Окончательная реальность - Вильгельм Зон

Но куда удивительнее было другое: как раз в те длинные осенние вечера я зачитывался романом «Тихий Дон».

Слушая Лиины рассказы и перечитывая запрещенную книгу, я находил все больше параллелей в судьбах Мелехова – главного героя «Тихого Дона», и Ермакова – деда моей невесты.

Абрам Ермаков родился в 1891 году неподалеку от крупной станицы Вешенской на хуторе то ли Антиповском, то ли Антиповка. Воевал. На германском фронте заслужил полный бант Георгиевских крестов. Когда империя посыпалась, был избран в ревком, но вскоре примкнул к белым. Отличался свирепостью, но не зверствами, во всяком случае, казаки его сотни в расстрелах красных почти не участвовали. Командовал полком, а потом и повстанческой дивизией. Сдался коммунистам в Новороссийске. Оказался в Первой конной. Там начинал командиром эскадрона, потом снова командовал полком. Буденный, считавший его рубакой не хуже усача Городовикова, наградил Абрама именной серебряной шашкой, которую изъяли еще в двадцатые, а вот наградные часы в доме остались. В 23-м, почти сразу после демобилизации из Красной Армии, его арестовали по обвинению в организации Верхнедонского восстания 19-го года. Вроде бы всплыли какие-то факты, будто он в жестокой кавалерийской атаке собственной рукой изрубил чуть ли не два десятка красных матросов. Провел в тюрьме почти три года, но был отпущен, а в 27-м арестован вновь и пропал на долгие годы. Родные считали, что его расстреляли, но в 44-м Ермаков неожиданно появился в Москве и получил небольшой пост в администрации Каминского. Большой не большой, а квартиру рядом с Собачьей площадкой, что в арбатских переулках, дали. Он забрал из приюта уже повзрослевшего сына Мишку и вскоре направил его в Хреновое[1] обучаться мастерству наездника. В 49-м Ермакова назначили директором Московского ипподрома, а в 58-м проводили на пенсию; потом сломали старый дом, и он переехал в новостройку. Жить ему оставалось недолго. Лия получила завещанную дедом квартиру в день совершеннолетия, летом 1964-го. Когда на страницах романа появился некто Харлампий Ермаков, я уже не мог удивляться тихо.

– Ты читала «Тихий Дон»?! – воскликнул я как-то, лежа на диване. – Удивительно, но, похоже, здесь описана история твоего деда. У него были братья?

– Вроде был, но погиб. Не знаю точно, дед не любил говорить о молодости.

– Все это очень странно. В книге имеется второстепенный персонаж по фамилии Ермаков, но все, что ты рассказывала о деде, происходит с главным героем Мелеховым. Классический литературный прием – включение реального прототипа во второй план повествования. Дед не рассказывал о знакомстве с Шолоховым?

– Кто это?

– Советский писатель. Ты что, не знаешь?

– Откуда? В школе Шолохова не проходят. Тоже мне, знаток нашелся.

Лия смешно надулась.

– Ну не обижайся. Я тебе дам почитать потом, если захочешь. Значит, с Шолоховым дед знаком не был?

– Да не знаю я! Хочешь, спроси у папы. Познакомиться с родителями невесты следовало давно.

Ранним воскресным утром мы с Лией подошли к шикарному подъезду престижной шпееровской двенадцатиэтажки, выстроенной буквально в нескольких метрах от поля Центрального московского ипподрома. Украшенный мозаикой на лошадиные темы холл жилищного кооператива работников ЦМИ производил самое благоприятное впечатление. Не было сомнений, что здесь проживают люди солидные. Приземистый служитель с выпученными глазами и надписью на форменной куртке «ЧОП 600 секунд» бросился навстречу чуть ли не с распростертыми объятиями.

– Лия Михайловна, добро пожаловать. Михаил Абрамович ожидают-с. Прошу, будьте любезны, – тараторил он, сопровождая нас от входной двери к лифту. Роскошный немецкий лифт лязгнул сетчатой дверью и поехал на девятый этаж. Квартира Лииных родителей впечатляла. Совсем не огромная, но с потрясающим видом прямо на дорожку, по которой туда-сюда бегали лошадки, запряженные в красивые коляски. Яркое утреннее ноябрьское солнце делало зрелище уже залитого льдом ипподрома нереально красивым.

– Папа, мама, разрешите представить. Вильгельм.

– Наслышан, наслышан, – приятным баритоном произнес мастер-наездник международного класса Михаил Абрамович Ермаков, хозяин 14-го тренотделения, а попросту 14-й конюшни Московского ипподрома. Он протянул мне руку, невысокий, коренастый мужик с темными кудрявыми волосами и окладистой бородой. Я поздоровался с отцом и во все глаза смотрел на мать. Слава Богу, Лия пошла в нее. Прибалтийская красавица, секс-символ ипподрома, наездник 1-й категории Гунта Ермакова.

– Проходите к столу, позавтракаем вместе, – лучезарно улыбнулась Гунта Яновна. – Времени не так много, во втором заезде я выступаю на Новаторе.

– Какие шансы? – со знанием дела осведомилась Лия, намазывая на хлеб икру.

– Еду на первое, но могу проиграть Тарасову, сзади в шансах Кочеток и Липатников. Крейдин не поедет.

– Сколько дадут?

– Разыграют Крейдина и Тарасова. Меня тоже играют всегда. Любят! Липатников темный. Если обыграю Тарасова, без Крейдина, дадут рублей семьдесят. Я растерянно слушал странный разговор, постепенно начиная понимать причину необычного для Западной Москвы достатка этого дома.

– Лия, а может, мы зайдем на ипподром, сделаем пару ставок? – решился я предложить.

– Лии нельзя играть, ее все знают. – Михаил Абрамович отправил в рот кусочек белорыбицы. – А вот вам, пожалуй, я программку распишу. День сегодня рядовой, крупных призов не будет, можете и сыграть по маленькой, глядишь, стипендию удвоите.

– Я учусь на вечернем и получаю зарплату на работе, – гордо уточнил я.

– Лия у нас тоже девочка самостоятельная. Рвется на мехмат и всё тут. В Тимирязевку к Ползуновой я бы ее давно устроил. Не хочет. Подавай ей математику. Зачем тебе математика-то?

– Ну папа!

– Ладно, ладно. А если не поступишь, так и будешь пробирки мыть в своей лаборатории?

– Поступлю.

Лия раскрыла программку, испещренную синими карандашными пометками.

– Смотри, пойдешь ко второму заезду. В кассе купи билет за рубль двадцать. Вход по центру. Направо не ходи, билет три рубля стоит, и собираются там серьезные люди, незачем тебе светиться в трехрублевой. Ставки будешь делать в крайнем левом зале. Это зона за шестьдесят копеек. Из «рубль двадцать» пропускают свободно.

– Почему ставки нужно делать там? Мне нравился наш заговорщицкий, приглушенный разговор.

– Там голодранцы собираются, у них денег нет. Если кто тебя и вычислит, зарядить твою ставку на крупную сумму не сможет. Но все равно, ставь перед самым заездом. Только смотри, не опоздай, иногда там очереди бывают длинные. Я кивал, предстоящее приключение все больше интересовало меня.

– Итак, второй заезд. Сыграешь тройной экспресс. Понял?

– Понял.

– Три лошади в порядке прихода на финиш. Не перепутай. Для тройного отдельные кассы. Таблички красные. Запоминаешь?

– Ты меня за дурака, что ли, держишь? Запоминаю. Дальше что?

– Сыграешь маму на первое – пятый, восьмой, девятый – сзади, в системе. Так и скажешь: «В системе». Или можешь сказать: «Между собой».

– Что это значит?

– Ну, главное, чтобы мама выиграла, а остальные на втором – третьем месте и всё, доехали. Ставить будешь по десять рублей в комбинацию. Так, дальше… Четвертый заезд. Оленевод не едет. Когда лошади выйдут на парад, смотри в оба, если восьмой ногу свесит, ставишь в паре, зеленая табличка, сто рублей в лоб – восемь, два.

Лия листала программку.

– Так, седьмой заезд. Весталку через третьего со всеми по пять рублей. Одиннадцатый заезд дядя Ваня Попельнуха на первое, Хирга на второе, папа никуда…

Я вышел на улицу. Морозец крепчал. Купив указанный билет, я поднялся на трибуны. Приподнятое настроение и какое-то сказочное волнение охватили меня. Толпа гудела. Необычное для мрачноватой Москвы ощущение праздника витало в воздухе. Грянул бравурный марш. Бодрый голос диктора раздался из громкоговорителя: – Представляем участников второго заезда. Номер первый Удачный трюк – мастер-наездник Крейдин. Номер второй Новатор – наездник 1-й категории Ермакова…

Я бросился к кассам. Встав в хвост очереди, огляделся. Публика в «копеечном» зале действительно была скромной. В основном пожилые, в обтрепанных пальто, люди. Попадались и средних лет неудачники, не утратившие последних надежд сорвать куш.

Подошла моя очередь, я нагнулся к окошку и, как меня учила Лия, произнес:

– По десять рублей – второй на первое, пятый, восьмой, девятый сзади в системе.

Кассирша выбила чек, я сунул ей шестьдесят рублей. Внимательно изучил полученный билет и зашагал к трибунам. Кто-то из очереди оглянулся – ставка была крупной.

Гонг, старт дан. Я расположился удобно, ничего, кроме собственного волнения, не мешало наблюдать за заездом. «Бег повел Удачный трюк, на втором месте Заступ, на третьем месте Реалист, четверть пройдена за тридцать четыре и пять десятых секунды», – голос диктора звучал громко. Где же Новатор? «Бег ведет Удачный трюк, тут же Заступ, на третье место вышла Тальянка, на четвертом Новатор, четверть пройдена за тридцать три и восемь десятых секунды». Вдруг что-то случилось, ипподром почему-то ахнул и засуетился. «Сбоил Удачный трюк, на первое место вышел Заступ, тут же Реалист, на третьем месте Новатор».