Последние из свободных - Гарет Паттерсон

Меня удивило, как, несмотря на столь жестокие раны, павианиха, как когда-то генетта, повернулась к Рафики и предприняла дерзостную попытку броситься на нее, обнажив свои острые зубы. Рафики одним прыжком отскочила в сторону. Тут павианиха заметила мое присутствие и повернулась с тем же жестом ко мне. Я тоже отступил, и отнюдь не из любезности к Рафики – раненый и разъяренный павиан представляет собой жуткое зрелище, и я знал, сколь страшное оружие его зубы: бывали случаи, когда павианы рвали на части атаковавших их собак.

Павианиха снова медленно взобралась на дерево и, подтянувшись, тяжело осела на ветвях. Рафики встала на задние лапы, все больше нагоняя страху на слабеющую жертву. После, увидев, что Рафики теряет интерес к обезьяне, я пристрелил ее, мотивируя свои действия тем, что пусть лучше умрет мгновенной, чем медленной и мучительной смертью. Зато тушка обезьяны послужит львам ознаменованием удачной, успешной охоты.

Как только обезьяна рухнула на землю, Рафики подскочила к ней и инстинктивно вцепилась в нижнюю часть позвоночника – этот рывок был чем-то вроде "выстрела милосердия". Тут, тяжело дыша, подбежали Батиан и Фьюрейя – очевидно, вернувшись после преследования остального стада. Заметив братишку и сестренку, Рафики тут же схватила павианиху за шею и оттащила в кусты. Ее приглушенное рычание явно давало понять брату и сестре, что делить с ними добычу она вовсе не собиралась. Затем она принялась инстинктивно терзать покрытую длинной шерстью шкуру павианихи – это продолжалось сорок пять минут, после чего она приступила к еде. Я сидел рядом и наблюдал за ней, и вдруг Рафики неожиданно бросила добычу, оставив долю Батиану.

Павианы отнюдь не являются излюбленной добычей львов. Но коль скоро возникла такая ситуация, я быстро сообразил, что мои подопечные будут использовать любую возможность поохотиться за павианом, тогда как я рассматривал сегодняшнюю добычу лишь как практическое занятие. Но в ряде случаев, когда мои львы добывали павианов, они обгладывали их до костей.

Инцидент с обезьяной напомнил мне случай, свидетелем которого я когда-то стал в Тули: три львицы подстрекали к атаке на павианов своих подросших детенышей. И в этом случае львицы инспирировали нападение исключительно с целью дать урок своему потомству. Когда львицы с детенышами настигли стадо и окружили его, взрослые мамаши отошли в сторону, дав возможность своим чадам вырваться вперед и атаковать.

В результате львята убили четырех детенышей павианов, но, в свою очередь, были здорово напуганы вернувшимися взрослыми павианами. Те отогнали их от невысоких деревьев, на которых гроздьями повисли самки и детеныши. Как только львята отступили, пленники попрыгали с деревьев и кустарников и скрылись в подлеске.

Еще одним животным, которого мои львы часто преследовали в эти первые недели, оказался варан. В заповеднике водятся два вида этих крупных ящериц – нильский варан, любящий воду, и скальный варан, который попадался львятам чаще всего. Взрослые особи достигают полутора метров в длину и, если к ним приблизиться, могут здорово огреть хвостом. Охота на этих ящериц велась лишь как практическое занятие – я ни разу не видел, чтобы мои львята пытались их есть.

Как-то вечером дорогу моим львятам перебежал варан, который затем залез на небольшое дерево. Подпрыгнув, Фьюрейя стащила его с ветки. Как только ящерица оказалась на земле, к ней подскочила Рафики и впилась в нижнюю часть позвоночника. Все трое сцепились не на шутку, и тут варану удалось отомстить противнику. Рафики взяла голову варана в пасть, а тот немедленно схватил ее зубами за язык. Она пыталась тащить ящерицу за тело, но та держала мертвой хваткой, причиняя невыносимую боль. Я же наблюдал, как Рафики высовывала язык, с которого, покачиваясь, свисал варан, а затем втягивала его, и треть варана исчезала в ее пасти.

Напуганная львица пыталась громко рычать, но из-за того, что в пасти у нее находился варан, издавала странные, никогда не слышанные мной звуки. Потрясенные таким рычанием Фьюрейя и Батиан оглядывались, думая, что сюда забрели чужие львы; Батиан даже отскочил в сторону посмотреть. Прошло еще пять минут, прежде чем Рафики удалось освободить от варана свой кровоточащий язык. Оставив ящерицу на земле, она тут же отбежала и заковыляла к воде, где находилась Фьюрейя. Батиан почему-то вернулся к ящерице, схватил ее и отнес к воде. Бросив ее там, Батиан попил и оставил рептилию в покое.

В другом случае от варана здорово досталось всем троим. Когда мои львы окружили эту ящерицу, она приобрела необычно угрожающий вид. В ответ на попытки хватать ее лапами ящерица била противников хвостом, как кнутом, а дальше началось такое, чего я прежде никогда не замечал за варанами. Метровая ящерица прыгала вперед-назад, разинув рот, и кусала львов за лапы и за морды. Поведение ящерицы настолько потрясло их, что начались стычки и между ними самими. Когда кто-нибудь из них задевал мой ботинок или приклад ружья, он отскакивал в сторону, думая, что это ящерица. Конфронтация продолжалась минут двадцать, пока пробегающее стадо зебр не отвлекло внимание львов, и тогда варан был отпущен с миром.

Еще одним необычным существом, на которое мои львята были не прочь поохотиться, оказалась черепаха. Я не раз видел, как то один, то другой из них принимал охотничью позу, опуская голову. Я, конечно, вглядывался вперед, чтобы увидеть, какую же добычу они учуяли. Лев неизменно полз вперед, затем рывок – и вот он замер на одном месте. "Очередная черепаха", – думал я.

Львы пытались обгладывать, а иногда и прокусывали твердый черепаший панцирь. Иногда львы заигрывали с черепахой, глубоко убиравшей голову в панцирь, а затем, если что-то их отвлекало или они теряли интерес, отпускали. Многие оставались после этого совершенно невредимыми, если не считать нескольких царапин на панцире.

Шагая дальше, я представлял себе этот инцидент с точки зрения черепахи. Ползет себе, одной ей ведомо куда; голова всего в какой-нибудь паре дюймов над каменистой почвой. Вдруг на нее налетает черная тень, и, едва черепаха убирает голову и лапы под крышу панциря, кто-то наваливается со страшной силой. Спрятавшись под панцирем, она чувствует, как кто-то тащит ее за ноги, бесцеремонно волочит по земле и переворачивает на спину. Проходят минуты, и черепаха, необъяснимо как, оказывается в нормальном положении и оставлена в покое. Тогда она осторожно высовывает голову, затем ноги и оглядывается вокруг. Убедившись, что опасности нет, она снова пускается в путь. Поскольку черепаший век долог, такое в их жизни случается, вероятно, не раз. Представьте же себе, как такая много повидавшая на своем веку черепаха бурчит, словно почтенный прадедушка на расшалившихся правнуков: "Ах вы, львята, такие-сякие, холеры на вас нету!" – и продолжает свой путь.

Эти первые дни походов со львами по Тули стали хорошей школой не только для Батиана, Фьюрейи и Рафики, но и для меня самого. Будучи, как человек, в привилегированном положении по сравнению с несмышленышами в дикой природе, я становился свидетелем уникальных случаев взаимоотношений между львами и их добычей, а также узнал о многих аспектах поведения львов.

Когда жара становилась невыносимой, мы со львами устраивались на отдых, где только находили тень. В течение этих нескольких самых жарких часов я вел записи, занося в блокнот свои наблюдения за "возвращением львов в родную стихию". Однажды, когда я вот так же лежал бок о бок со львами в тени и вел свои записи, произошел довольно забавный случай со слоном…

Мы четверо – я и трое львов – отдыхали в тени большого дерева. Рядом находилась впадина, недавно заполнившаяся свежей дождевой водой. Когда я перевернул страничку, я заметил, что Фьюрейя, которая находилась по соседству со мной, медленно перевернулась на спину с таким ленивым блаженством, как это, по-моему, свойственно только львам. Задрав лапы кверху, она выставила на обозрение свое белое пузо. Внезапно ее расслабленное состояние сменилось напряженным, и она тревожно вытянула голову в направлении впадины с водой. Одним движением она вскочила на все четыре лапы и замерла, напряженно всматриваясь вперед. Ее поведение встревожило Батиана и Рафики, проснувшихся, как по команде.

Там, у впадины с водой, в менее чем четырнадцати метрах от нас, неподвижно стоял молодой слон-самец. Казалось невероятным, что слон подошел так близко. Я ничего не слышал, когда он приближался, – слоны умеют так тихо пробираться сквозь африканские кустарники, что некоторые местные племена прозвали их "серыми духами".

Сидеть под деревом, уставясь на слона, было не очень-то уютно. Моя реакция была моментальной, инстинктивной и продиктована мотивом самосохранения – я дал стрекача. Блокнот выпал у меня из рук, и налетевший ветер подхватил оторванные странички, как большие конфетти. Добежав до небольшого ручейка, я остановился и оглянулся. Батиан, побежавший вслед за мной, остановился рядом и глядел на слона. Рафики находилась между слоном и Фьюрейей, которая стояла неподвижно там, где всего каких-нибудь несколько секунд назад мы мирно отдыхали.