Не под своей звездой - Светлана Михайлова

Глава 5

Я надела наушники и поняла, что они не работают. Точнее одно ухо играло, а другое кряхтело и кашляло. На всю маршрутку пел шансон; водитель залихватски объезжал ямы на дороге, отчего на зеркале заднего вида как будто в такт музыке раскачивался ароматизатор. Два человека ехали стоя, хотя в маленькой газеле это неудобно и даже унизительно: стоишь нагнувшись, держаться не за что, смотреть можно только в пол, а в случае резкого торможения ты стремительно летишь кому-нибудь на ручки. Сама так ездила.

Поскольку наушники не работали, мне пришлось вместе со всеми слушать Михаила Круга. Вдруг до меня дотронулась чья-то рука.

«Привет! Домой?» — спросила меня девушка в плюшевом пальтишке, сидящая напротив. «Привет. Домой. А ты?» — я поникла от мысли, что нам вместе ехать и разговаривать.

Разговор получился натужным. Это была девушка моего брата, которая уже три месяца жила с нами. Она мне не нравилась. Раздражала и вызывала брезгливость. Я терпеть не могла её голос и манеру говорить, её наивное любопытство и желание засунуть нос не в своё дело. Я знала, что она втихаря пользуется моими вещами и бесцеремонно таскает продукты с моей полки в холодильнике.

Брата всегда любили девчонки. Я не помню дня, чтобы он был одинок. Даже в самые тёмные времена кто-то ждал его звонка. Он умел нравится: неконфликтный, весёлый, добрый. Внешне привлекательный. У него были огромные серые глаза, а один — с детства немного косой — кокетливо убегал в сторону, чем ещё больше притягивал девичье любопытство. Прямой нос, красивая улыбка, блестящие волосы. А ещё он с ранних лет занимался спортом, что сформировало его выносливое тело и уверенную, хотя немного развязную походку.

Была у него однажды красавица. Девушка с редким быстрым умом, всегда готовая выдать шуточку или уколоть ядовитой фразой. Она могла за одну минуту стать лучшей подругой, подарив один только комплимент. Он любил её безумно, а потом страдал, запивая горечь расставания поцелуями других девчонок.

Потом была девочка из интеллигентной семьи. В целомудренной белой блузке с кружевным воротничком. Он разбил ей сердце, а заодно и мне, потому что мы успели с ней подружиться.

Оказалось, что от неё он ушёл к разбитной хабалке. У нас с ней было необычное знакомство. Перед тем, как впервые увидеться, мы передавали друг другу приветы через брата. И вот однажды я решила пригласить её в театр, а потом пойти попить кофе. Меня встретила короткостриженная невероятной красоты девушка, с огромным разрезом на облегающем трикотажном чёрном платье, из которого выглядывало стройное бедро с татуировкой. Уже сидя на зрительных местах, я попросила показать, что за надпись красуется на её ноге. Она отвела с ноги платье, и я прочитала: «слон». «С малых Лет Одни Несчастья», — перевела новая девушка моего брата. После антракта мы сбежали из театра и пошли в бар, где работала её мама. Мама дала ей деньги на сигареты и купила нам по коктейлю. Помню, как сидя за коктейлем, девушка призналась мне, что подумала, что я чокнутая, раз пригласила её в театр. Оказалась нормальная.

А теперь вот она.

Она учится в техникуме на повара, носит на ногах синяки, а в ушах серёжки в виде кошечек. У нее рыжая копна волос, которая щедро одаривает наш дом оранжевыми клубками.

Несмотря на юный возраст, она оказалась опытной женщиной, о чём радостно мне рассказывала. По началу у меня вызывали жалость её синяки, дешёвый парфюм и неопрятная сероватая пижама. А потом я уже откровенно раздражалась на обманчивую с кусками грубой лести попытку со мной подружится. Она извивалась, как змея, в своих попытках сблизиться со мной: спрашивала про учёбу, просила разрешения взять мою косметику, сплетничала про их с братом отношения и, конечно, спрашивала про мою личную жизнь.

В тот день мы шли с ней с остановки, и я поняла, что не хочу домой. В моём доме живёт чужая женщина, неприятный для меня человек. Я по-честному старалась принять выбор моего брата, но у меня ничего не получилось. Я сдалась.

Брат готовил обед. На плите весело постреливала жареная картошка, в ковше варились четыре сосиски: две для него, две для неё. Он удивился, когда мы вошли вместе.

— Привет, подружки, — с явной издёвкой произнёс он, открывая бутылку пива. — Малыш, пойдём поедим.

— Слушай, можно тебя на пару слов? — меня разрывало от желания поговорить. — Или лучше после обеда?

— Говори, — отрезал брат.

— Мне не нравится, как я живу, — начала я осторожно, когда девушка удалилась мыть руки.

— Мне грустно это слышать, — сказал он и отхлебнул пиво.

— Это из-за неё… — я зашла в вольер с тигром.

— Твои проблемы, — ещё один глоток из стакана.

— Конечно, мои. Это и мой дом тоже! — я показала тигру палку.

— А это — моя женщина! И она со мной живёт, — тигр увидел палку и разозлился.

— Я хочу, чтобы мы жили раздельно. Раз-дель-но! — палка опустилась тигру на голову, отчего в его глазах заплясала ярость.

— Ну так вали отсюда!!! — крикнул он так громко, что из ванной высунулась рыжая копна узнать, что случилось.

Всё-таки надо было поговорить после обеда.

Когда на кухне стих стук вилок о тарелки, а тапки девушки прошлёпали в комнату, я пришла с новой попыткой.

— Можно я скажу? Не перебивай, пожалуйста. Мы живём с тобой, как соседи. У вас с ней своя жизнь, у меня — своя. И всё вроде нормально, мы не ругаемся, мирно делим холодильник, но каждый из нас чувствует неудобство. Согласен? Это как слушать музыку с одним сломанным наушником: вроде всё слышно, но слушать не хочется… Кто-то лишний. Или я, или она. Мы можем и дальше делать вид, что всем приятно завтракать по утрам за одним столом, или я могу продолжать молча терпеть ваши шумные свидания, или ты будешь вынужден каждый раз занимать чью-то сторону… слушай, кто-то должен уйти.

— Уходи.

И я ушла.

Глава 6

Я ушла из школы после обеда.

Во втором классе мне доверили ключ от квартиры, так что я могла самостоятельно возвращаться домой. Школа была рядом домом, минут семь быстрой ходьбы.

Когда домой не хотелось (а такое случалось нередко), я шла гулять в небольшой скверик, где росли молодые деревья. Бывало приду навестить своих белоствольных друзей, а они стоят по колено в воде — снег растаял, а уходить не хочет. Тогда