Снова в школу (ЛП) - Чейз Эмма

В конце концов, мы возвращаемся в мою крошечную квартирку с одной спальней. Я скидываю туфли в углу, а Шерил делает доверительное падение на диван.

Брюс расстилает свою спортивную куртку на бежевом ковровом покрытии, а затем ложится на нее, вздыхая.

— Ох! О, — кричит Шерил, забираясь в блузку, чтобы вытащить из лифчика свернутую салфетку. — Смотрите, что у меня есть! Номер Горного Человека!

— Горного человека? — спрашивает Брюс.

— Бармена, — она выдыхает, затем бормочет: — Я собираюсь взобраться на него, как на гору, — Шер заядлая скалолазка в свободное время. — Он может вонзиться в меня в любое время…

Ее голос затихает, и я думаю, что она заснула. Пока Брюс не вырвал бежевую подушку из-под ее головы.

— Эй! Какого черта, чувак? Мне нужна эта подушка.

— У тебя есть диван, Шерил. Если ты получила диван, я получаю подушку, — ворчит Брюс.

— Я не могу лежать ровно после выпивки. Мой кислотный рефлюкс прожжет дыру в моей груди.

И вот как вы узнаете, что вы стары.

— У тебя избирательный кислотный рефлюкс, — возражает Брюс. — Ты вспоминаешь об этом, только когда чего-то хочешь.

— Да пошел ты, Брюси.

Шерил и Брюс похожи на кошку и собаку, выросших в одном доме.

— Успокойтесь, дети. У меня есть запасные подушки и одеяла в шкафу.

Когда все хорошо, легко забыть о законе Мерфи — все, что может пойти не так, пойдет не так. Но именно тогда вам нужно помнить о нем больше всего. Потому что закон Мерфи — это как тихая змея в траве на пикнике. Когда ты повернут спиной, когда ты не ожидаешь его… вот тогда он тянется вверх и вонзает свои клыки в твою левую ягодицу.

Когда я делаю шаг в сторону прихожей, звонит мой телефон. Я пытаюсь достать его из своей захламленной сумочки, но маленький ублюдок прячется, и в итоге мне приходится вывалить всю сумку, забрасывая Брюса случайными конфетами "Тик-Так", которые отскакивают от кофейного столика.

Я смотрю на экран и вижу улыбающееся лицо моей старшей сестры, которая смотрит на меня, а вокруг нее, высунув языки, стоят мои очаровательные племянницы. Я сделала эту фотографию в прошлый День благодарения на озере Тахо, где мои родители, сестра и я сняли домик на время каникул.

Мне не приходит в голову, что она звонит мне в два часа ночи. Я просто отвечаю.

— Привет, Коллин! Что…

Ее слова вылетают в спешке. И я думаю… думаю, что она плачет. Что странно, потому что Коллин никогда не плачет. Моя старшая сестра непоколебима. Крутая. Она родила троих детей естественным путем… ничто ее не тревожит.

Только сейчас что-то определенно потревожило.

— Кол, помедленнее, я не могу тебя понять…

Между моим опьянением и ее икотой я едва могу разобрать ее слова.

— Мама… Папа…машина, а-а-авария.

О Боже. О. Боже. Боже.

Я поворачиваюсь к Брюсу и Шер, мгновенно протрезвев — все мысли о моем продвижении рассеиваются из моего сознания, как туман в утреннем свете. Есть только одна мысль, один фокус.

— Я должна ехать домой.

Глава третья

Кэлли

Оказывается, Коллин не плакала.

Она смеялась.

И двенадцать часов спустя, пока я стою в строгом, белом, освещенном солнцем коридоре, возле палаты моих родителей на шестом этаже Мемориальной больницы Лейксайд… она все еще смеется.

— Ноги? — спрашиваю я врача, надеясь, что ослышалась. — Они сломали ноги?

Я не ослышалась.

— Верно, — доктор Чжэн устало откидывает назад свои темные волосы и поправляет очки, — по одной ноге каждый.

Моя сестра фыркает в свои руки позади меня, звуча как возбужденный гусь.

— Я хочу, чтобы они остались в больнице еще на день или два для наблюдения, однако, учитывая их возраст, ваши родители на удивление здоровы.

Да. Это их пороки сохраняют их молодость.

Мои родители отправили нас с Коллин в католическую школу, но не из-за этого мы росли "хорошими девочками". Это было потому, что ничто из того, что делают твои родители, никогда не может быть крутым. Именно поэтому некоторые модели поведения переходят через поколение. Если у твоих родителей есть татуировки, то татуировки — это не круто. Если у них длинные волосы, то короткая стрижка — это круче. Если они одеваются в топы с завязками и обтягивающие джинсы, монахини становятся твоими иконами моды.

Эпоха расцвета моих родителей пришлась на 70-е годы: дискотеки и брюки-дудочки, Вудсток и психоделические наркотики — они ели все это ложками… буквально. И в их сознании 70-е — это всегда будут 70-е. Рак легких? Это заговор жаждущего денег медицинского истеблишмента (власть имущие, правящие круги, политическая элита) — вперед, зажгите еще одну ментоловую сигарету. Болезнь печени? Она поражает только слабых — налейте мне еще виски с кислинкой. Моногамия? Это противоестественно — где следующая свингерская вечеринка? Да, до того, как мы с сестрой появились на свет, наши родители были свингерами.

По крайней мере, пожалуйста, ради Бога, пусть это будет "были".

Я вытесняю эту мысль из головы и сосредотачиваюсь на том, что говорит доктор Чжэн.

— Учитывая их преклонный возраст, кости будут заживать гораздо дольше. Им потребуется обширная физиотерапия — в течение нескольких месяцев. Я передал Вашей сестре все документы.

Я ошеломленно киваю.

— Хорошо. Спасибо, доктор.

Я поворачиваюсь и смотрю на Коллин, которая прислонила свою белокурую голову к стене.

— Как это вообще произошло? — спрашиваю я.

Моя сестра поднимает руки.

— Как это произошло? Это совсем другая история.

Я вздрагиваю.

— Хочу ли я ее слушать?

— Нет, — она злобно ухмыляется. — Но мне пришлось, так что и тебе придется.

Коллин фиксирует свой взгляд позади меня.

— Райан, ты вернулся. Как раз вовремя.

Я оборачиваюсь и смотрю на него — Райан Дэниелс — полицейский из Лейксайда. Я этого не знала. Он также старший брат моего школьного бойфренда — я практически жила в его доме все те четыре года. Помню, в последний раз я видела его, когда он рано вернулся из колледжа и застал нас с братом, совокупляющихся на диване в гостиной его родителей. Отлично.

Он тепло улыбается мне.

— Привет, Кэлли. Рад тебя видеть.

— Привет, Райан.

Ему сейчас, наверное, тридцать шесть или тридцать семь, но он выглядит почти так же, как я помню — только с новыми легкими морщинками вокруг глаз и несколькими прядями седины в его темных волосах. Но он по-прежнему широкоплечий, высокий и красивый, как и все парни Дэниелс.

— Итак… Я еще раз просмотрел отчет и, простите, но мне придется выписать вашему отцу штраф за аварию. Без этого никак не обойтись. Неосторожное вождение.

Коллин кивает, подавляя хихиканье.

— Все в порядке.

— Это не нормально! — кричит мой отец из больничной палаты. — Я никогда в жизни не получал штрафов, и я не собираюсь платить им сейчас!

Затем он начинает петь "Нахрен полицию" группы NWA.

— Папа! — кричу я. — Прекрати! Мне так жаль, Райан.

— Они накачали их большим количеством обезболивающих, — объясняет Коллин.

Он усмехается.

— Без проблем.

— Нахрен, нахрен, нахрен полицию…

Я сжимаю зубы.

— Откуда он вообще знает эту песню?

— Новый Бьюик, который он купил, был с бесплатной подпиской на спутниковое радио, — говорит моя сестра, — он слушал Urban Yesterday, там вся классика — NWA, Run-DMC… Vanilla Ice.

Мой отец перестает петь и снова переходит на крик.

— Я помню, Райан Дэниелс, как ты блевал в наших кустах роз после того, как выпил этот дерьмовый ликер, который ты принес на шестнадцатилетие Коллин! — затем он делает точную пародию на «Лицо со шрамом», — ты не выпишешь мне ни одного вонючего штрафа.

Розовый румянец ползет по шее Райана.

— Ого. У твоего отца очень хорошая память, — он заходит в палату: — Извините за те кусты роз, миссис Карпентер.

— Ничего страшного, милый, — отзывается хрипловатый голос моей матери, — ты можешь срыгивать в мои кусты в любой день — при условии, что после этого ты придешь в себя.