Исповедь самоубийцы. От первого лица - Глеб Вербов

Вернувшись как-то в палату, я обнаружил в ней нового пациента. Это был пожилой худощавый мужчина лет 65, чем-то похожий на актёра Панкратова-Чёрного. Он смиренно лежал на койке, и я бодро приветствовал его, представившись: – Глеб.

– Алексей, – протянул с готовностью он мне руку.

Я спросил его, с каким диагнозом он здесь очутился.

– Не знаю, – ответил Алексей. – Врачи ничего не говорят. Просто мне не хватает воздуха.

– Так может это коронавирус, – опешил я.

– Нет, я закодирован…, привит то есть.

– Ну, чтобы там ни было, здесь всё вылечат, – постарался обнадёжить я новенького.

В этот четвёртый день моего пребывания в больнице мне ещё не разрешали принимать еду, можно было только пить воду. Но мне почему-то не хотелось есть, тем более, я убеждён в том, что иногда посты и голодание весьма полезны. Поэтому и не чувствовал себя в чём-то ущемлённым. Алексею еды также пока не полагалось. Видимо, до выяснения диагноза. Но Алексей похоже, не был настроен на долгое пребывание в больнице. Вечером он спросил у меня:

– Глеб, отсюда можно уйти?

Этот вопрос вызвал у меня изумление:

– Зачем? Алексей! Ведь вас ещё не вылечили! И даже ещё не начинали лечить! Вы лучше успокойтесь, поспите. Врачи знают, что делают!

Алексей, казалось, успокоился. Смиренно опустил голову на подушку, закрыл глаза. Я тоже улёгся и начал настраивать себя на сон. Но уже несколько дней, точнее, ночей подряд я долго не мог заснуть, видимо, проявлялись побочные эффекты антибиотиков. И, спустя немного времени, я увидел, как Алексей поднялся с кровати и босиком пошёл из палаты. Чем-то мне это напомнило сцену из “Вия” Гоголя, когда из гроба поднялась ведьма и стала босиком разгуливать по церкви. Я понял, что Алексей не в себе, и решил сразу обратиться к дежурному врачу. Через некоторое время Алексея привели обратно в палату.

– Да-а, – бормотал он, – здесь охрана!

Больше той ночью он не пытался сбежать.

Ночь у меня была тяжёлая, давление поднялось, сердце билось, лицо, особенно под глазами, немного опухло. Утром я пожаловался врачу, и метрогил мне отменили. Но, как оказалось, было уже поздно. Побочные эффекты ещё не достигли своей кульминации. И прошедшая ночь была самой спокойной из последующих ещё двух, точно, как в рассказе “Вий” Гоголя. В этот день мне впервые за пять дней позволили есть, настроение было приподнятое, несмотря на тяжёлую ночь. Алексею прямо у нас в палате весь день переливали кровь. Оказалось, у него был низкий гемоглобин – всего 50. От кого-то я услышал, что это – онкология.

Когда я только поступил в больницу, перед операцией врач мне сказал, что дней через семь меня уже выпишут. До этого срока оставалось всего 2 дня, поэтому я решил, что нужно уже готовиться. И при встрече с Дмитрием Семёновичем – моим лечащим врачом – уверенно спросил его, когда меня выписывают? На что получил жёсткий и краткий ответ:

– Не ранее следующей недели.

– То есть в понедельник? – всё ещё с надеждой спросил я.

– Не ранее следующей недели, – ещё более жёстко ответил Дмитрий Семёнович. – А что вы хотите? У вас гангренозный аппендицит, – добавил он и скрылся в кабинете.

Я знал, что “гангренозный” означает то, что нервные клетки погибли. Именно поэтому я не чувствовал сильной боли в самом начале приступа, и это чуть не привело к гораздо большей проблеме из-за откладывания обращения в скорую. Но ведь после операции и мне, и жене хирурги сказали, что у меня всё чисто! Выходит, не всё! Настроение было подавлено, однако, я быстро взял себя в руки. Ну, бывает. Хорошо хоть, что тянуть не стал. Хотя, мог бы обратиться в скорую ещё раньше на один день. Но ушёл с головой в работу. И только на следующий день, в субботу, нашёл время всерьёз задуматься о проблеме, видимо просто потому, что это был выходной (на моё счастье).

Днём ко мне в очередной раз прилетала жена. Она весело – мне даже показалось как-то чересчур весело – щебетала и была похожа на райскую птичку, залетевшую в преисподнюю. Я её не пустил в палату, так как ещё опасался, что у Алексея мог быть коронавирус, и вывел её из больницы на свежий воздух. Там вовсю палило августовское солнце, и я потащил жену в единственный в этом дворе оазис из 3 вязов, которые давали хоть какую-то тень. Здесь жена расщебеталась ещё сильнее и хотела меня поцеловать.

Пришлось прочесть ей лекцию о том, что такое коронавирус, пути его передачи, и что мы находимся в изнанке мира. Здесь всё не так красиво, как снаружи, и всё наоборот: кто любит – тот не целует, а кто целует – тот не любит. Ведь это может стать поцелуем смерти. Короче, прокатило. Тем более, жена хорошо знает меня и мои заскоки. Когда она, нащебетавшись, упорхнула из этого адского места, я вернулся в палату.

В палате было весело. Алексей всё также лежал под капельницами, а Пётр поздравлял его со скорым окончанием переливания крови:

– Ну что Алексей! Хотя, ты, наверное, уже и не Алексей, а какой-нибудь Василий Иванович. А возможно, что и вообще Мария Ивановна. Ну, ничего, скоро мы это узнаем. Фигура должна измениться.

Далее шли подробности, что именно должно у Алексея измениться, превратившись он в Марию Ивановну. Алексей с опаской щупал себя, облегченно вздыхая, когда очередное предсказание новоявленного оракула не сбывалось. Но к вечеру, видимо от переливания крови, у Алексея обострились признаки старческого слабоумия – речь стала путанной. Он долго искал свой телефон, причём в самых неожиданных местах, где телефон никогда бы не смог оказаться, например, в кровати Петра. Петру стало не до шуток – он предложил мне по очереди дежурить ночью. В тот момент нас в палате осталось трое. И я, как мне казалось в шутку, ответил:

– Пётр, понимаешь, в этой палате нормальным остался только ты один.

По-моему, шутку он не оценил.

Тем временем наступил вечер… Алексей, по своему обычаю, начал собираться домой. Я, преисполненный чувством гуманности, стал было снова убеждать Алексея довести лечение до конца.

– Да отстань ты, – вдруг услышал я от этого скромного вежливого человека, но только в более сильной форме. Надо сказать, мат, особенно в отношении себя, я не переношу. Человека, оскорбившего меня, тем более не за что, я просто перестаю замечать. Поэтому я подумал: – Ну и чёрт с тобой. – И молча закрыл глаза.

Алексей, собравшись, вышел из палаты. Я уже никого не звал. Однако, уйти далеко Алексею не удалось и в этот раз – на вахте его задержал охранник. Так что и в эту ночь наши ряды не поредели.

Настал 6-й день моего пребывания в больнице. У