Каурай. От заката до рассвета. Часть 2 - Александр Артемов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Напомнить, как ваша ватага брата моего кошмарила? Только за то, что он отказался воеводинские поборы выплачивать? — сощурил он несколько косящий глаз и встряхнул голову Ермею. — А мы-то тут все помним! И плетки тоже хорошо запомнили. Он и жинка его с детишками, сохрани их Спаситель на том свете.
Ермей зло скрипнул остатками зубов, но чуть приподнял голову, словно пытаясь выговорить нечто тому на ухо. И когда клыкастый мучитель чуть склонил рога, чтобы расслышать едва слышимый говор, казак харкнул ему в харю густой своей кровушкой.
— Вот тебе мой ответ, гниль Баюнская! — гаркнул ему Ермей сквозь выбитые зубы. — Вор твой брат был, Коляда, и подох он как вор. Вор и мошенник, удумавший положенный налог в землю закапывать, а еще и вас, подонков, по подвалам прятать. Взял бы и загрыз бы тебя на этом месте, гнусный кусок дерьма!
Но Коляда только размазал липкую кровь по усам и весело рассмеялся. Не успел Ермей снова разлепить окровавленные губы, как разбойник залихватски вытащил из-за пояса зазубренный тесак и ударил Ермея прямо по лбу. Казак охнул и затрясся — из пробитого черепа фонтаном хлынула кровь.
В тот миг, когда Коляда снова шарахнул тесаком, и голова казака раскрылась словно арбуз, Игриш бессильно сложился пополам. Выворачивало его долго — намного дольше, чем убивали Ермея.
* * *
На ночевку страхолюдины не остановились. Обобрав мертвецов и развесив их обезображенные тела на том же дереве, где чуть раньше казаки собирались вешать мальчишек, разбойники вскочили в седла и тронулись в путь. Мальчишек усадили в седла казачьих лошадей, которых забрали неподалеку, и потащили за собой на поводу.
Когда они оставили поляну, устланную темными холмиками, с неба на них посыпались снежные хлопья, заставив страхолюдин испуганно зашептать молитвы, пару раз осеня лоб Пламенным знаком. У Игриша и вовсе душа в печонки ушла. Снег летом? Что дальше — деревья поскачут за ними как зайцы?
Месили грязь они всю ночь, держась нехоженых троп, то шагом, то подстегивая скакунов легкой рысью. Поездка показалась Игришу непереносимо долгой и тяжелой — он едва не валился из седла от усталости, голода и холода, но не смел вымолвить ни словечка, страшась одной тени своих рогатых пленителей. Ветки секли его по щекам, смахивая слезы и заставляя его жмуриться от боли. Но он молчал.
Из седел страхолюдины повылазили только под утро, и то лишь для того, чтобы наскоро проглотить пустую кашу с хлебом, запить ее горилкой и вновь вскочить на лошадей. Игришу совать в себя пищу было сродни пытке — потом она не раз и не два просилась обратно.
Прожевав скудный завтрак, они снова были в пути, и в очередной раз мальчик глотал слезы не в силах понять, куда его везут и зачем. Но и Милош помалкивал.
Когда они в очередной раз остановились и сползли на землю, Игриш было решил, что им снова придется уныло жевать какую-то жесткую дрянь, но из-за припорошенных снегом кустов внезапно показались какие-то хмурые, бородатые люди в заношенных зипунах и принялись отвязывать казачьих лошадей.
— Наколядовались поди? — встретил их невысокий седоусый мужичок в распахнутом башлыке. Его левую вскинутую бровь и перебитую переносицу пересекал старый шрам, едва разминувшись с глазом. Правой руки у разбойника не было по локоть, пустой рукав он завязывал узлом.
Милош с Игришем проворно спрыгнули на землю, но мужичок не дал им и шага ступить, чтобы размять ноги, затекшие в бесконечной скачке. Осмотрел обоих с головы до пят и вопросительно цыкнул языком:
— Эти хто такие будут?
— У банды Еремеевой отбили пацанов, — кивнул из седла Коляда, сверкнув клыком. — Негодяи хотели вздернуть, сироток. Но мы их самих пощелкали как зайцев.
— Эво как?! — удивился однорукий разбойник. — А чего сам Ермей?
— Голову ему расквасил, старому черту.
— Жалко… А пацанов зачем привез?
— Так они сами к нам в ноженьки — и просют, чтобы их с собой взяли. Не откажешь же? К тому же, считай, благодаря этим поганцам мы шестерых скакунов взяли и оружье!
При этих словах лицо Милоша посветлело — насколько этому позволяли распухшие синяки и кровоподтеки, и он чуть ухмыльнулся:
— Я лошадь вам вез. Только довести не смог… Кречет помешал.
— Кречет — старый лис, — хмыкнул однорукий. — Много из нас кровушки попил. Но лошаденку и я бы тебе увести не дал…
Не успел он договорить, как Милош повернулся спиной и принялся стаскивать с себя рубаху.
— Ох, ты! — засмеялся разбойник при виде его худенькой спины — всей изрезанной бледными, тонкими шрамами. — Какой ты расписной? Это все Кречетова рука?
— И не только…
— Видать, ты знатный шалопай! Близко с Кречетом знаком?
— И даже слишком. Старику постоянно было от меня что-то надо, как будто он мне тятька какой.
— Ты, Берс, проводи их к вашему толстяку. Кто знает, может, они и сгодятся для чего. Не отпускать же их. — Коляда пожал плечами и умчался, оставив мальчишек на попечение своему однорукому товарищу.
На плечо Милоша мигом опустились крепкая рука. Игришу досталась культя в рукаве. Следом обоих, не дав перекинуться ни словечком, повели куда-то по еле заметной тропке. Лошадей к тому времени и след простыл.
«Не отпускать же их», — гремело в ушах Игриша всю дорогу до землянки, сокрытой глубоко в чаще.
* * *
Если бы не столбик дыма, которым пыхтела землянка, Игриш, скорее всего, не заметил бы в буреломе ни частокола, заросшего колючкой, ни вытянутого холма, желтеющего лишаем и напоминающего перевернутую ладью.
За дверью было темно хоть глаз выколи, так что по крутым ступенькам, устланным деревяшками, они спускались практически наощупь. Топилась землянка по-черному, так что от дыма у мальчишек очень быстро заслезились глаза — еще до того, как они привыкли к царившему полумраку и смогли разглядеть хоть что-то, кроме пары огоньков от лучин, скупо освещающих длинный, щербатый стол, заставленный стаканами и бутылками. Немного проморгавшись, Игриш разглядел длинные ряды пустующих полотей и лавок, пропадающих в жаркой тьме.
— Кого это ты там притащил? — заворчали простуженным басом и зашлись в лающем кашле, распугав по углам с десяток воюющих кошачьих хвостов. Игриш почувствовал себя очень неуютно в этой душной берлоге, пропахшей луком и кислым пивом. С превеликим удовольствием он вышел бы на воздух и всласть проблевался той зеленой жижей, которую он выхаркивал, когда Коляда рубил Ермея
