Джек Ричер, или Дело - Ли Чайлд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну а что они говорят? Дженис Мэй Чапман убил кто-то из армейских рейнджеров?
— Сомневаюсь, — покачал головой Гарбер. — Возможно, это дело рук какого-то спустившегося с гор дикаря.
— В Миссисипи еще водятся дикари? И там, что, есть горы?
— Значит, это лесной дикарь. Деревьев-то там полно.
— Как бы там ни было, но с какой стати мы вообще говорим об этом?
Перед тем как ответить, Гарбер встал, вышел из-за письменного стола, пересек комнату и плотно запер дверь. Он был старше меня и намного ниже, но в ширину мы казались почти одинаковыми. И он был встревожен. Гарбер не часто держал дверь своего кабинета закрытой и редко мог выдержать дольше пяти минут без того, чтобы не обрушить на какого-нибудь несчастного короткую проповедь, или афоризм, или лозунг, которые он обычно выражал в форме, максимально легкой для запоминания. Он вернулся к столу и снова сел в кресло, при этом подушка, лежащая на сиденье, издала легкое шипение, выпуская из себя воздух. Удобно расположив свое тело, он спросил:
— Ты когда-нибудь слышал о месте, которое называют Косово?
— Это на Балканах, — ответил я. — Типа Сербии и Хорватии.
— Там назревает война. Очевидно, нам предстоит попытаться ее остановить. Очевидно, нам это не удастся, и дело кончится тем, что мы начнем своими бомбардировками вытрясать дерьмо то из одной воюющей стороны, то из другой.
— Понятно, — согласился я. — Всегда хорошо иметь в запасе план Б.
— Сербохорватский узел — это просто бедствие. Подобное Руанде. Полный тупик. И это двадцатый век, о господи!
— Как мне кажется, это дело вполне в духе двадцатого века.
— Думаю, сейчас все должно быть иначе.
— Могу дать совет: надо дождаться двадцать первого века.
— Мы не собираемся ничего дожидаться. Мы попытаемся сделать Косово сейчас.
— Ну что ж, тогда желаю успехов. Только не обращайтесь ко мне за помощью. Я всего лишь полицейский.
— Да у нас и так людей хватит. Работать вахтовым методом: туда-сюда…
— И кто это? — спросил я.
— Миротворцы, — ответил Гарбер.
— Какие? Из ООН?
— Не совсем. Только наши парни.
— Я и не знал об этом.
— Ты не знал, потому что вообще никто не должен знать об этом.
— И на сколько все это может затянуться?
— На двенадцать месяцев.
— Нам предстоит скрытное развертывание сухопутных сил на Балканах и обеспечение их пребывания там в течение целого года?
— Это вовсе не такая масштабная операция, — пожав плечами, ответил Гарбер. — Скорее что-то типа рекогносцировки — по крайней мере, вначале. На тот случай, если позднее что-то произойдет. Но в основном все делается для того, чтобы погасить конфликт. В том регионе действует масса враждебных друг другу политических группировок. Если кто-то вдруг спросит, мы всегда сможем сказать, что нас пригласил один из этих парней. При этом каждый думает, что нас поддерживает его соперник. Это играет роль сдерживающего средства.
— И кого же мы пошлем? — спросил я.
— Армейских рейнджеров, — ответил Гарбер.
Гарбер рассказал мне, что Форт-Келхэм на законном основании все еще действовал как курсы подготовки рейнджеров, но в дополнение к этому на его территории размещались два полнокомплектных батальона — имеющих кодовые названия батальон «Альфа» и батальон «Браво», — состоящие из уже подготовленных рейнджеров, тщательно отобранных из состава 75-го полка, которые секретно действовали в Косово на основе ежемесячной ротации. Относительная изолированность Келхэма делала его месторасположение превосходным с точки зрения сохранения секретности. Нет, дело не в том, сказал Гарбер, что мы действительно чувствуем необходимость скрывать что-то. В этом деле участвует очень немного людей, к тому же это гуманитарная миссия, выполняемая из самых чистых побуждений. Но Вашингтон есть Вашингтон, и о некоторых делах лучше помалкивать.
— В Картер-Кроссинге есть отделение полиции? — спросил я.
— Да, есть, — ответил Гарбер.
— Тогда я предложил бы вот что. Их уголовные расследования никогда не достигают цели, потому что они постоянно заняты только тем, что собираются на рыбалку. А сейчас они хотят внести некоторых служащих Келхэма в свой список подозреваемых.
— Да, это так, — согласился Гарбер.
— В том числе и людей из батальона «Альфа» и батальона «Браво».
— Да, — подтвердил Гарбер.
— И они хотят допросить их по полной.
— Да.
— Но мы не можем допустить, чтобы они задавали кому-либо из них вопросы, потому что мы должны сохранить в тайне все прибытия и убытия этих людей.
— Верно.
— У них есть достаточные основания?
Я надеялся на то, что Гарбер ответит «нет», но вместо этого он произнес:
— Косвенные и весьма шаткие.
— Шаткие? — переспросил я.
— Не повезло со временем. Дженис Мэй Чапман была убита через три дня после того, как батальон «Браво» вернулся после последнего месячного пребывания в Косово. Они прилетели непосредственно оттуда. В Келхэме есть посадочная полоса. Я же тебе говорил, там большое хозяйство. В целях сохранения секретности они приземлились в темноте. После этого вернувшийся батальон первые два дня находился в изоляции и получал инструкции относительно неразглашения секретной информации, касающейся их миссии.
— Ну а потом?
— Ну а потом, на третий день после возвращения, батальон получил недельный отпуск.
— И все они двинулись в город.
— Все до единого.
— Заполнив Мейн-стрит и прилегающие кварталы.
— Там, где расположены бары.
— А в этих барах они встречались с местными женщинами.
— Как обычно.
— И Дженис Мэй Чапман была местной женщиной.
— И, как говорят, относилась к этим парням по-дружески.
— Ужасно, — покачал головой я.
— Она была изнасилована и покалечена, — грустно добавил Гарбер.
— Как именно?
— Я об этом не спрашивал. Я не хочу об этом знать. Ей было двадцать семь лет. Джоди ведь тоже двадцать семь.
Джоди — его единственная дочь. Его единственное дитя. Самое любимое существо на свете.
— Как она? — спросил я.
— В полном порядке.
— А где она сейчас?
— Она адвокат, — ответил он, как будто я задал вопрос о том, кем она работает, а не где сейчас живет. Затем, повернувшись ко мне, спросил: — А как твой брат?
— С ним, насколько мне известно, тоже все в порядке, — ответил я.
— Он все еще в Министерстве финансов?
— Насколько мне известно, да.
— Он был хорошим человеком, — задумчиво произнес Гарбер, словно уйти из армии было для него все равно что умереть.
Я промолчал.
— Так что ты намерен предпринять там, в Миссисипи?
Это было, если помните, в 1997 году. И я ответил:
— Мы не можем исключить из дела местное отделение полиции. Ни под каким видом. Но мы также не можем взять на себя проведение каких-либо экспертиз и не можем воспользоваться имеющимися в их распоряжении ресурсами. Поэтому надо предложить им помощь. Мы должны направить кого-то к ним. Мы можем выполнить любые работы на базе. Если это дело рук кого-нибудь из келхэмских парней, мы поднесем им его на блюде, как того требует правосудие, но мы сможем сохранить в тайне то, что обязаны сохранять.
— Не так все просто, — подумав, сказал Гарбер. — Ситуация ухудшается.
— Каким образом?
— Командир батальона «Браво» — парень по имени Рид Райли. Ты его знаешь?
— Это имя я слышал так же часто, как звон колокола.
— В этом нет ничего удивительного. Его отец Карлтон Райли.
— Вот черт, — вырвалось у меня.
Гарбер согласно кивнул.
— Сенатор. Председатель Сенатской комиссии по делам Вооруженных сил. Он может стать для нас лучшим другом или злейшим врагом, в зависимости от того, в какую сторону подует ветер. А ты ведь знаешь, каково иметь дело с такими парнями. То, что его сын служит капитаном в пехоте, приносит ему миллион голосов. А если его сын к тому же еще и герой, то число голосов удваивается. Я даже не хочу и думать о том, что случится, если один из молодых парней батальона Райли окажется убийцей.
— Нам надо сейчас же послать кого-то в Келхэм.
— Вот для этого мы с тобой и встретились.
— Когда, по-твоему, я должен быть там?
— Я не хочу посылать тебя туда, — ответил Гарбер.
Глава 05
Гарбер сказал мне, что, думая о том, кому поручить работу в Келхэме, остановил свой выбор не на мне, а на только что произведенном в майоры военной полиции Данкане Мунро. Выходец из семьи военных, «Серебряная звезда», «Пурпурное сердце» и так далее и тому подобное. Он только что завершил какую-то важную работу в Корее и в настоящее время выполнял что-то особо значительное в Германии. Он был моложе меня на пять лет и, как я слышал, сейчас был в точности тем, кем я сам пять лет назад. Мы с ним никогда не встречались.