Пирамиды роста - Мария Ивановна Арбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я внизу на площади раненых перевязывала, – сказала Валя.
– А кто ж тебя командировал? – присвистнул Горяев.
– Сама.
– Сама? Потом расскажешь. – И Горяев скомандовал: – Ваня, покажи кабинет.
– Чей? – спросила Валя.
– Вице-премьера, – ответил молодой человек.
– А вы не вице-премьер?
И мужчины захохотали.
– Я – помощник, – объяснил молодой человек, – пропуск вам делал.
За новой дверью нарисовался огромный кабинет с таким огромным столом, что на нём можно было демонстрировать одежду, как на подиуме. А сзади кабинета – комната отдыха с диванчиками и креслами, туалет и душевая. И всё это безвкусно и неуютно.
Зашли ещё в один кабинет. Там было то же самое, но на порядок круче и немного другая планировка. В одной из комнат за накрытым столом что-то отмечали секретарши с помощниками. Предложили чокнуться.
– Выпей глоток, – шепнул Горяев.
Валя взяла чистую рюмку, протянула громогласному пожилому человеку, разливающему напитки.
– На весу не наливают, плохая примета, нас Труба так учит.
– Труба – это кто? – спросила она.
– Это ЧВС, – ответил Горяев.
– А ЧВС – это кто?
– ЧВС – это Черномырдин Виктор Степанович. Прости, заработался, говорю на фене. Пошли в буфет.
После рюмки шампанского на голодный желудок стало не так страшно, хотя и непонятно, зачем Черномырдину придумали столько кликух. Буфет смотрел стеклянными стенами на Краснопресненскую высотку. Внизу виднелся парк, полный кипящей молодой зелени, утыканной красными транспарантами.
– Откуда там красное?
– Коммуняки устроили кладбище по погибшим во время путча. – Горяев наставил перед Валей закусок и сладостей.
– А ты не коммуняка?
– Я партбилет перед камерой не сжигал, ласточка моя, но хочу видеть Россию реформированной. – Зазвонил сотовый, и Горяев ответил: – Не надо Ушастика. Ушастик перебежал к нам, как только «Выбор России» пошёл на дно. Бегает из блока в блок как… сам понимаешь кто.
– Ушастик – это кто? – спросила Валя, когда он закончил говорить.
– Это маленький Рыжков, – ответил он устало.
– Что значит «маленький Рыжков»?
– Есть большой Рыжков. А есть маленький.
– А большой – это кто?
– Большой – это «плачущий большевик», – ответил он уже раздраженно, понимая, что ничего до конца не объяснит. – Прости, разучился говорить по-людски, только на сленге.
– И про партбилет не поняла.
– Марк Захаров сжёг партбилет в прямом эфире и сразу же огрёб за это звание народного артиста. Почему не ешь?
– Этот Белый дом строил архитектор, который не любит людей. – Валя стеснительно ковыряла вилкой салат.
– Точно. Здесь дико темно, и после двух у всех болит голова, – пожаловался он. – Но в Думе не лучше.
– В таких нездоровых условиях решения про нас принимаете? – возмутилась Валя.
– Смешная ты моя!
– Почему не звонил?
– Зачем, если нет возможности увидеться?
– Чтобы услышаться…
У него снова зазвонил сотовый.
– Горяев. Да знали мы всё это полгода тому назад! Секрет Полишинеля, мать их! – сказал он в трубку. – Передай, что мы отрежем ему нефть по самое «ай-яй-яй». А «Лукойлу» скажи, пусть идёт лесом. Конец связи.
– Думала, на дачу повезёшь, – сказала Валя. – А комната отдыха и душ в кабинетах для этого?
– Для этого не нужны комната отдыха и душ. Достаточно ключа, запирающего кабинет. Комната отдыха, чтоб замертво не упасть.
Снова зазвонил сотовый.
– Горяев. При чём тут я? «МММ» не госбанк, а инвестиционная компания. Я тебя уговаривал вкладывать туда деньги? Свои деньги и свою жену сторожи сам! – Он швырнул сотовый. – Бараны! Чистые бараны!
– А зачем вы рекламу «МММ» по телевизору показываете? Мавроди людей обокрал, а теперь в Думе с тобой сидит, – упрекнула Валя.
– Государство не несёт ответственности за рекламу на телевидении.
– А кто несёт?
– Суд, который у нас пока не отрос. Телеканалы неуправляемы, любой может смешать президента с дерьмом.
– Телевидение круче вас? – недоверчиво уточнила Валя.
– В чём-то да.
– Почему тебя раньше по телевизору не видела?
– Не люблю, но перед выборами надо мелькать. Отказался бы, тебя бы не встретил!
Валя смутилась и поменяла тему:
– Как там мои пациентки в министерстве? Лютина и Игоревна.
– Игоревна дом на Кипре намухлевала, теперь там розы сажает. А Лютина на боевом посту, мышь не проскочит. Лучше расскажи про себя. Только всю правду.
– Говорят, в женщине должна быть загадка… – замялась она.
– Зачем нам загадки? Мы с тобой и так из-за Игоревны девять лет потеряли.
Рядом с ним Валя совершенно забыла, что сидит в буфете Белого дома, а вокруг торопливые озабоченные люди. Виктор был таким родным, желанным и надёжным, что казалось, отгородил её от всего мира. Она набрала воздуху в лёгкие и монотонно перечислила:
– Медучилище, первый брак ради московской прописки. Ушла от него к режиссёру Лошадникову. Надоела Лошадникову, вышла за артиста Лебедева.
– Это такой сказочный богатырь?
– И сказочный алкоголик. Ушла от него, сделала аборт. Болела после этого. Сняла у одной женщины комнату, она меня вытащила, в твоё министерство устроила. Другая женщина мне мозги на место поставила. Потом заработала на квартиру, выучилась на целительницу, забрала мать в Москву, удочерила девочку-наркоманку… Всё!
Говорила и удивлялась, почему при своей закрытости так легко выложила ему всё. Даже не заметила, что не сказала про смерть отца. Словно его никогда и не было.
– Для такого послужного списка ты слишком светлая, – заметил он.
– Это благодаря бабушке!
– А я родился на Гоголевском бульваре. Отец преподавал в бывшей медведковской гимназии математику, а потом строил первую очередь Сегежского ЦБК на берегу реки Выг.
– Был учителем, стал строителем?
– Был учителем, стал зэком Белбалтлага. Мама, медсестра, как и ты, поехала с нами маленькими за ним в Карелию. Там за кадры боролись, взяли её на работу, хоть и муж в лагере. Народу мало, все свои, умудрялась получать свидания с отцом, подлечивать его. Сестра старше меня, учительница, как отец. Умерла от рака. Похоронена в Сегеже, как и мама. На камнях.
– На камнях? – эхом отозвалась Валя.
– Там лес, озеро и камни. А слово «Сегежа» по-карельски знаешь, что значит?
– По-карельски? – у неё аж перехватило дыхание.
– Чистая, светлая… аккурат для лагерей! Я школу закончил с золотой медалью, спортсмен, комсомольский лидер. Вернулся в Москву в оттепель. МГУ, Высшая партийная школа при ЦК, Академия общественных наук при ЦК. Дальше – с культуры на чёрную металлургию, со здоровья на строительство. Когда с тобой познакомились, был одним из самых молодых министров. Потом в Думу пошёл, сейчас новую партию создаём. Всё.
– Про Карелию потом спрошу, сперва про жену.
– Она красавица. Дочка важного чиновника.
– Брак по расчёту? – скривила губы Валя.
– Совпало, – обезоруживающе улыбнулся он.
Когда вернулась из Белого дома на работу, поняла, что не видела ничего, кроме его лица, его рук. Даже не могла сказать, какого цвета на нём
