Исповедь самоубийцы. От первого лица - Глеб Вербов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, не хочет, и не надо, да!
Я не понимал, почему врачи пустили всё на самотёк. Ведь человек явно сходил с ума. Наконец, Пётр предложил Алексею сходить покурить. Алексей, казалось, вновь обрёл способность соображать. Он снова начал собираться. Наверное, последняя надежда придала ему силы. Кое-как собравшись, они выдвинулись с Петром из палаты. Через некоторое время Пётр вернулся один с победоносным видом:
– Он сбежал! – удовлетворенно объявил Пётр мне, явно наслаждаясь моим изумлением.
– Как сбежал? Куда?
– Домой!
– Но ведь он ничего не соображает, он заблудится и погибнет!
– Ничего он не заблудится, – парировал Пётр. – Я у него спросил, как он будет добираться домой. Он мне всё рассказал – всё логично: номера маршруток, остановки… Это я ему помог, – с гордостью продолжал Пётр. – Вышли вместе на улицу покурить, охранник меня знает – я его сигаретой угощал. Вот, постояли, покурили, поговорили, а потом я просто вернулся один.
Я чувствовал, что Петра действительно переполняет чувство удовлетворения и гордости за свой поступок. Однако, я ему посоветовал помалкивать и больше никому об этом не рассказывать. А то ведь могут и привлечь, если с Алексеем что-то случится…
– Теперь с ним уже ничего не случится, – уверенно заявил Пётр.
– Да уж, палата № 6 полностью себя оправдывает, – подумал я. И даже не представлял себе, насколько я был близок к истине. А развязка была уже близко. Шестой день подходил к концу. Мне вдруг захотелось прогуляться на улице. Пётр спросил, не в магазин ли я собрался?
– Да нет, здесь во дворе погуляю, – ответил я. Мысль о том, чтобы оставить территорию больницы, для меня была пока слишком нова, к этому я ещё не был готов, даже несмотря на пример Алексея. Но тот – сумасшедший. А я – нормальный психически здоровый пациент, зачем мне бегать от врачей?
Я вышел во двор, нашёл тот самый “оазис”, где мы в последний раз стояли с женой, скрываясь от полуденной жары. Мне теперь казалось, что это место какое-то особенное, я словно опять услышал родной до боли голосок своей жены. От “оазиса” шла асфальтовая дорожка среди кустов. Это было единственная укромная аллея во дворе больницы, где можно было погулять, подумать наедине с самим собой. Я долго ходил по аллее, и вдруг мне пришла в голову мысль, что это аллея смерти. Здесь было удобно прощаться с белым светом, с природой. Конечно, я отнюдь не суеверен, но это место меня определённо чем-то притягивало. И я долго не мог нагуляться, надышаться, налюбоваться невзрачными на первый взгляд кустиками. Я фотографировал на телефон каждый листик и хотел успеть до темноты запечатлеть как можно больше этой красоты.
Когда стемнело, я вернулся в палату. Медсестра раздавала градусники. Я измерил температуру – 36,9.
– Странно, – подумал я. – Вчера у меня также было 36,9. И позавчера.
Заинтересовавшись этим вопросом, я быстро нашёл разгадку – градусник мне дали неисправный.
Я подошёл к столику медсестры, на нём в коробке лежали лишние градусники. Я взял один из них и измерил температуру – 37,5. Мне стало ясно, что меня обманывали всё это время. А если обманули в одном, то значит могли обманывать и в чём-то большем. Нет, я, конечно, понимаю, что они это делали из самых лучших побуждений. Хорошее настроение, естественно, ускоряет процесс выздоровления. Но, если обманывать, то не так топорно, иначе, в случае раскрытия обмана, эффект будет прямо противоположный. Для меня это была та самая медвежья услуга. Если не уверены, что сможете обмануть данного конкретного пациента – лучше и не пытаться.
Между тем приближалась моя шестая ночь. Или третья – с начала проявления у меня сильных побочных эффектов. Также отмечу, что у меня до сих пор не было стула, а его возобновление – очень важный признак успешности операции.
Состояние, в котором пребывал я в результате действия антибиотиков, характеризовалась, помимо всего прочего, также обострением восприятия мира. Я чувствовал, как растёт напряжение и внутри меня, и снаружи. Я был уверен, что этой ночью решится очень многое. Далее я привожу свои наблюдения и ощущения, которые испытал в ту ночь.
Это была моя судная ночь. Обычно открытые окна в коридоре были закрыты. Надвигался шторм, несмотря на полный штиль на улице. Этот шторм должен был произойти здесь – внутри меня самого. Скомканная салфетка на моей тумбочке ассоциировалась у меня с белой розой, мои чувства были обостренным до предела. Поздно вечером пришла медсестра и спросила, кому нужно обезболивающее? Я, как всегда, отказался. Однако, она сказала, что мне нужно вколоть ещё какое-то лекарство. Скорее всего, мне сделали укол успокоительного. Потому что на некоторое время я почувствовал тепло и покой, разливающиеся по всему телу. Возможно, я даже уснул на некоторое время. А далее началось самое интересное. Помню, как я, скорее всего во сне, разгуливал по больнице и где-то ещё. Но теперь я везде, на каждом шагу, видел доказательства существования Разума гораздо более мощного, чем мой (хотя, кто б сомневался…), но обладающего теми же критериями красоты, оригинальности, даже юмора.
Я только успевал восхититься одним доказательством, как мне тут же показывали следующее. Через какое-то время я уже сам себя спрашивал с иронией:
– Ну, что? Сколько тебе ещё нужно доказательств?
Я понял, что это делалось для того, чтобы у меня не осталось страха смерти. Хотя, помню, что, несмотря на все эти замечательные доказательства, я всё же немного побаивался “отдать концы насовсем”, по меткому выражению Высоцкого. После страха перед смертью у меня ещё оставалось обычное любопытство. Ситуация, в которой я оказался, напоминало фильм с оригинальным сюжетом и непредсказуемым концом. И чем дальше, тем интереснее. Самое обидное то, что я сейчас не могу вспомнить ни одного доказательства, которые мне тогда демонстрировались (от слова демон?). Помню лишь мои чувства. Эти чувства, наверное, испытывает каждый учёный, которые вдруг видит какое-то чудо. Или делает какое-то открытие. Это самые сильные чувства, с которыми сравниться не может ничто другое даже близко. Те, кто ни разу в жизни не испытывал таких чувств, к сожалению, не смогут этого понять. Это чувство причастности. Причастности к самой великой тайне нашего бытия. Прикосновение к этой тайне. Прикосновение к бессмертию. Это действует как лучшая анестезия. Недаром ученые зачастую жертвуют своей жизнью ради всего лишь одного такого прикосновения к Истине.
Только я закончил это предложение – взглянул