Церковь воинствующая - протоиерей Владимир Чугунов

Батюшка встретил их на пороге своей кельи. Назвав девочку по имени, хотя видел её первый раз в жизни, он возложил ей на голову руку, затем благословил и её, и мать, и помолился вместе с ними. На другое утро молился опять. Потом помазал ноги ребёнка маслом из горящей перед образом Смоленской Божией Матери лампадки и, благословив ещё раз обеих, отпустил, сказав, что будет молиться.

На половине пути Танечка вдруг попросилась с рук на землю. Горько сделалось матери от этой её просьбы. Она заплакала, но всё же опустила девочку на землю. Однако, к великому своему удивлению, увидела, что дочь, слабо шевеля ножками, поползла. Когда девочка устала, мать опять взяла её на руки. И так ещё несколько раз по её просьбе опускала на землю, и с каждым разом девочка всё лучше и лучше владела ногами. Когда же они, наконец, добрались до Курмыша, девочка уже твёрдо стояла на ногах и сама вошла в дом. Радости родительской не было предела. Весть мгновенно облетела весь город, всю округу.

Практически, в то же время у рыбака Луки Шулаева случилась беда – глубоко в руку вошёл крючок. Рука разболелась, распухла. Родные гонят Луку к доктору, а он всё – ладно да ладно, само пройдёт. И дотянул – стало ему совсем плохо. Пошёл он к доктору, а тот, глянув на руку, сказал, что уже ничем помочь не может. Тут уж Лука не на шутку перепугался – неужели конец? Не долго думая, собрался – и бегом в Бортсурманы. Пришёл к отцу Алексию, плачет, жалится, просит помочь. Батюшка помолился, помазал палец маслицем. Ступай, сказал, с Богом. И в ту же ночь снится Луке, подбежала к нему огромная крыса и выгрызла больное место на руке. Проснулся он совершенно здоровым.

А вот у крестьянки Зиновии из деревни Лисья Поляна пять лет болели нога да бок. Ходила она к отцу Алексию несколько раз. Он молился над ней, благословлял, и она выздоровела. Вскоре она вышла замуж и дожила до глубокой старости.

Крестьянин Нижегородской губернии Сергачского уезда села Ожгибовка Алексей Шляпников уже несколько месяцев страдал болезнью, от которой всё тело его скрючило. Знакомая женщина посоветовала обратиться за помощью к отцу Алексию. Родные погрузили мужика на телегу и привезли в Бортсурманы. Батюшка оставил больного у себя, сказав родным, что даст знать, когда за ним приехать.

Через неделю прибыл в Ожгибовку нарочный. Приехав в Бортсурманы, Шляпниковы застали Алексея совершенно здоровым. По дороге родные стали любопытствовать, как было дело, на что Алексей с радостью рассказал, что батюшка никаких лекарств ему не давал, а только молился, читал над ним какую-то книжку и три раза в день благословлял.

А другой раз привезли в Бортсурманы бесноватого, здоровенного, высокого роста мужика, связанного по рукам и ногам железными цепями. С ним вместе приехали отец и брат. Остановились в избе неподалёку от дома священника. Укладываясь спать, родные, помимо цепей, скрутили бесноватого ещё и веревками, привязав их конец к крюку в матице. Ночью все проснулись от шума и крика. Бесноватый разорвал и цепи, и верёвки, и четыре мужика едва-едва смогли справиться с ним и снова уложить на лавку. Утром отец с братом повели болящего к отцу Алексию. Как рассказывали они потом, отец Алексий положил его на пол, им приказал стать по правую руку, а сам начал читать молитвы над больным, потом благословил и велел привести на другое утро. Уже после молитвы больной сделался тихим и ночью не бушевал. На другой день отец Алексий опять положил его на пол, но не молился, а только поставил на грудь икону Смоленской Божией Матери, потом благословил и отпустил с миром. Перед выездом из Бортсурман с бесноватого сняли в кузнице кандалы. Домой он отправился совсем здоровым.

И вообще много бесноватых возили со всех сторон к отцу Алексию, и все они выздоравливали по его молитве. Один бесноватый купец, которого привезли издалека и который выздоровел по молитве отца Алексия, в благодарность о своём исцелении пожертвовал в Бортсурманскую церковь чугунный пол.

Был отец Алексий не только целителем, но и прозорливцем.

Однажды бортсурманскому помещику Пазухину пришлось уехать по делам в Москву, и долго не было от него никаких известий, так что жена, Елизавета Николаевна, стала тревожиться. Жили они душа в душу. Прежде, когда муж бывал в отлучке, то писал ей часто, а тут нет писем и нет. Елизавета Николаевна не знает, на что и думать – не заболел ли, не случилось ли чего. И раз в таких думах застал её отец Алексий. Она очень обрадовалась, стала повествовать ему о своих переживаниях, а он будто и не слышит. Говорит:

– Вы о Екатерине Николаевне не горюйте, довольно она пострадала, пришла ей пора и отдохнуть.

А Екатерина Николаевна была родной сестрой Елизаветы Николаевны и жила в Москве. Батюшкины слова, разумеется, удивили Пазухину.

– А что это вы, батюшка, говорите про Екатерину Николаевну, как про покойницу? Здоровье у неё, конечно, и всегда было неважное, но, слава Богу, она жива.

А батюшка ей опять:

– Да-да, много она помучилась, но теперь отдохнёт. А Вы не горюйте.

С тем и ушёл.

И осталась бедная барыня в ещё большей тревоге – к переживаниям о муже прибавилось ещё беспокойство о сестре. А вскоре и письмо от мужа пришло. Оказывается, не писал потому, что, как думал, скоро вернётся, но задержала Екатерина Николаевна. Когда он прибыл в Москву, она хворала. Все думали, поправится, а она вдруг умерла. И умерла-то как раз в тот день и час, когда отец Алексий приходил.

У помещика Шипилова жила в усадьбе птичница Пелагея Тюрина. Её муж, Гаврила, был человеком жестоким и постоянно бил жену. И сама Пелагея и видевшие всё это безобразие соседи были уверены, что он когда-нибудь её убьёт. Как-то в отчаянии пришла она просить заступничества у отца Алексия. Помолившись вместе с нею, батюшка отпустил её с миром, сказав, чтобы она больше не беспокоилась, муж её больше не тронет. Ко всеобщему удивлению несколько дней подряд прошли спокойно. Потом приехал барин и вызвал к себе Гаврилу. Вышел он на себя не похожий – бледный, глаз не смеет поднять. Пелагея даже обмерла от страха. Ну всё, подумала, сейчас станет бить, но муж не тронул её. Со страхом ждала она ночи, думая, что тогда уж точно ей смерти не миновать. Но и ночь прошла без побоев. А также и все последующие дни. И так до самой смерти, как и предсказывал отец Алексий, муж; ни разу больше не обидел её.

Бортсурманская крестьянская девушка Евфимия Аникичева собралась как-то идти в Киев на богомолье и пришла к отцу Алексию за благословением. Он сказал, что во время путешествия ей придётся нести тяжкий крест. Её это так напугало, что она подумала отказаться от путешествия, но отец Алексий уговорил её не отступаться, надеяться на помощь Божию, уверяя, что это не последнее её паломничество, и что она потом ещё раз побывает в Киеве. Доверившись батюшкиному слову, Евфимия благополучно дошла до Киева. А на обратном пути разболелась. Больную, измученную, её никто не хотел принимать, когда она просила крова и отдыха. Лишь в одном месте ей дали кров на три недели. А через три недели, будучи ещё очень слабой, она пошла дальше и, как сама рассказывала потом, порою целыми днями лежала возле дороги, подчас продвигаясь даже ползком. Но до Бортсурман всё же дошла, а позже и в самом деле ещё раз побывала в Киеве.

После своего паломничества Евфимия частенько посещала отца Алексия – когда дров ему принесёт и печь истопит, а когда и полы и в его келье и во всём доме намоет. Как-то заметив на одежде отца Алексия кровь, Евфимия забеспокоилась – откуда бы. Под кроватью отца Алексия всегда лежал какой-то предмет, тщательно закрытый дерюгой. Мучимая любопытством, однажды, когда отец Алексий вышел на волю, чтобы не мешать ей прибираться, Евфимия развернула посмотреть, что это такое. Под дерюгой оказался плоский валун. «Так вот обо что батюшка разбил в кровь колени!» – подумала она. Поражённая увиденным, она окутала камень и уже хотела выйти, когда в келью вошёл отец Алексий, и с порога стал мягко выговаривать ей: «Знаешь ли ты, Евфимьюшка, что любопытство – большой грех? Никогда не следует тайком пытаться узнать то, что скрывают», – и строго-настрого наказал ей никому не рассказывать о том, что видела, до самой его смерти.

Курмышская мещанка Наталья Григорьевна Кузнецова рассказывала, что незадолго до своей смерти её мать, Ульяна Лукинична, решила посетить отца Алексия. Он, хотя и видел её в первый раз, тут же обратился к ней по имени: «Ульянушка, поберегись, смерть твоя на пороге». И в самом деле, вскоре после этого она вдруг внезапно скончалась от удара.

Одна старушка из деревни Козловки пришла как-то Великим постом ко всенощной в Бортсурманы. Стояла большая распутица. И она попросилась у отца Алексия на ночлег. Поскольку в доме места не было, отец Алексий устроил её в своей келье. Ночью она проснулась. В келье было почти темно, свет от лампадки выхватывал из мрака образ Смоленской Божией Матери, перед которым отец Алексей всё клал и клал поклоны. «Уж на что продолжительны Великопостные службы, а батюшка и ночью себе покою не даёт», – подумала она. С тем и заснула опять. Проснувшись другой раз, видит, что вся келья залита каким-то необыкновенным светом, и сам отец Алексий, стоя на воздухе с воздетыми руками, тоже весь светится. Старушка от страха закричала. Свет тут же исчез. Подойдя к старушке, отец Алексий стал успокаивать её. «Никому, – наказал ещё, – об этом не говори». И долго хранила она молчание, лишь после батюшкиной смерти стала рассказывать об этом близким людям.