь душ, обедаешь — нервы успокаиваются. Можно снова прийти в «Гонсало Гонсалес» и побеседовать с госпитальным падре Мичелино. Разговоры были не только на профессиональные темы. Гуляя по галереям госпиталя — а здание старое, колониальной постройки,— мы много беседовали о войне и мире, об острых проблемах современного политического бытия. Падре оказался убежденным пацифистом, так что нам не нужно было уговаривать друг друга бороться за мир. Чаще всего мы разговаривали о том, что победить основные инфекционные болезни на планете — особенно детские — не так уж и сложно. Были бы средства. А где их взять на все развивающиеся страны, если общемировые военные расходы съедают около триллиона долларов в год?! И ведь все уже давно рассчитано. Известно, например, что программа Всемирной организации здравоохранения по ликвидации малярии не реализуется из-за нехватки средств. А расходы на полное освобождение человечества от этой болезни в три раза меньше стоимости одной современной подводной лодки. Можно было бы покончить и с корью — на это требуется всего 300 миллионов долларов: в пересчете на военные расходы — около трех часов мировых затрат...

После разговора с Олегом Владимировичем я заинтересовался статистикой ВОЗ и к его данным смог добавить следующее. Более 16 миллионов детей умирает ежегодно — в основном в развивающихся странах — от недоедания, диареи, малярии, воспаления легких, кори, коклюша, столбняка. Увы — лишь 40 процентов детей Земли получают прививки против основных инфекционных болезней. Между тем давно подсчитано, во что обошлась бы вакцинация всех детей планеты от кори, дифтерии, коклюша, столбняка: от 600 миллионов (столько человечество тратит на военные нужды за 5 часов) до четырех миллиардов долларов (или 35 часов мировых военных расходов) .

Важнейшее сырье на нашей планете — обыкновенная вода. А чистая пресная вода — главнейший оздоровительный ресурс. Два миллиарда жителей Земли пьют загрязненную воду, что служит причиной 80 процентов всех заболеваний в развивающихся странах. Недостаток воды сказывается не только на качестве и количестве приготовляемой пищи, но и на санитарных условиях. Если женщина — будь то в Азии, Африке или Южной Америке (например, в пустынных районах того же Эквадора) — должна идти по воду за пятнадцать-двадцать километров, то, вернувшись из многочасового похода, она будет тратить драгоценную влагу только на самое необходимое и уж вовсе не на мытье. Таким образом, рушится важнейший барьер против инфекций — гигиенический.

Всемирная организация здравоохранения давно предложила программу по обеспечению развивающихся стран безопасной питьевой водой. Программа эта пока не реализуется. Стоимость ее, кстати, равна всего 18 суточным мировым военным затратам...

— Конечно, мои поездки по Эквадору не ограничивались только обследованием лейшманиоза, — сказал Олег Владимирович, когда мы подводили итог нашим беседам.— Я побывал в Вилькабамбе и видел самых прекрасных в мире старух — долгожительниц этого района. Глядя на столетних женщин, никак не осознаешь груза лежащих на них лет. Ученые до сих пор не установили причину долголетия в Вилькабамбе. Возможно, все дело в местной воде, насыщенной изотопами. Здесь и радон, и серебро, и вообще присутствует вся таблица Менделеева. Не зря, видимо, японцы вывозят воду из Вилькабамбы.

Я несколько раз пересекал экватор в разных местах и видел три, а то и больше памятников, установленных на «середине мира»: как правило, это гигантский глобус на постаменте. Стоя около одного из таких «глобусов», я вспомнил строки из прочитанной перед поездкой книги американских путешественников Элен и Франка Шрейдер «Ля Тортуга». Вот это место.

Олег Владимирович снял с полки книгу, раскрыл на заложенной странице и прочитал:

«Эквадор, названный так из-за воображаемой линии, опоясывающей земной шар, представляет собой явный парадокс. Климат там весьма далек от нашего представления об экваторе — по крайней мере так нам казалось, когда, укутавшись в плащи и широко расставив ноги, мы стояли в этом центре земного шара, а солнце озаряло снежную вершину Кайямбе. У самой дороги возвышался бетонный глобус и обелиск с надписью: «Линия экватора, ноль градусов, ноль минут, ноль секунд».

— Я тоже, было дело, мерз на экваторе,— вспомнил доктор Алита.— А как-то раз закралась мысль: вдруг именно мне доведется отыскать сокровище Руминьяуи. Был такой великий патриот Эквадора, его зверски убили колонизаторы в 1535 году. Руминьяуи — на языке кечуа это означает «Каменный взгляд» — спрятал от испанцев несметные сокровища, которые не найдены и по сей день. А один раз меня пробрал настоящий страх. Было это возле часовни, поставленной в честь единственного чернокожего святого католической церкви — Сан-Мартина. Часовня стоит возле глубочайшего каньона. Есть поверье: если бросишь монету так, чтобы она, не касаясь стенок, упала в воду,— значит, вернешься в Эквадор. Я подошел к краю каньона и... пошатнулся. Бездна словно втягивала в себя. Голова закружилась, как будто вестибулярный аппарат отключился разом. Я преодолел себя, присел на корточки, нащупал в кармане монету, вытащил — и швырнул в пропасть. Наверное, чернокожий святой сжалился надо мной и поправил движение руки. Монета упала точно в воду...

Виталий Бабенко

Тиро Фихо

Невысокого худощавого парня по имени Мигель с черными как смоль, слегка вьющимися волосами я приметил в первый же день. И вот почему. На губах у него часто блуждала застенчивая улыбка, а глаза оставались грустными. Понаблюдав за ним, я решил, что Мигель стесняется своей хромоты и поэтому на пляже уходит подальше от всех. Да и в маленькой гостиной-столовой «Эксельсиора» он старался появляться попозже, когда там уже никого нет. Несмотря на громкое название, наш «Эксельсиор» был вовсе не чопорным отелем, а скромным пансионатом на мексиканском побережье с двумя десятками гостей, к числу которых вскоре присоединился мой знакомый, репортер Фернандо. Я мог только гадать, каким ветром занесло в это тихое пристанище неугомонного потомка майя, поскольку сам он лишь коротко сказал, что тоже приехал поработать. Впрочем, все выяснилось, когда он пришел обедать вместе с... Мигелем. Причем, судя по их оживленной беседе, они хорошо знали друг друга.

Когда я поднялся из-за стола, у дверей меня догнал Фернандо.

— Если хочешь услышать кое-что интересное, в девять приходи ко мне в номер,— заговорщически прошептал он, хотя столовая была уже пуста.

Конечно же, я был у Фернандо минута в минуту, настолько заинтриговал он своим загадочным поведением.

— Это мой советский коллега Андрее,— представил он меня устроившемуся в плетеном кресле Мигелю.— При нем можете рассказывать безо всякой боязни.— И, видя, что я теряюсь в догадках, пояснил: — Мигель из Сальвадора. Солдат Фронта (Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти.) . Лечился здесь после ранения.

Так вот откуда хромота! Правда, закрадывалось подозрение, что Мигель не здешний, а, похоже, из Центральной Америки, но определить по внешности, откуда именно, было сверх моих сил.

— Итак, Мигель, мы остановились на мартовском восстании восемьдесят второго года. После него ты ушел с партизанами в горы,— напомнил Фернандо.— Что было потом?

Как жаль, что я упустил возможность услышать от непосредственного участника о тех памятных событиях, когда отряды Фронта, переброшенные с горы Гуасапа, вели бои в самой столице Сан-Сальвадоре!

Мигель откашлялся, словно оратор перед выступлением, и хрипловатым голосом начал неторопливый рассказ:

— Тогда с партизанами ушли почти все члены университетской организации Союза коммунистической молодежи. Остаться в городе было равносильно самоубийству. Солдаты национальной гвардии расстреливали подозрительных прямо на улицах. А тех, кто попадал в руки секретной полиции, перед смертью ждали пытки. Выйти же на волю после ареста было все равно что пройти аки посуху озеро Илопанго. Поэтому в подполье отбирали самых стойких и опытных. Я тоже просился, но не взяли. Оказался «слишком заметной личностью»,— усмехнулся Мигель.— Хотя всего лишь занимался в университетском стрелковом клубе, пока его не закрыли, случалось, выступал на соревнованиях...

— Поэтому у партизан ты и получил имя «Тиро Фихо» (Меткий стрелок(исп.).) ? — перебил Фернандо.

— Нет, это произошло гораздо позже, после одной операции. А сначала был просто неопытным новичком, над которым посмеивались старые компаньерос. Да и немудрено. Хотя в университете я активно работал в Союзе коммунистической молодежи — вел агитацию среди студентов и в рабочих кварталах, распространял партийную печать, вместе с другими охранял выступавших на митингах руководителей компартии,— для партизанской жизни этого оказалось слишком мало. Пришлось учиться буквально всему, даже такой простой вещи, как ходить по тропинкам. Дело в том, что местные крестьяне при ходьбе ставят ступни на одной линии и протаптывают узкий желоб. Без привычки ни за что быстро по нему не пройдешь — ноги заплетаются...