Лазерный гусь - Дэн Пласкин

подранка. Потом вспышка. И всё. Нет, что-то было ещё. Ах, да! Он сказал, что гусь живой. Точно! Боже мой! Неужели эксперимент начал развиваться по другому алгоритму? В своих прежних расчетах Борька рассчитывал только на мертвую птицу, да и присутствие человека в луче лазера никак не входило в его планы. Запустить лазер в условиях лаборатории он не решился. А тут вот Вася пригласил на охоту. Это был удобный случай без лишних свидетелей попробовать, а что же получилось. А уже потом спокойненько в кабинете описать, что произошло.

– Я же совсем забыл про камеру! – вдруг воскликнул Боря Сыроедов и побежал к машине. Камеру он догадался прикрепить подальше, к багажнику на крышу. Камера была не суперсовременная, с мини кассетой. Пальцы дрожа нажимали на кнопки. Наконец, он нашел нужный момент. Вот Васька держит гуся. Вот Борька стоит с тетрадкой. Вот генератор повысил обороты. Вот вспышка.

– Ого! Какая яркая! – невольно удивился Борька.

Дальше на экране Борька наблюдал только хаотичную рябь, указывающую на то, что на камеру влияли большие электромагнитные помехи. Помехи длились около одной минуты, но камера продолжала снимать. Затем картинка вернулась и Сыроедов увидел, как что-то промелькнуло уже на самом краешке кадра и всё. Много раз он возвращался к этому месту на пленке, но ничего путного рассмотреть не мог. Борька отложил изучение плёнки на потом, а сам направился к месту, где промелькнуло это что-то. Там ничего не было. Тогда он стал двигаться в предполагаемую сторону движения этого объекта и на глаза стали попадаться интересные находки. Ботинки, брюки, куртка. Всё это лежало ровно в том направлении, куда уже бегал Борька за замеченным с машины гусем.

– Ба! Да это же всё Васькино! – в полнейшем изумлении воскликнул он. – Но как же я не заметил всего этого? Эх, совсем рассеянный с улицы Бассейной, – добавил он, досадуя на себя. – Ладно, не важно, когда заметил. Ни на что это не влияет. Зато я знаю точно, что случилось нечто науке малоизвестное.

Солнце уже село за горизонт. Фонарь, подключенный к автомобильному аккумулятору, давал достаточное освещение. Борька всё ещё сидел на складном стульчике за столом и что-то писал и писал. Наконец, он оторвался от писанины и откинулся на спинку.

– Ну, что, Чукча, обмозгуем? – обратился он к безмолвному истуканчику, стоявшему на столе. – Работы предстоит много.

Пузатый Пеликен ничего не ответил. Он весело смотрел на Борьку узкими глазками из-под далеко вперед выступающих бровей. Рядом с этой немой статуэткой Сыроедов никогда не чувствовал себя одним. Разговаривать вслух было неотделимым его качеством. Особенно когда рядом есть такой собеседник, который никогда не перебивает, не спорит и всегда улыбается. Борька машинально взял его в ладонь, зажал в кулаке и начал поглаживать по животу.

Борькины размышления сводились только к одному результату. Как это ни было невозможным, но, тем не менее, это произошло. Борька не был уверен наверняка, но вычисления приводили к тому, что его друг Василий не просто исчез, а, как бы это проще сказать, превратился, что ли, в кого-то. И, скорее всего, в гуся. Это новое чудо двадцать первого века предстояло теперь объяснить. Что сейчас происходит с лучшим другом Васькой Волковым, и где он находится, тоже нужно выяснить.

Где-то вдалеке бухнули охотничьи выстрелы. От этих звуков Борька встрепенулся, плотно сжал в кулаке Пеликена. Его мысли потекли в другое русло. "Так! В сторону науку. У меня друг в беде!" – сказал он мысленно сам себе. – "Вот о чем надо думать!"

Если тот гусь, которого он не догнал и есть Васька, а судя по неестественному поведению это он и есть, то самое правильное будет дождаться его здесь. Потом в условиях лаборатории всё попытаться вернуть назад.

– Нет! Не попытаться, а именно вернуть! – уже вслух твёрдо произнёс Сыроедов.

Размышления продолжились:

Я даже понятия не имею, как у него сейчас работает мозг. Если он потерял больше половины человеческого мышления, то дела плохи. Значит, этот вариант вообще не рассматриваем. Тогда остается допустить, что он мыслит, как прежде. В таком случае, он непременно захочет вернуться. Но только что услышанные выстрелы навевали тревожные мысли. Опять же, если вдруг случилось непоправимое, то ничего уже тут не поделаешь. Поэтому снова отбрасываем и думаем, как ему помочь. Сначала подождем его в лагере. Хотя бы пару дней. Ведь если он мыслит как человек, то и поесть захочет человеческой пищи. Так рассуждал Борька.

Он прождал два дня. Васька не объявился. Весь прошедший день Борька провёл в новых вычислениях и исследованиях. Он полагал, что только усердная работа вернёт ему друга. А как же иначе? Если наука Ваську превратила в кого-то, то наука же и вернет его в прежний вид. С самого утра, как только рассвело, Борька забрался на багажник, прикрепленный к крыше внедорожника и рассматривал горизонт. Полчаса наблюдений привели к мысли, что нет смысла задерживаться дольше. Если бы Васька смог, он бы вернулся еще вчера. Нужно полагать, что его задержали веские обстоятельства. Кроме того, дальше вычислять уже было нечего. Нужно ставить эксперименты. А подготовиться к ним можно только в условиях лаборатории.

Он слез с машины, свернул всё лагерное хозяйство. Один из ящиков подготовил специально для подранка. Подранок чувствовал себя хорошо. А чтобы тот не вздумал убежать, привязал его за лапу. Как это не печально для птицы, но гуменника предстоит тщательно изучить.

Теперь осталось продумать знак, который бы однозначно подсказал Ваське, на случай его возвращения, что о нём помнят. Со знаком Борька провозился до полудня. Это оказалось задачей не из легких. Ведь нужно было придумать такой, чтобы он был заметен с высоты птичьего полета. А еще, чтобы люди, случайно наткнувшись, не смогли серьезно его испортить.

– Мы, конечно, не эвенки, – сказал Борька, обращаясь к своей статуэтке, – Но я думаю, Васька сообразит, что я хотел этим сказать.

Борька собрал инструмент, погрузился в машину и отправился в путь на машине своего друга.

***

Я проснулся от хлопанья крыльев и гогота. Уже совсем рассвело. Стоял ветреный пасмурный день. Снег подо мною растаял вплоть до земли. Я оглядел себя, в моём облике ничего не изменилось, я по-прежнему оставался гусем. Вокруг меня тоже были гуси. Когда я спал, стая голов в сто прилетела на озеро. Они щипали траву на проталинах, некоторые плавали и, опустив глубоко под воду голову, что-то доставали. Часть гусей расселась на берегу и сосредоточенно копалась клювами в своих перьях. Иногда они, встав в полный рост, раскрывали крылья и